Мальчику было пять лет от роду, но он отличался кротким нравом и учтивостью, которая свойственна хорошо воспитанным людям. Он садился на кровати, желал нянюшке доброго дня и та, продолжая причитать и напевать одновременно, одевала его, умывала и расчесывала. После этого Артемка шел завтракать. В столовой за большим овальным столом уже сидела вся семья. Барыня, Катерина Егоровна, урожденная княгиня Ольховская. Её муж, Кузьма Иосифович, потомственный дворянин, старейшина древнего российского рода Астафьевых и их дети, старшая дочь Ольга, средняя Мария и он, Артемка, любимец семьи и наследник знатной фамилии. Артемка подходил ко всем по-очереди и звонко чмокал в щеку, умиляя своей непосредственностью все семейство. Потом лакей подсаживал его на массивный высокий стул с прямой деревянной спинкой, и семья приступала к трапезе. После завтрака Кузьма Иосифович пересаживался к пылающему камину, – в Северной Пальмире даже в самое жаркое время года тянуло сквозняками изо всех углов, – раскуривал трубочку и просил принести ему чашечку кофею. Катерина Егоровна собственноручно варила мужу кофе, и эта традиция никогда не нарушалась. Барин пускал густые синие кольца дыма и внимательно изучал свежие газеты. Катерина Егоровна садилась рядом с ним с пяльцами и вышивала. Высокие французские окна были открыты в сад, и оттуда доносилось пение птиц и журчание ручья. Нега и покой царили во всем мире.

Дети обычно шли играть на луг. Их сопровождал дядька Никита и бессменная нянюшка. Девочки бросали воланы – они очень любили эту игру, а Артемка садился неподалеку и смотрел на них. Постепенно его внимание переключалось на бегущие по небу облака или журчание ручья, убегающего за дальний лес, и тогда он погружался в мечтательную дремоту. Перед его мысленным взором проплывали неведомые страны и звери – нянюшка по вечерам читала ему книжки, которые папенька милостиво разрешил брать из библиотеки. Артемка открывал для себя все новые и новые миры, которые, оказывается, жили где-то далеко-далеко от их дома. Но до них можно было доплыть на белоснежных кораблях или доехать на карете, запряженной шестеркой лошадей. Он мечтал, что, когда вырастет, то обязательно побывает там, в этих неведомых странах, и даже там, где еще никто до него не бывал.

А пока он сидел на сочной траве летнего луга и мечтал, глядя, как сестры хохочут, убегая от дядьки Никиты, который подговорил их поиграть в салочки. И эти нехитрые занятия все длились и длились, целые дни растворялись в этом сладком безвременьи, и Артемка был счастлив.

Потом наступало время обеда. Кузьма Иосифович занимал кресло во главе стола, и, откушав наваристых суточных щей, обменивался свежими новостями с женой.

– Друг мой, Катенька, ты не представляешь, как измельчал ныне поэт. С тех пор как не стало нашего российского светила, ничего даже близко похожего на то, что было ранее, я не нахожу ни в одном альманахе. Да-а, жаль, жаль Пушкина. Как он умел стихотворствовать, э-эх! Так иногда изловчится – просто дух захватывает! Невосполнимая потеря для России. Не будет теперь у России такого Пушкина еще очень долго – попомните мои слова.

Высказав такую тираду, барин приступал к жаркому. Насытившись и выкурив еще трубочку табаку, он шел в спальню – немного вздремнуть. Лето, жарко.

И такая нега длилась и длилась уже целыми поколениями еще задолго до них, этих милых людей. И не менялось ничего в укладе семьи. Рождались дети, умирали старики, а эта нега все длилась и длилась. И, казалось, что это будет длиться еще целую вечность. Известно ведь, что всегда и всему приходит конец. Но до этого дня еще было в запасе какое-то время.

Прошло три года. Артемка научился читать и теперь при каждом удобном случае убегал в отцовскую библиотеку и просиживал там часами, погруженный в мир атласов и географических карт. Он открывал для себя не только новые страны и континенты, а еще и науки. Однажды за обедом Артемка спросил у Кузьмы Иосифовича, кто такой Платон. Кузьма Иосифович, неторопливо промокнув губы белоснежной салфеткой, отложил в сторону вилку и с удивлением спросил мальчика:

– Душа моя, Платоном кличут нашего конюха. А есть еще Клим. А почто тебе они?

Артемка с сомнением нахмурил лоб и уточнил:

– Батюшка, Платон никак не может быть конюхом. Про наших конюхов я в книжках ничего не видел.

Все сидевшие за столом расхохотались, а Кузьма Иосифович даже смахнул слезу умиления:

– Бог мой, так ты вот о чем толкуешь! Неужели тебе теперь уже интересна жизнь римских цезарей и греческих философов? – Артемка вежливо кивнул, и в глазах его родителей вдруг появилось какое-то новое выражение, оно сильно напоминало глубокое уважение, которое обычно испытывает взрослый человек к другому взрослому, если тот проявляет признаки недюжинного ума и сообразительности.

Итак, судьба Артема была предрешена: через совсем небольшое время он вполне осознанно и страстно захотел стать ученым, путешественником и первооткрывателем. Отец не стал препятствовать наклонностям сына и определил его в учебное заведение, где мальчику привили прилежание в изучении наук и насытили его жажду знаний. Страсть всей его жизни – география – была им изучена со всей тщательностью и усердием, какие могли быть у молодого человека, полагающего посвятить свою жизнь расширению границ своего Отечества. Он закончил учебу с большой золотой медалью, и семья гордилась его успехами. Маленький Артемка теперь исчез, а на свет появился Артемий Кузьмич, молодой ученый, жаждущий поскорее отправиться в свое первое кругосветное плавание. И этому суждено было случиться.

Русское географическое общество как раз снаряжало очередную экспедицию к дальним неизведанным берегам. Экспедиции в ту пору были частым явлением. И снаряжались они на деньги не только государства, но также на средства благотворителей, людей благородных и щедрых, понимавших важность эпохи, в которую им выпало жить.

И отец Артемки потихоньку от сына внес свою небольшую лепту в одну из таких экспедиций. Нет, не деньги были для него главным аргументом! Он был в меру просвещенным человеком и сознавал это, а хотелось ему большего. Хотелось, чтобы его сын свершил то, что не удалось свершить отцу в силу разных обстоятельств жизни. Хотелось ему, чтобы российские штандарты развевались далеко за пределами родной земли. И чтобы в одной из таких отдаленных экспедиций и его фамилия значилась в списках смельчаков. Но не тщеславие двигало им, а гордость. За старинное родовое имя, за смелого мальчишку, которого удалось вырастить именно таким, и за Отечество, которому всегда служили все истинно русские мужи.

Уже на излете был Золотой век Великих географических открытий, но все же оставались еще белые пятна на замшелых боках нашей планеты, и они ждали своих героев.

И юного выпускника за особые заслуги в изучении наук, и невзирая на возраст, в виде исключения, включили в состав экспедиции! Счастью юноши не было границ. Матушка промокала кружевным платком мокрые уголки глаз. Еще бы! Единственный сыночек, опора и надежда семьи – и вдруг уплывет на утлом суденышке в неизведанные страны. Вернется ли, бог весть? Было от чего заплакать.

Но сын успокаивал мать, объясняя, что не такое уж утлое суденышко их научное судно. И страны эти не вполне неизведанные. А были уже до него смельчаки, побывавшие в тех краях. И многие из них вернулись назад, к родным берегам. Утешил он мать или нет, то никому не ведомо, но решение его было твердым, и обратного пути не было.

Наступил день отплытия, и вся семья пришла провожать Артемку на пристань, туда, где стояли корабли, готовящиеся в дальний поход. Отец благословил сына на смелые свершения, завещал беречь честь фамилии, а матушка дала ему в дорогу маленький образок, который будет хранить её чадо в трудную минуту. Сестры троекратно поцеловали брата, и корабли подняли якоря и отправились на поиски неизведанных чудес. А земля большая, и чудес этих на ней никто не мог сосчитать. Никогда!

– Земля! Земля! Свистать всех наверх!