– Устала, дорогая? – спросил он с братской любовью.

Лоррен кивнула.

– Ты хорошо провел время? – Она попыталась не выдать голосом затаенную вражду.

– Я? Да. Я очень рад, что Алан познакомил меня с этой роскошной девушкой, с Марго. Уже встречалась с ней?

– Да, – ответила она и поняла, что он, слишком одурманенный красотой этой девицы, ничего не заметил в ее тоне.

– Пойдем к ним! Я уверен, что Алан не будет возражать.

– Нет, спасибо. – Она даже не скрывала своего раздражения. – Я не желаю наблюдать за тем, как соблазняют моего близкого друга.

Лоррен заметила в его глазах боль обиды. Но было в них и еще что-то, какая-то хищная решимость мужчины, безудержно увлекшегося женщиной, не допустить даже намека на критику предмета своего обожания. Он уже никогда не изменит своего мнения о Марго. Лоррен проходила все это с Хью.

Мэттью похлопал ее по плечу и убежал наверх, к Алану и его гостье. Лоррен сказала себе, что прекрасно знает, почему потерпела поражение и в этот раз. Это ее индивидуальность, теперь она признала это. Что она вообще может дать любому мужчине, чтобы надолго удержать его интерес? Девушка уставилась на огонь в камине, где желтые языки пламени, вытягиваясь и извиваясь, превращались в расплавленное золото перед ее глазами, полными слез.

– Ты потеряла его, – донесся до нее тихий, добрый голос Джеймса, – ты потеряла Мэттью, Лорри: – Он в первый раз назвал ее ласкательным именем, которым пользовалась только мать. – И, учитывая все обстоятельства, ты не в праве упрекать его в этом.

– Я и не упрекаю, – глухо сказала девушка и покачала головой. – Это все я! Я одна виновата. Я сама оттолкнула его. Почему-то я всех гоню от себя.

Она заметила, как мать с Джеймсом обменялись значительными взглядами, как пара, прожившая вместе уже много лет и понимающая друг друга без слов, и еще в большей степени осознала, что ей нет места в их жизни. Она была сама по себе уже теперь, еще до их женитьбы, и будет одинока и дальше.

Лоррен вернулась к своей небрежной манере одеваться, перестала пользоваться косметикой и заботиться о себе. В школе, глядя на мисс Гримсон, с ее разочарованными глазами и плотно сжатыми в ниточку губами, она вспоминала слова Анны: «Берегись, а то станешь, как она!» – но уже не беспокоилась об этом.

Воздвигнув мешу Аланом и собой стену, Лоррен решила, что он никогда не сможет разрушить ее и не прорвется через ее укрепления. Они едва обменивались дежурными улыбками друг с другом, и девушка поняла, что он ее оставил в покое. «Ничего удивительного, – думала она, – он и так меня почти убил».

Хорошо еще, что все время у нее было занято подготовкой ко дню открытых дверей в школе. И хотя директриса сурово предупредила ее, Лоррен все-таки экспериментировала с газетным проектом, и ее девочки собрали прекрасную экспозицию для показа на выставке, устроенной ею в классе.

Мисс Гримсон опять набросилась на нее за это.

– Я думала, что вам были даны четкие инструкции оставить подобную чепуху, – прошипела она.

– Могу вас заверить, мисс Гримсон, что после праздника я оставлю все эти идеи и буду строго придерживаться программы, – спокойно ответила Лоррен.

Она не стала говорить этой мымре, что задор оставил ее и что без поддержки Алана ничто не имеет для нее значения.

Однажды февральским вечером Алан застал Лоррен в гостиной. Она впервые за последние недели прямо посмотрела на него и заметила на его лице явные признаки переутомления. Она удивилась и, как каждая любящая женщина, встревожилась.

– Мой рождественский подарок все еще в упаковке, должно быть? – спросил он, и, хотя говорил он полушутя, тон его показался девушке немного резким.

Лоррен вопросительно посмотрела на него.

– Ваша пластинка, симфония Дворжака, вы ведь ее еще не ставили? – Лоррен покачала головой. – Вы не возражаете, если я ее позаимствую? Хотелось бы вновь услышать эту музыку.

– Конечно, вы можете взять ее.

Лоррен прошла в свою комнату и вынесла Алану пластинку.

– А вы не хотите послушать ее вместе со мной? Ведь она вам тоже нравится? Поэтому я и подарил вам ее.

Что-то было в его глазах, что остановило отказ, готовый сорваться с губ Лоррен. Она подумала, что будет просто невежливо не принять его предложение, и согласилась. Сидя в кресле в комнате Алана, она позабыла обо всех своих несчастьях, зачарованная красотой зазвучавшей музыки. Когда пластинка закончилась, девушка открыла глаза и увидела, что Алан смотрит на нее с глубоким состраданием. Лоррен вздрогнула. «Надо же, – подумала она, – он меня жалеет!» И это вызвало в душе такую боль, что Лоррен с трудом могла вынести ее. Она встала, чтобы уйти, но Алан удержал ее:

– Нет, останьтесь, пожалуйста.

Он откинулся на спинку кресла, вытащил из кармана перочинный ножичек и стал вертеть в руках.

– Лоррен… – наконец сказал он, потом немного поколебался, как будто подбирая слова. – Я правда сожалею о том, что произошло. – Увидев недоуменный взгляд девушки, он пояснил: – Я имею в виду Мэттью и Марго. Но… – Он сделал паузу, затем заставил себя продолжить: – Теперь вы поняли, что, если любишь кого-то, это совсем не означает, что он должен отвечать вам взаимностью.

У Лоррен было странное чувство, что Алан говорит все это не только ей, но и себе самому. Подразумевал ли он свою собственную несчастную любовь к Марго, она не знала. А Алан, легко проведя по лезвию ножичка пальцем, пояснил:

– Я имею в виду, что наша любовь не дает нам автоматически права на любовь нашего избранника. – Он поднял глаза и посмотрел на Лоррен. – Я увидел вас на Рождество в объятиях Мэттью и только тогда понял, как сильно вы его любите.

Лоррен потерянно покачала головой. Она пыталась заговорить, объяснить, горячо возразить, ей мучительно хотелось закричать: «Это тебя я люблю, не Мэттью, и знаю, что без взаимности».

Алан пристально за ней наблюдал, по-видимому оценивая ее реакцию, потом опять занялся своим ножичком. Наконец он сказал, как бы размышляя:

– Если я смогу что-либо сделать, чтобы…

Он неловко повернул ножичек, лезвие соскользнуло и порезало ему палец. Алан с проклятием отбросил его на стол. Лоррен бросилась к нему и задохнулась от страха при виде глубокого пореза. Алан нащупал в кармане носовой платок и приложил его к ране, чтобы сдержать кровь.

– Промойте порез, Алан! – воскликнула девушка. – Сейчас же идите в ванную!

Алан поднял голову, взглянул ей в лицо и увидел боль, свою боль, отраженную в глазах Лоррен. Он вдруг откинулся на спинку кресла и засмеялся:

– Вы беспокоитесь обо мне? Правда? Боже, я опять с вами справился! Я вернул вас к жизни. Господи, я думал, что никогда не смогу этого сделать!

– Вы специально обрезались? – Лоррен начала выходить из себя. – Это отвратительно, это просто грязная выходка…

– Не будьте идиоткой! Никто в здравом уме не будет себя резать. Но все-таки была и шутка и обман, – ликовал он, и, наклонясь вперед, схватил девушку за руку, и резко рванул к себе на колени. – Сиди здесь, – приказал он, в первый раз обращаясь к ней на «ты». – Сиди и успокаивай меня. Облегчи мою боль. Это все, что я сейчас хочу, ничего больше. Ты женщина, я мужчина, и мне нужно немного нежности и сочувствия – только! Я ранен, я кинул Марго. Ты бросила Мэттью. Вот и давай успокаивать друг друга.

И Лоррен осталась сидеть на его коленях, втайне наслаждаясь его близостью и совсем не заботясь о том, что нужна ему сейчас опять только как замена Марго. Она уже привыкла к этой роли и согласилась с ней так же радостно, как умирающий от голода человек радуется горсти крошек. Лоррен протянула руку и дотронулась до его галстука.

– Ты часто носишь его, правда? – спросила она, тоже переходя на «ты».

– Ты заметила? – Он наклонил голову и дотронулся губами до ее руки.

Лоррен вспыхнула от удовольствия:

– Почему, Алан?

– Потому что этот галстук лучший из тех, что у меня есть, – ответил он, и девушка, горько разочарованная его словами, резко отдернула руку.