В саду совсем стемнело; комнату наполнила вечерняя прохлада.

— Не верю ни единому слову, — заявил Йен.

И он не собирался даром терять времени. В тот же день он наведался в офис Майкла Блейка. Перед ним за письменным столом сидел молодой человек, не намного старше Дэнни. Лиззи весьма неохотно сообщила Йену имя адвоката.

— Чем могу быть полезен, мистер Эрроусмит?

«Интересно, — подумал Йен, — если бы Дэнни остался в живых, стал бы он таким, как этот молодой юрист?» А ведь, пожалуй, он не знает ответа. Это прибавило ему горя.

— Мой сын… — начал он и смолк.

Майкл Блейк терпеливо ждал. Он был смущен и полон сочувствия. И у Йена развязался язык.

— Меня еще не познакомили с материалами, собранными обвинением, — ответил Майкл. — Но в любом случае я не поделился бы с вами. Иначе я обманул бы доверие клиента. Суд должен был начаться примерно через месяц. Но поскольку мистер Эллис нарушил условия поручительства и уехал за границу, мне трудно предсказать последствия.

— Отправился в Италию с матерью Дэнни. Моей бывшей женой.

— Знаю, — ответил Майкл Блейк.

— Ну и что дальше? Его будут искать?

— Вне всяких сомнений. На это потребуется время, может быть, несколько месяцев. Естественно, в полиции и суде знают о том, что произошло. Если Роб Эллис вернется домой, его несомненно арестуют.

— Ясно.

Йен почему-то не чувствовал ожидаемого злорадства.

— Что касается вашей просьбы, то мне нечем вам помочь. Но есть и другие направления поиска. Вы обращались в больницу?

— Нет еще. И потом, у меня в Сиднее жена и работа. Я не могу вечно здесь торчать. Но я узнаю правду о моем сыне, даже если это станет последним, что я сделаю в жизни.

Он взял свое пальто и зонтик, который пришлось купить. По оконному стеклу в кабинете Майкла Блейка текли дождевые струйки.

Майкл протянул руку; Йен ее небрежно пожал.

— Желаю удачи.

Бетт ждала своей очереди в крохотном боксе перед кабинетом врача. Пять минут назад заглянула сестра и сказала, что мистер Фарадей вот-вот придет. Хорошо бы! Она и так потратила уйму рабочего времени.

Не успел он войти, как она поняла: приговор не в ее пользу. Вспомнилась комната для посетителей в больнице, где лежал Дэнни. Ей чуть не стало дурно. Но она заставила себя растянуть рот в улыбке.

В ее груди завелось уплотнение величиной с горошину. Бетт пришла в поликлинику на маммографию, а ее отправили на биопсию. Результаты анализов были получены с пугающей быстротой.

У врача было доброе утомленное лицо. Такое же, как у тех, что лечили Дэнни.

— Боюсь, что у меня не самые лучшие новости. Опухоль злокачественная — странно в вашем возрасте. Но маленькая. Я уверен, что мы сможем удалить все полностью.

Он описал предстоящую процедуру. Скорее всего удалять грудь не придется.

— Спасибо, — некстати поблагодарила Бетт (можно подумать, что он дарит ей ее собственное тело). И стала прикидывать в уме, когда и откуда позвонить Сэму. В этот критический момент он первым пришел на ум. Врач продолжал объяснять, но стал как-то странно поглядывать на нее, наверное, она вела себя не совсем так, как он ожидал.

Джесс распахнула железные ставни и, облокотившись на подоконник, выглянула на улицу. Сверху ей была видна елочка железнодорожного полотна, а над ним — провода, поблескивавшие на фоне небесной лазури. Было раннее утро; но в воздухе уже чувствовалось обещание зноя.

Она посмотрела вниз. Улица была пустынна, только мусороуборочная машина медленно ползла вдоль тротуара; за ней шел рабочий в синем комбинезоне и подгребал остатки мусора. На бетонной стене напротив, между гаражом и маленьким универмагом, висели устаревшие афиши. Типичный вид маленького провинциального городка, мало чем отличающегося от того, который она только что оставила, но у Джесс было такое чувство, словно она очутилась в параллельном мире, где не действует земная сила тяжести.

С тех пор как они ступили на итальянскую землю, она ощущала необыкновенную легкость во всем теле, которую поначалу отождествляла со счастьем, но потом решила, что этого не может быть (ведь счастье идет рука об руку с чувством вины) и, скорее всего, это род эйфории. В их положении радость граничила с извращением, но что поделаешь. Она даже перестала страдать от разлуки с дочерью и думала о Бетт без угрызений совести, как было все эти годы. Ей хотелось сберечь в памяти все подробности своего путешествия, и она писала дочери длинные письма, перемежая восторги коротенькими описаниями приморского городка и его жителей, а также зарисовками растений и зданий. Письма к Бетт стали одним из главных удовольствий. Она даже получила пару ответных писем, сдержанных по тону и поверхностных по содержанию, но все-таки это были письма.

Джесс подперла подбородок кулаками и продолжала разглядывать скромную улочку. Она заучила ее наизусть, со всем неизменным распорядком. Память запечатлела железный стол у двери универмага и рядом — окрашенный в синий цвет стул. После открытия, когда улицу заливали солнечные лучи, приходил какой-то старик и часами просиживал на этом стуле. А в каких-нибудь нескольких сотнях метров, скрытое от ее глаз железной дорогой и бесформенными блочными домами, простиралось море. Она явственно ощущала дуновение соленого средиземноморского бриза с примесью запаха хвои. В этот час море сверкает неисчислимыми радугами. Позже оно потемнеет и станет ослепительно-синим, как на открытках, а ближе к вечеру его цвет сгустится до темно-бирюзового.

Улыбаясь, Джесс отвернулась от окна. Она немножко дрожала — босым ногам было холодно на голом полу. Роб еще спал — на боку, повернувшись лицом к тому месту, где недавно лежала она сама. Джесс почувствовала, как все ее существо затопила нежность.

Все течет, все меняется, как бы ей ни хотелось остановить это мгновение или любое другое из прошедших недель. Ей не удержать Роба, их отношениям не суждено длиться вечно. Он так молод и полон жизни.

Роб открыл глаза и, выпростав из-под одеяла руку, притянул Джесс к себе.

— Ты замерзла.

Он заключил ее в кольцо своих рук и ног и согрел поцелуями. Джесс выгнула спину. У них был уже немалый опыт, они хорошо приспособились друг к другу.

Потом они долго лежали, не размыкая объятий. Сквозь завесу волос Роба Джесс был виден яркий квадрат окна. Она стала мысленно считать, сколько дней прошло с тех пор, как они уехали из Англии. Уже больше трех недель.

— Поедем сегодня в Лукку?

Они давно собирались.

Роб работал грузчиком в крупном отеле, и сегодня у него был первый выходной. Джесс еще не нашла работу, хотя чего только не пробовала. Деньги Грэхема Эдера катастрофически таяли.

Она резко оборвала свои мысли и приблизила губы к губам Роба.

— Можно поехать на автобусе. Погуляем по крепостной стене и полюбуемся соборами. Они изумительны.

— Да, поедем в Лукку. Как примерная чета туристов.

День был теплый, но широкая прогулочная тропа на верху крепостной стены была закрыта от солнца густыми кронами платанов. Они купили проспект и не спеша, рука об руку, двинулись по тропе, любуясь рыжевато-красными крышами тесно посаженных домов. Время от времени Джесс читала вслух выдержки из проспекта. Ее радость от знакомства со сложной и драматической историей города усилилась благодаря энтузиазму Роба.

— Да что ты? — то и дело вставлял он. — Неужели так давно? Его построили древние римляне?!

Они остановились в нише, чтобы хорошенько рассмотреть старинную башню с крохотными арочными окошками. Башня была увенчана громадным деревом, дерзко распростершим свою сень над парапетом. Роб обнял Джесс за талию. Сквозь тонкую ситцевую юбку она чувствовала тепло его бедра. Внизу, прямо под ними, сушилось белье на веревках; крохотные детские платьица флагами реяли в густом воздухе. Роб переменил положение и прильнул поцелуем к затылку Джесс. Они были совсем одни, несмотря на колонны туристов из Скандинавии и носящихся по стене велосипедистов.