Уверенные в своем новоприобретенном искусстве, готы продолжали осуществлять набеги на Римскую империю и с каждым годом их нападения становились все более дерзкими. В 250 году они предприняли крупномасштабный поход за Дунай, перезимовали на римской земле, а в 251 году нанесли поражение римским легионам и убили императора Деция. В 268 году они осуществили нападение одновременно с суши и с моря; их флот, прорвавшись в Эгейское море, в течение года занимался грабежами, прежде чем был оттеснен обратно за Босфор в Черное море.

В 282 году сарматы, почуяв, куда дует ветер, приняли участие вместе со своими германскими союзниками в набегах на римскую провинцию Паннонию. Это вызвало такую ярость римлян, что между 290 и 313 годами в Сарматию было послано восемь карательных экспедиций, нанесших значительный ущерб сарматам и ослабивших их. Однако подчинить сарматов Риму не удалось. Рейды на римскую территорию продолжались на протяжении IV века, при этом иногда сарматы нападали одни, иногда в союзе со своими новыми германскими соседями. Впрочем, когда сарматы не совершали набегов, они, очевидно, вели переговоры, убеждая римлян купить мир с ними в обмен на их клятвенную верность императору.

Один из интереснейших (и наиболее циничных) римских историков, Аммиан Марцеллин, оставил подробный рассказ о сарматских делах в 358 году. Грек по происхождению, Аммиан в течение многих лет служил в римской армии, писал на латыни и смотрел на мир исключительно с римской точки зрения:

У этих племен (квадов и сарматов) больше сноровки для разбоя, чем для открытой войны; они вооружены длинными пиками, носят панцири из нарезанных и выглаженных кусочков рога, нашитых наподобие перьев на льняные одеяния… Они проезжают огромные пространства, когда преследуют неприятеля или когда бегут сами, сидя на быстрых и послушных конях. [21]Далее он сообщает, что весной 358 года император Констанций нанес неожиданный удар по сарматам и одержал быструю победу. На этот раз император был настроен великодушно и решил проявить снисходительность, памятуя о том, что сарматы недавно пережили гражданскую войну с восставшими против них собственными «рабами». Повелев сарматам дать ему заложников, он решает не досаждать им более и дарует им мир «как исконным клиентам Рима»:

Они выдали своих детей заложниками в ручательство того, что исполнят возложенные на них условия, и, достав мечи, которые они чтут как богов, клялись на них сохранять верность.

Хотя мы уже отмечали, что взятие заложников не является характерным для артурианы мотивом, в данном отрывке мы находим еще одно ясное свидетельство о священных мечах у степных кочевников, уже вполне в духе артурианских сказаний.

Вопреки этому сообщению Аммиана Марцеллина об изъявлении покорности сарматами, они продолжали свои набеги (в 364, 374 и 378 годах) до тех пор, пока не потерпели окончательного поражения от императора Феодосия Великого в 384 году. Но еще до того как это произошло, намного более мощная сила вызвала появление новых волн с востока.

Уже со II века народы степей снова стали испытывать давление, толкавшее их на запад. К востоку от сарматов находились родственные им аланы, которые также говорили на языке иранской группы и имели с ними общую культуру, хотя подверглись меньшему культурному влиянию со стороны римлян. Римские наблюдатели считали их вследствие этого намного более сильными и опасными, чем сарматы. Однако вовсе не аланы оказывали давление на соседей в первые столетия нашей эры. За ними, дальше к востоку, находились так называемые гунны (возможно, тот самый народ, который китайцы называли сюнну), постоянно нападавшие на восточные границы аланов. Это давление продолжалось на протяжении II-III веков, а к IV столетию гунны достигли Азовского моря.

У нас нет подробной информации о действиях алан по защите своего тыла, но мы точно знаем, что к IV веку гунны имели новый лук, значительно превосходящий по силе двоякоизогнутый лук скифов. Новое оружие гуннов придавало стреле такую скорость полета, что она могла пробивать доспехи. Возможно, именно этот фактор стал решающим в противостоянии гуннов с аланами, поскольку во всех других отношениях тактика и навыки гуннов были практически такими же, как у их аланских соседей.

Аланы не выдержали постоянного давления превосходящих сил гуннов. Часть алан отступила на запад в земли, занятые сарматами и недавно прибывшими готами, вандалами и другими племенами германских переселенцев. Поскольку аланы прибывали в эти земли частью как беженцы, частью как захватчики, там происходили как конфликты, так и примирения. Из римских свидетельств ясно, что аланы поддерживали тесные связи с остававшимися в Причерноморье сарматами, и последующие события подтвердили умение алан создавать союзы и находить общие интересы с новыми готскими королевствами этого региона. В то время как эта часть алан попала в великий «плавильный котел» Восточной Европы, другие отступили высоко в Кавказские горы, образовав отдельный анклав, который совершенно невероятным образом сохранился до наших дней.

У алан была еще третья возможность – примкнуть к гуннам, что некоторые из них и были вынуждены сделать. Имеются ясные свидетельства, что этот путь выбрали многие из них, некоторые – по принуждению, другие – добровольно. История убеждает нас, что степные номады всегда выбирали правильную сторону в правильное время, а племена гуннов в середине IV века были на подъеме.

После этого натиск гуннов достиг пика своей мощи. Начиная приблизительно с 355 года они неуклонно продвигались на запад, наголову разбивая и рассеивая оставшиеся разрозненные сарматские племена. В начале 70-х годов IV века они разгромили могущественное королевство остготов, продвигаясь дальше, чтобы в 376 году нанести поражение королевству вестготов, которым правил тогда Германарих. По имеющимся свидетельствам об этих битвах, гунны ставили алан в авангарде своего войска, и аланы возглавляли атаки, принесшие гуннам победу.

376 год стал поворотным пунктом для европейской истории. На протяжении всего года римские командиры приграничных гарнизонов на Дунае все чаще и чаще получали доклады о беспокойстве по ту сторону границы. Поначалу они не принимали всерьез эти сообщения, полагая, что речь идет об обычных внутренних распрях между варварами, но затем стали прибывать беженцы. Осенью 376 года 200 000 человек умоляло разрешить им перейти через Дунай, под защиту Римской империи. В конце концов, римляне впустили беженцев, тем самым посеяв семена своего собственного падения.

Двадцатипятилетний период римской истории с 354 по 378 годы представлен Аммианом Марцеллином в мельчайших подробностях. Его рассказ производит большое впечатление: ведь автор был современником описываемых событий и свидетелем некоторых важных эпизодов, поэтому он описывает их чрезвычайно эмоционально. Будучи подданным Римской империи, Аммиан Марцеллин не мог быть, разумеется, бесстрастным повествователем, и его произведение становится горестным стенанием о бедствиях своего народа. Он преподносит типично римскую точку зрения на падение Империи.

Аммиан приступил к написанию своей 31-й книги в 376 году. Она начинается со строк, которые Шекспир, должно быть, прочитал до того, как в своей трагедии «Юлий Цезарь» описал сцену убийства, происшедшего на мартовские иды.

Между тем Фортуна со своим крылатым колесом, вечно чередуя счастливые и несчастливые события, вооружала Беллону вместе с фуриями и перенесла на Восток горестные события, о приближении которых возвещали совершенно ясные предсказания и знамения. Помимо многих вещих предсказаний, изреченных прорицателями и авгурами, были еще и такие знамения: метались собаки под вой волков, ночные птицы издавали жалобные крики, туманный восход солнца омрачал блеск утреннего дня…

Затем Аммиан цитирует греческое поэтическое пророчество, высеченное на каменной плите, незадолго до того найденной при сносе обветшавших стен Халкедона: