Лиззи выполнила ее просьбу — дала объявление о продаже дома. Один человек заинтересовался. Так что скоро у Джесс не будет своего дома. Ее это нисколько не огорчало, наоборот, приятно кружило голову, как не слишком крепкий напиток. Если Бетт выкарабкается, а у Роба, Лиззи, Сока и Джеймса все будет в порядке, то больше ей ничего не нужно.

— У меня есть армейская походная кровать — кусок брезента на деревянных козлах. Страшно неудобная штука.

— Неважно. Я могу спать где угодно.

(К ней вернулась прежняя способность находить утешение во сне.)

Бетт недоверчиво покачала головой и рассмеялась.

— Я так рада, что ты приехала! Не уезжай больше так далеко!

— Ни в коем случае.

— Судебное заседание, — сказал в телефонном разговоре Майкл Блейк, — ориентировочно намечено на начало июля. Не могли бы вы написать или сказать Робу по телефону, что, если он явится добровольно и до начала судебного процесса, это будет принято во внимание? Его все равно найдут.

— Хорошо, — ответила она таким тоном, словно давала понять, что не берет на себя никаких обязательств. Она не имеет права влиять на решение Роба. Но вечером, когда он должен был вернуться с работы, позвонила в Италию. После долгого ожидания ответила хозяйка. Сражаясь со своим скудным запасом итальянских слов и глухотой хозяйки, Джесс объяснила, что ей нужен Роб.

— Ah, si. Ma il signor e partito.

— Partito? Quando?

— Questo mattino, signora. Di buon'ora[5].

— Понятно. Спасибо. Grazie.

Уехал. С утра пораньше. Джесс представила себе, как он отбывает в неведомую даль — подальше от судов и полиции, от Майкла Блейка и от нее. От всего несчастливого прошлого. В новое место. Грусть разлуки уравновесилась радостью от того, что Роб в безопасности.

Толпа пассажиров, только что сошедших с борта воздушного лайнера, несла Роба узкими и запутанными коридорами аэропорта. Подобно Джесс, он нес всего один небольшой чемодан. Ноги путались в густом ворсе ковровой дорожки; на одежде накапливалось и пощипывало статическое электричество, но он упрямо шел вперед.

Наконец они достигли иммиграционного зала, и пассажиры выстроились в несколько очередей к разным окошкам. Роб встал в хвост ближайшей очереди. Он старался ни о чем не думать, но мысли встречными валами захлестывали мозг; под кожей бурлил адреналин. Он говорил себе, что не собирается оказывать сопротивление или спасаться бегством — пусть будет что будет.

Подошла его очередь.

Он протянул свой паспорт и подождал, пока офицер иммиграционной службы проверял его имя и сличал его с фотографией. Роб коротко постригся, и теперь у него был жесткий рыжеватый ежик. Но и без бронзовых кудрей его лицо было невозможно не узнать. Офицер захлопнул паспорт и прикрыл ладонью.

— Отойдите, пожалуйста, в сторону.

Он сказал несколько слов в телефонную трубку. Тут же из-за зеркального экрана появились двое в форме и, метнувшись к Робу, взяли его под руки. Он послушно позволил себя увести под любопытными взглядами пассажиров в аэропорту Хитроу.

В камере предварительного заключения было четыре полки — две нижних и две верхних. Нижняя полка с левой стороны была свободна; на верхней лежал какой-то субъект, с головой укрывшийся одеялом. На нижней полке справа сидели два азиата; оба были небриты; лица при неоновых лампах дневного света казались почерневшими от усталости. Офицер снял с Роба наручники и кивком указал на свободные нары. Роб послушно сел, потирая запястья. В камере пахло потом, черствым хлебом и экскрементами. Поглазев на него, азиаты возобновили свой разговор.

Было десять часов вечера. Роб лег на спину и повернулся лицом к стене. Она была выкрашена в зеленый цвет и кое-где отсырела. Ни тебе островов, ни континентов. Роб закрыл глаза. Как ни странно, страха не было. Его поместили в камеру предварительного заключения неподалеку от Хитроу. Майкл Блейк объяснил по телефону, что будет повторно просить, чтобы Роба отпустили на поруки, но ему наверняка откажут.

Мужчина на верхней полке захрапел — сначала тихо, потом все громче. Тюрьма оказалась в точности такой, какой Роб ее представлял, ничуть не хуже. Хотя, возможно, худшее — впереди. Но пока что все было вполне терпимо. После отъезда Джесс он прожил в Италии неделю, но с самого начала понял, что без нее это не имеет смысла. У него также не было желания мотаться по свету вдали от родных мест — то есть изведать еще большее одиночество.

Прошедшие месяцы научили его избегать одиночества. Он вернулся в Англию, потому что, каков бы ни был судебный приговор, это лучше, чем самому обречь себя на изоляцию.

Роб думал о Джесс, о Бетт с Дэнни, о Зое и Кэт. И наконец уснул.

В преддверии суда к Робу стали допускать посетителей. Джесс пришла при первой возможности. Они сидели друг напротив друга за деревянным столом, взявшись за руки.

— Зачем ты вернулся? Я думала, ты уедешь куда-нибудь подальше, чтобы начать новую жизнь.

К ее удивлению, Роб рассмеялся. Похоже, все его страхи улетучились.

— Я думал об этом. Подсчитал деньги и начал прикидывать, куда бы податься, но у меня было такое ощущение, словно речь идет о ком-то другом. Как в кино. В конце концов я понял: человеку не дано начать с чистого листа. Можно лишь продолжать вести ту жизнь, которая сложилась — так или иначе. Стартовать оттуда, где стоишь. В общем, я сам захотел вернуться.

Джесс понимала: его привела сюда не любовь к ней. В их отношениях произошла перемена — еще до ее отъезда из Италии. Все течет, все меняется. Могли ли они предположить, что Джесс придется выбирать между ним и Бетт? Но она сделала единственно возможный для себя выбор, и их связь приняла другой характер. Она словно держала в своих ладонях руки Дэнни — не больше, но и не меньше.

— Ты правильно поступил. Прости, что уговорила тебя нарушить условия поручительства и это привело тебя сюда.

Он опять засмеялся.

— Ты меня не уговаривала. Я сам драпанул вместе с тобой — бежал задрав хвост. Кто, как не я, врезал твоему бывшему мужу? И, знаешь, я был счастлив с тобой в Италии. Ничего подобного у меня еще не было. Эти воспоминания остались со мной, в моей памяти, их никто не отнимет. Я бы не отказался пережить все это сначала, даже зная, что окажусь здесь.

С минуту Джесс не могла говорить из-за душившего ее волнения. Эйфория — так она определила это для себя. Необычайная легкость во всем теле — оказывается, с Робом было то же самое. Да, мысленно повторила она, это было, и этого никто не отнимет. Мы помогли друг другу не только выжить.

В комнате свиданий не было окон; пахло сигаретами и потом. В этой угнетающей обстановке Джесс оставалось только признать, что, как бы им ни было хорошо вместе, их по-прежнему разделяют более чем два десятка лет, и ответственность перед другими людьми, и огромная, укоренившаяся в душе Джесс любовь к ее детям.

Их руки нехотя разомкнулись.

— Может, тебе еще что-нибудь нужно? — спросила Джесс. Она принесла с собой еду, книги и кассетник с его любимыми пленками.

Роб покачал головой.

— Ничего. Ровным счетом ничего.

Джесс была не единственной его посетительницей. В конце второй недели Робу сказали, что его хочет видеть кое-кто еще. Он подождал в комнате свиданий, уверенный в том, что это Майкл Блейк. Однако дверь отворилась, и вошла Кэт. Быстро обежав взглядом комнату, она остановила его на Робе. Стараясь скрыть за бравадой свое смущение, плюхнулась на стул и скрестила ноги. Это был один из тех дней, когда она казалась почти дурнушкой. Сальные волосы обвисли, лицо приобрело сходство с бледной луной.

— Не ожидал?

— Я очень рад, — мягко ответил Роб, и это было правдой. Охранник пожал плечами и удалился, закрыв за собой дверь, но оставив открытым маленькое окошко.