— Да, я видела, — откликнулась Джесс. — И считаю, что он поступил правильно.

В церкви Роб одиноко сидел в заднем ряду. Джесс механически, как делала все в эти дни, отметила его присутствие.

— Жалко, что я не видел! — побагровев, выпалил Йен; глаза налились кровью. Боль утраты норовила вырваться наружу в виде агрессии. — Иначе вышвырнул бы его вон. Убийца Дэна как ни в чем не бывало присутствует на его отпевании! Почему бы ему снова не нализаться и не угробить кого-нибудь еще?

В полиции Йену и Джесс объяснили, что, как только будут собраны все необходимые доказательства, дело будет передано королевскому прокурору с соответствующими предложениями. Это займет примерно шесть недель.

— А до тех пор он будет разгуливать на свободе? — возмутился Йен.

Ему объяснили: таков порядок.

За поминальным ужином Йен добавил к виски изрядное количество вина, но опьянение не наступило. Он чувствовал себя выбитым из колеи; душа металась, словно зверь в клетке. Бетт не поднимала глаз от скатерти. Джесс перегнулась к нему через стол.

— Не злись. Хотя бы сегодня.

Во время их брака Йен часто выходил из себя. Ему действовали на нервы жена, дети, вся их жизнь в Дитчли. На этот раз он сдержался.

— Его счастье, что хоть сюда не приперся. Не знаю, как бы я налил ему виски.

Джесс попыталась отвлечь его:

— Как по-твоему, все прошло как положено?

Она еще никого не хоронила, если не считать родителей Йена и ее матери, умершей от рака, когда им с Лиззи было по двадцать с небольшим. Обо всем позаботился их отец. Он был все еще жив и находился в доме престарелых в Йорке. Слабость помешала ему приехать на похороны внука.

Служба была очень простой. Проповедь, гимн да два-три приятеля Дэнни выступили с воспоминаниями. Священник, не знавший его лично, говорил правильные, но расплывчатые фразы, чтобы, с одной стороны, утешить родных, а с другой — не прогневить Бога противоречиями и тем самым не осложнить Дэниелу Эрроусмиту загробную жизнь.

А теперь вот они сидят за поминальным столом — надо же как-то убить вечер. А что потом?

Вместо Йена ответил Джеймс:

— Да, все нормально. Ты очень мужественно себя вела, Джесс. И остальные тоже.

Все это время Джеймс ненавязчиво поддерживал их. Взял на себя приготовление пищи, ответы на телефонные звонки и заботу о Соке.

— Этот парень тоже проявил мужество.

Джесс благодарно улыбнулась. Глядя на седеющую шевелюру и простое, невыразительное лицо Джеймса, она завидовала счастью сестры и остро чувствовала свое одиночество. Какое там мужество? Просто она старалась казаться такой, какой ее хотели видеть. Это далеко не одно и то же.

Бетт поежилась: в комнате было прохладно. Она по-прежнему прислушивалась, не хлопнет ли входная дверь.

— Давайте говорить о Дэнни, а не о похоронах. Посмотрим семейные фотографии… Мне приятнее вспоминать, каким он был при жизни.

Лиззи обняла ее.

— Ты права, дорогуша. Давай, Джесс, тащи сюда все, какие есть, снимки. Крестины, детские игры — все.

Джесс охотно вскочила из-за стола. Алкоголь немного смягчил боль утраты. Может, если выпить еще, она совсем пройдет?

— Что ж, пойду за фотографиями.

Роб нажал на кнопку дверного звонка, а когда никто не ответил, нажал еще и долго не отпускал. В это время за проволочной оградой проходил поезд, и он засмотрелся на мелькающие огни в окнах спальных вагонов. Когда дверь отворилась, он чуть не подпрыгнул от неожиданности. Перед ним стояла темнокожая девушка в сапогах на молнии и мини-юбке.

— Эй! Ты чего трезвонишь?

— Кэт дома? — Фамилию он не помнил.

Девушка безразлично пожала плечами и ушла, оставив дверь открытой. Роб закрыл ее за собой и взбежал по лестнице к квартире Кэт. Постучался.

Сквозь щель он увидел ее голову, обернутую полотенцем.

— Ты?!

Глаза девушки заметались, она была явно готова позвать на помощь.

— Не бойся, я не причиню тебе зла.

— Что тебе нужно? Зачем пришел?

— Поговорить с тобой пять минут. Это срочно.

Девушка задумчиво пожевала губу. Робу было тяжело видеть, что она его боится. Наконец она решилась.

— Ладно, подожди.

И захлопнула дверь, а когда снова открыла, то Роб увидел, что она успела нацепить на себя джинсы и свитер. Дверь осталась запертой на цепочку.

— Ну?

— Слушай, я не могу разговаривать через щель.

— Думаешь, я тебя впущу?

— Ну пожалуйста!

Поколебавшись, она сняла цепочку и позволила ему войти. Оказала доверие.

Он хорошо запомнил комнату. Но сейчас она казалась меньше и обыденнее. На синтетической леске над раковиной сушились трусики и колготки. На столе работал портативный телевизор. Девушка смотрела «Бруксайд».

— Я знаю, чем кончилось. Нам с Зоей сказали в полиции, а потом мы прочли в газете. Кажется, сегодня были похороны?

— Да.

Они не знали, что еще сказать. Кэт выглядела моложе и беспомощнее, чем на дискотеке и потом, у нее дома. Глаза без туши казались бесцветными; на пухлой нижней губе шелушилась кожа. Влажные волосы курчавились на шее.

Нужно было что-то сказать, чтобы нарушить тягостное молчание.

— Ты давно здесь живешь?

Она равнодушно передернула плечами.

— Что, похоже на свалку? Раньше я жила с Другом — специально ради него переехала из Кройдона. Он тут учился в колледже. Устроилась на работу в агентство по торговле недвижимостью. А потом разобралась, какое он ничтожество. Ну и поселилась здесь. Не хочу возвращаться домой. Да здесь не так уж и плохо. Люди добрее, чем в Лондоне. Правда?

Она по-птичьи склонила голову набок, словно оценивая Роба.

— Хочешь кофе?

— Да, спасибо. Странно, что мы раньше не встречались.

— Ты что, всех здесь знаешь?

Она вроде бы поддразнивала его, но он ответил на полном серьезе:

— Вроде бы. Что ты хочешь — всю жизнь торчу в этом городе.

Кэт взяла из раковины две чистые чашки и насыпала в каждую пару ложечек «Нескафе».

— Если не нравится, почему не махнуть в другое место? Какая у тебя профессия?

— Столяр. Мастерю буфеты, целые кухни. В этом деле важен контакт с населением. Трудно начинать с нуля.

Она пригляделась и вдруг, к удивлению Роба, потрогала пустой рукав кожаной куртки.

— Что с рукой? Повредил в той аварии?

— Да. Мне раздробило локоть.

— Ну и зачем же ты пришел?

— Понимаешь, меня обвиняют в том, что я вел машину, будучи под градусом, и это привело к смерти пассажира. Хорошо еще, что я отказался от зелья — тогда бы точно загремел на пять лет.

В ее глазах мелькнуло сочувствие.

— Чего ты от меня хочешь?

— Хотелось бы узнать, что ты сказала в полиции.

Она опустила голову и отвернулась. Роб едва удержался, чтобы не встряхнуть ее за плечи.

— Слушай. Ты знаешь, как было дело. Что ты все-таки сказала? Меня привлекут за попытку изнасилования?

Она избегала смотреть в его сторону.

— Зое все запомнилось по-другому, не так, как тебе.

— Не я же на тебя набросился, — настаивал Роб. При этом он чувствовал себя так, словно предает Дэнни.

— Знаю.

Роб выпил обжигающий кофе. Все-таки он правильно сделал, что пришел. Хоть какой-то человеческий контакт. Все две недели, прошедшие после несчастного случая, жизнь катилась под уклон. Он не мог работать, потому что разобранный фургон все еще находился на экспертизе. Да и покорежен так, что вряд ли подлежит ремонту. Инструменты ему тоже не вернули, хотя, если верить коронеру, их можно затребовать. Опять же — рука. Но главное — он никак не мог заставить себя вернуться к будничной жизни: пригонять детали, возиться со скобами и шлифовать дерево до тех пор, пока оно не станет идеально гладким. Трудно что-то создавать после того, как столько разрушил!

Он позвонил женщине, чья кухня была наполовину сделана, и в резких тонах сообщил, что больше не придет. Естественно, она возмутилась. Он более двух недель ничего не зарабатывал, а накопил, работая независимым столяром, не слишком много.