Дэнни стоял в первом ряду — опрятный мальчик с растрепанными черными кудряшками — и без выражения смотрел в объектив.

— Маленький паршивец, — улыбнулся Роб.

— Я помню этот день. Утром я заставила его снять рубашку, чтобы снова погладить. А где здесь ты?

— Дай сообразить. Где-нибудь здесь. Это Бретт и, как его, Гибсон. Aгa, вот.

У него была ужасная стрижка. Цвет волос и настороженное выражение лица выделяли его из остальных.

— Дэнни было одиннадцать, значит, тебе четырнадцать. Где ты тогда жил?

— У Пурсов.

Джесс обвела пальцами два мальчишеских лица, как будто могла воскресить одного и уменьшить боль другого.

На других фотографиях был класс Дэнни или его команда. Он всегда располагался в центре, кривя губы или щуря глаза, уверенный в своей неотразимости.

— Кенни Далглиш из пятого класса, — пошутил Роб.

Джесс захихикала как девчонка. Роб тоже засмеялся — от любви к Дэнни и потому, что ему было приятно слышать, как смеется Джесс. И еще от радости, что он больше не беспомощный мальчишка.

— Зачем он спрятал эти снимки? — подивилась Джесс.

— Ностальгия. Или стыд за свое невинное прошлое.

Остальные фотографии тоже вызвали у них смех. И они не услышали, как перед домом остановилось такси, а затем Бетт повернула ключ в замке. Уже на лестнице до нее донеслись их приглушенные голоса и смех. Стараясь ступать как можно тише, она осилила оставшиеся ступеньки.

На полу громоздились вещи Дэнни. Мать с Робом стояли на коленях, почти касаясь головами. У Бетт возникло острое ощущение, что дом, как матрешка, полон тайн — одна тайна в другой. Если бы докопаться до истины, возможно, они с Джесс могли бы понять друг друга.

Джесс подняла голову и увидела дочь. И откинулась на пятки с фотографией в руке. К лицу прилила кровь.

— Я и не слышала, как ты приехала.

— Ты была слишком занята. Кстати, я звонила.

— Меня не было дома. Я заночевала у Роба.

Джесс не хотелось ни лгать, ни притворяться. Она была даже рада, что Бетт нагрянула неожиданно, не дав им возможности спрятаться. Пусть лучше увидит собственными глазами, чем воображает невесть что, торча в Лондоне.

Роб отошел от Джесс. Сел на край кровати, свесив руки между коленями. Бетт обратила внимание, что у него хватило совести смутиться.

— Над чем вы смеялись?

Джесс обвела рукой пожитки сына.

— Тут старые фотографии. Мы… Я решила — пора разобрать вещи.

Бетт уставилась на вещи своего брата — плакаты, кассеты и сложенную одежду. И вдруг сникла. Из-под толстого слоя обиды, ревности и непристойной игры воображения (Джесс с Робом в постели) забил источник другого, чистого чувства. Ей стало стыдно. Это она должна была помочь матери разобрать вещи. Предложи она свою помощь, вместо того чтобы бесцельно слоняться по своей комнате, изнывая от тоски по Сэму, Джесс не пришлось бы обращаться к Робу Эллису.

У нее уже вертелся на языке ехидный вопрос: «Пришло время забыть его, да?»— но при виде школьных фотографий Дэнни злость испарилась.

Она опустилась на колени рядом с Джесс и взяла контейнер для кассет с двумя дорожками — одна ячейка была пуста. Надпись под ячейкой гласила: лучшие хиты «Роллинг стоунз». Сама кассета осталась у нее: Дэнни дал послушать незадолго до своей нелепой гибели. Бетт вспомнила, как он стоял, прислонившись к дверному косяку, и заморгала, чтобы удержать слезы.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Я тут отложила кое-что для тебя, — деловито ответила Джесс. — Вот посмотри.

Бетт поняла: относясь к этому как к обычной домашней работе, Джесс удавалось держаться. Но перед ее приходом у матери было другое настроение. Они с Робом смеялись!

Поверх прочей одежды Дэнни лежала синяя бейсбольная куртка с кожаными рукавами. Раз-другой он давал сестре ее поносить. Бетт отложила куртку в сторону. Внимательный взгляд Роба Эллиса помешал ей потереться о куртку щекой.

— Пойду, пожалуй, — сказал он.

Джесс поймала его за рукав.

— Нет, останься. Доделаем все вместе.

Бетт закусила губу. Похоже, к Робу перешли права, дававшие ему преимущество перед ней.

Много ли ему известно?

Ощущение тайны усилилось. Захваченная этими мыслями, Бетт поймала себя на том, что пристально смотрит на Роба. И вдруг, несмотря на свою враждебность, увидела в его глазах внутреннюю борьбу. Он остался ради Джесс, по ее просьбе, потому что она в нем нуждалась. Ему было бы гораздо проще уйти.

Стараясь, чтобы в ее голосе не проскользнула обида, Бетт спросила Роба:

— А ты? Хочешь что-нибудь взять себе?

Роб замялся.

— Ну разве что фотографию.

Да. Не общешкольную, а фотографию футбольной команды. Сам он ни разу не участвовал ни в какой команде, хотя был неплохим игроком. Все силы уходили на то, чтобы выжить.

Бетт поймала на себе вопросительный взгляд матери и пожала плечами.

— Бери все, что хочешь.

Водя взглядом по голым стенам и полкам, а затем по кучкам на полу, Бетт думала: «Как мало у Дэнни было вещей! Немного же он нажил за всю жизнь! Даже такую короткую…»

— Отнесу это все в машину, — сказала Джесс. — И прямо сейчас отвезу в Оксфэм. И кончено.

— Давай я отнесу, — предложил Роб.

— Спасибо. Только до машины.

Какое-то время Роб и Бетт следили за отъезжающим «ситроеном». Их руки и лица покрылись пылью. Вернувшись в дом в отсутствие Джесс, которой удавалось поддерживать разговор и искусно разводить враждующие стороны, оба пришли в состояние боевой готовности.

Но вместо того, чтобы обрушиться на Роба, Бетт сурово произнесла:

— Спасибо, что ты ее поддерживаешь.

— Скорее она поддерживает меня.

Бетт вспыхнула.

— А ты этого стоишь?

— Нет.

Это признание мигом остудило ее пыл.

Что она знала о Робе? Девчонки в школе сплетничали о нем, а мальчишки грязно ухмылялись.

Неожиданно она выпалила:

— Мама тебе призналась?

— Не понимаю. В чем она должна была признаться?

У Роба были зеленые непроницаемые глаза. Стоя близко от него, Бетт не могла не признать, что он привлекателен. Это заставило ее поежиться и отступить назад.

— В чем-нибудь таком, что скрыла от меня, — промямлила она и убежала в свою комнату.

Вскоре вернулась Джесс; снизу донеслось невнятное бормотание. Прошло еще немного времени, и Джесс постучалась в дверь.

— Бетт, я хочу отвезти Роба домой. Через час вернусь. Хорошо?

Загудел двигатель «ситроена». И смолк в отдалении.

Бетт отложила книгу, старательно отметив страницу, хотя не поняла ни слова из прочитанного. Пересекла лестничную площадку и остановилась перед спальней Джесс. Подкралась к окну и немного отдернула штору. «Ситроена» нигде не было видно.

Бетт оглядела комнату. В последний раз она пробиралась сюда, чтобы найти следы пребывания Роба. Однако теперь ее интересовало другое, гораздо более важное, хотя она не представляла, что именно.

Она действовала быстро и четко, прислушиваясь, не загудит ли возвращающийся автомобиль. Ящики комода были сама невинность, как и ящики тумбочки, и книжные полки, хотя она перетряхнула несколько фолиантов — не спрятано ли чего-нибудь между страницами.

Остался платяной шкаф. Бетт снова окинула взглядом одежду на вешалках и коробки с обувью на нижней полке. Потом опустилась на колени и вытащила коробки. В четырех верхних хранились босоножки Джесс и ее собственные нарядные туфли с ремешками. Пятая оказалась тяжелее. Бетт взвесила ее на руках и сняла крышку.

Ее взору предстали пачки писем, аккуратно стянутые резинками. Бетт хмуро оглядела их. Ощущение, будто она на грани открытия, ее покинуло. Большинство писем были от Йена, его почерк невозможно было спутать с любым другим. Все они относились к далекому прошлому.

Другая увесистая пачка содержала весточки от Лиззи. У той был крупный почерк, и текст на открытке зачастую состоял из одного предложения: «Какого дьявола я сказала «да» проклятому Малаге с распроклятым Ричардом?» И дальше — в таком же духе.