Братание милиции с населением продолжалось бы до утра, если бы не разумный голос Олега:

– Девушки, сейчас давайте все поспим – глубокая ночь на дворе. А завтра прямо с утра начнем повышать раскрываемость преступлений в нашем конкретном районе. Я вам обещаю, что Коля лично проконтролирует это дело. Правда, Коля? – Олег съёрничал. Николай аж вскинулся от такой бесцеремонности.

– Ага, умник, ты еще что-нибудь смешнее придумай! Где я тебе этого маньяка искать буду? Какой-нибудь наркоман таблеток наглотался, вот ему и померещилось, что надо где-нибудь стиральную машинку раскурочить. Олег, ну сам подумай, разве нормальный человек в такую ерунду ввяжется?

Олег пожал плечами.

– Ты следователь, тебе видней. А ты, кстати, почему один среди ночи заявился? Вроде бы, вы группами ходите – я в кино видел.

– Да у нас работы – завал! – Николай пятерней зачесал волосы назад. – Вся группа на выезде. А я случайно в отделении задержался – писанины – дня не хватает! Криминалистов всех еще до меня расхватали. Но мне он не особо и нужен, у нас каждая собака в курсе, что я сам себе криминалист. – В голосе Коли появились нотки гордости. – Я специально этим предметом занимался одно время, вроде как для себя, а начальство пронюхало, вот и использует меня теперь в хвост и в гриву. Как группа на выезд, они мне: «Людей нет! Обойдешься!» Вот и обхожусь. В принципе, это не запрещено. Наши криминалисты даже приветствуют – им работы меньше, а бумажки потом писать – то легче, чем на пузе ползать. Я же их с уликами еще никогда не подводил. – Гордости в голосе Коли поприбавилось. – А тут звонок про эту вашу дурацкую машинку. Вот меня и послали. Еще и комиссия у нас работает, мне только жалоб не хватало. И так на нас всех собак вешают! А девушка визжит – подавайте мне понятых! Поэтому я уже был готов сам к ней в понятые пойти, лишь бы она никуда не писала. А то писателей развелось – жуть! Только работы прибавляют. И премии мне не видать, как своих ушей, если кто-нибудь наябедничает. Оно понятно, что всей комиссией будут месяц разбираться, и даже, в конце концов, выяснят истину: «Сигнал не подтвердился». Но для профилактики премию срежут еще до разборок. Доказывай потом, что ты не верблюд!

– Понятно, – просто сказал Олег. – Нелегка жизнь у простого мента. Ладно. Утро вечера мудренее. А пока мы выяснили, что на тебя никто прямо сейчас жаловаться не собирается, езжай к себе, может, еще вздремнуть успеешь. А когда поспишь, глядишь, что-нибудь и проясниться. Ты мне номер свой оставь, чтобы мы снова не потерялись. А я тебе утром перезвоню. – На том и расстались. Следователь собрал со стола свои бумажки, сложил их в синюю папочку и откланялся.

Я уже совсем ничего не соображала и поэтому попросила разрешения пойти к себе в спальню и наконец немного поспать – на часах была половина четвертого утра. А репетиция была назначена на десять. Прикоснувшись головой к подушке, я мгновенно провалилась в сон. Мне снились маньяки, которые группами и по одному нападали на магазин стиральных машинок и, разобрав очередную жертву на составляющие части, они аккуратно складывали их в мешок и приступали к следующим претенденткам. На седьмой машинке я заснула так глубоко и спокойно, что больше ничего не помнила.

Утром меня разбудил запах жареной колбасы. Я обожаю жареную колбасу и могу есть её каждый день. Особенно с яичницей. Я чувствовала себя вполне сносно, и, несказанно удивившись этому обстоятельству, сладко потянулась и села на кровати. За окном было пасмурно, но мое настроение было выше любых погодных мелочей. Я нащупала ногами шлепанцы и бодренько потрусила на кухню. Там неутомимая Машка действительно жарила яичницу с колбасой. У Машки в детстве была кличка «перпетуум мобиле». Это полностью отражает её характер. Откуда в ней столько энергии? Она и сама иногда удивляется.

– А где Олег? – спросила я. Машка недоуменно глянула на меня через плечо.

– Вас, работников культуры, не поймешь. Олег домой пошел, спать. Не ночевать же ему на твоей кухне. Кстати, классный мужик. Мы тут немного кофе попили и поболтали. Он обещал на твою машинку взглянуть. Может, ее еще не только в мешок можно собрать.

– Здорово, – сказала я, – а можно мне немного яишенки, я есть хочу, как лесной зверь. После всех этих ночных переживаний я могу съесть бегемота.

– Бегемот несъедобный, – поучительно сказала Машка, накладывая в тарелку яичницу. – Съедобный слон.

– А фиг с ними, яичница тоже сойдет.

Мы уплетали яичницу за обе щеки. Нет ничего вкуснее на завтрак! Ну, может быть, еще только яичница с помидорами. Потом мы пили кофе со свежими булочками – у нас на углу французская кондитерская, и Машка уже успела туда сгонять. Я ее обожаю – и Машку, и кондитерскую!

Приведя в порядок своё тело и дух, я взглянула на часы. Была половина десятого. Дирижер меня убьет! Уволить он меня не может, потому что афиши уже отпечатаны. А вот «пришить» – запросто. И будет прав. Что я там сегодня наиграю – одному богу известно!

Я поймала такси и, пообещав шоферу двойной тариф, влетела в репетиционный зал без двух минут десять. На ходу снимая плащ и бросая по пути на стулья сумку и зонтик, я плюхнулась за рояль ровно в десять ноль-ноль. Через мгновение в зал вошел дирижер. Это очень известный человек. Его белоснежная грива мелькает во всех самых лучших и знаменитых залах мира. Он – гений. Рядом с ним я не боюсь этого слова. И с гениями так приятно работать.

– Все на местах, – констатировал он. – Весьма похвально. Ну-тес, приступим, господа. Давайте разомнемся. Со второй цифры, пожалуйста.

Зашуршали партитуры, заскрипели пюпитры. По залу пробежался легкий шепот, и вот все замерло в ожидании. Дирижер взмахнул палочкой, и полилась музыка. Я отключилась. Пальцы привычно делали свое дело, порхая по клавишам, извлекая тяжелые аккорды, пересыпая их пассажами. Грандиозные октавы сменялись легким пианиссимо. Я наслаждалась звуками, я парила в них, как в невесомости. И вот все закончилось. Репетиция показалась мне одним коротким мигом, и я даже сожалела, что время пронеслось так быстро. Музыканты складывали ноты в папки, инструменты отправились на отдых в чехлы. Зал понемногу опустел. Я сидела за роялем опустошенная и счастливая. Дирижер тихо подошел ко мне сзади и сказал:

– Вы сегодня были особенно хороши. Видимо, как следует отдохнули и выспались. Спасибо вам за прекрасный звук. Жду вас через два дня на следующей репетиции.

И я поехала домой.

Я была очень довольна собой и всем остальным миром. Решив, что хорошее настроение требует праздника, я заскочила в кондитерскую около нашего дома и купила роскошный торт, весь в цукатах и взбитых сливках. Хотя я терпеть не могу ни того, ни другого. Но торт был красив как кондитерский бог, и я решила, что именно он сегодня будет символизировать мой маленький праздник. Напевая тему из Второго концерта Шостаковича, я скакала через две ступеньки. Когда я доскакала до своей квартиры и подняла глаза, я увидела изумленное лицо моего ночного гостя. Он стоял на площадке между нашими этажами и с интересом взирал на мои невинные детские шалости.

– А что это вы здесь делаете? – задал он вопрос, точь в точь как герой одного из детских фильмов, популярных, когда моя мама была в два раза моложе меня нынешней.

– Праздную, – просто ответила я, доставая ключи из сумки и отпирая дверь.

– А есть что? – спросил Олег.

– Угу, – кивнула я и остановилась в дверях, не зная, что делать дальше: то ли приглашать его в дом, то ли вежливо попрощаться здесь, на лестнице. Но Олег решил эту проблему за меня.

– А я здесь, между прочим, Вас поджидаю, – неожиданно брякнул он. – Понимаете, я вчера вашей подруге пообещал, что не брошу вас в беде – ваша машинка сейчас годится только для сдачи в металлолом. Но я кое-что в этом соображаю. Так что, если не возражаете, я могу взглянуть на нее еще раз. Может, что и высмотрю. – И он с надеждой стал смотреть на меня. Он был похож на собаку, которая рассчитывает получить от хозяйки вкусную косточку. Я молча распахнула дверь и жестом пригласила его следовать за собой. Он теперь шел за мной следом и продолжал быстро говорить, словно боялся, что я передумаю и выпровожу его вон.