Она повернулась к девушке спиной и гордо удалилась.
– Остерегайся, Лоррен, – усмехнулась Анна, – если ты не будешь заботиться о себе, станешь такой же, как она. – И подруга пристально посмотрела на волосы Лоррен, которые та вновь стала туго стягивать сзади.
Лоррен взглянула на мисс Гримсон, сидящую в противоположном углу комнаты с третьей чашкой чая в руках. Ее седые и безжизненные волосы были уложены в пучок на затылке. На лице, морщинистом, с пергаментной кожей, лежала печать неодобрения всего и всех. Глаза, острые, с притаившимся и никогда не покидавшим их критицизмом, выражали воинственную непреклонность ее взглядов.
– Никогда! – тихо прошептала Лоррен подруге. – Я никогда не стану такой, как она.
– Однако ты идешь по ее пути. Твои разочарования в любви способствуют этому. Предупреждаю тебя – если ты позволишь себе скиснуть и озлобиться, превратишься вот в это.
Несколькими днями позже Лоррен вызвала к себе директриса. В перерыве девушка сказала об этом Анне, и та заметила, что это дело рук мисс Гримсон.
– Они подруги, Лоррен, и сплетничают постоянно. Готовь ответы заранее. Не позволяй старой драконше проглотить тебя.
Как только Лоррен села напротив директрисы и увидела ее холодные глаза и одутловатое лицо, она поняла, как права Анна, назвавшая ее «старой драконшей». Директриса была резкой и вспыльчивой и постоянно дулась, когда ей что-нибудь не нравилось. Лоррен вспомнила, как вздыхали молодые учительницы: «Всего два года, и старая алебарда уйдет в отставку».
– Я слышала, мисс Феррерс, – мисс Мэллоди больно кольнула ее своим взглядом, – что вы своевольно нарушили правила и игнорируете программу обучения по вашему предмету.
Это вывело Лоррен из себя, и она ответила вызывающе:
– Это не совсем верно, мисс Мэллоди. Я твердо придерживаюсь программы, но ввожу дополнительный материал, который, как мне кажется, способствует обучению современному английскому языку.
– Каким же способом, позвольте спросить?
– Я выбрала объектом изучения газетную продукцию, так как она наилучшим образом демонстрирует требования нового времени к изменению стиля и характера языка. И я думаю, что это позволит девочкам лучше понять, что происходит за пределами академической атмосферы школы.
– И вы начали этот эксперимент сами, как великий авторитет в своем предмете? Из каких же источников вы получаете информацию и учебный материал?
– Я прочитала массу книг об этом и я… у меня есть знакомый журналист, который…
– Журналист? – Мисс Мэллоди как будто проглотила пиявку. – Могу себе представить! – И она посмотрела на Лоррен так, будто та только что заявила о своей дружбе с закоренелым преступником. – Я должна официально просить вас, мисс Феррерс, отказаться от этой чепухи. Вы, с вашими идеями выскочки, выводите из равновесия других учителей нашей школы. Девочки скоро сами узнают об искушениях внешнего мира. А до тех пор они должны быть защищены от этого любыми возможными способами. Мы должны сохранить академические традиции нашей старинной школы и оградить воспитанниц от безумия и соблазнов современной жизни.
Лоррен подняла глаза на висящий над головой директрисы портрет королевы Виктории во всем ее великолепии. «Еще всего два года, – говорила она себе, направляясь в учительскую и с усилием волоча ноги по коридору. – Только два года – и этот дракон уйдет в отставку». Но сейчас эти два года казались ей вечностью.
Этим вечером, проведя занятия еще и в техническом колледже, Лоррен вернулась домой усталая и удрученная. Она все еще переживала свой разговор с директрисой и надеялась, что делает все правильно. Как бы ей сейчас помог разговор с Аланом, его совет, но они уже несколько дней не общались. Лоррен всеми способами избегала его, и он, казалось, отвечал ей тем же. Лоррен подумала о Мэттью, если не посоветует, как поступить, он хотя бы выслушает и посочувствует.
Лоррен сняла пальто в холле и вдруг услышала голоса из комнаты Алана. Она не удивилась и печально подумала, что он развлекается с очередным «цветочком». Но внезапно Лоррен застыла на месте. Теперь она поняла, кто был в гостях у Алана, она узнала его смех. Но не это заставило ее похолодеть. Ее насторожил голос Марго, пронзительный, слишком возбужденный, ликующий, как будто она праздновала победу над очередным мужчиной. Она нашла новую жертву, и этой жертвой был Мэттью.
Девушка очнулась от язвительного и саркастичного голоса Алана.
– Итак, – сказал он, – вы все еще уверены в преданности своего Мэттью?
Он опять разработал план, дьявольский план, как убрать отсюда Мэттью, решила Лоррен. И он прекрасно знал, какому испытанию подвергнуть его, предложив ему в качестве теста на прочность Марго. Порочный круг вновь замкнулся, опять все повторяется сначала. Марго и Хью, Марго и Мэттью…
Волна гнева захлестнула ее, превращаясь в иссушающую, вселяющую ужас ярость. Но подобно стремительному, разрушающему все на своем пути торнадо, она пролетела так же быстро, как и обрушилась. Только подбросила Лоррен и с силой швырнула вниз, на зыбучие пески ее несостоятельности. И теперь она с отчетливой ясностью поняла всю неизбежность этого. Молча пройдя в столовую, Лоррен безвольно и устало опустилась в кресло. Джеймс, читавший газету, спокойно с ней поздоровался и продолжил чтение. Берил на кухне грела молоко для вечернего какао.
Лоррен с несчастным видом уставилась в камин, и в комнате долгое время царила тишина. Девушка слышала, как Джеймс опустил газету и аккуратно ее сложил. Она знала, что сейчас он смотрит на нее.
– Не стоит так демонстрировать свое разбитое сердце, моя дорогая, – мягко сказал он ей. – Это не только портит твое лицо, но может и навредить твоему счастью.
Лоррен уныло подняла глаза, удивленная тем, как точно он читает ее мысли.
– Это не из-за Мэттью, нет, как мы с твоей мамой надеялись?
– Я сожалею, – просто ответила она.
Джеймс откинулся на спинку кресла и, скрывая свое разочарование, засмеялся:
– Я этого ожидал.
Лоррен взглянула на него, увидела его сочувствующее лицо и поняла, что может доверить все свои переживания этому доброжелательному человеку, которого ее мать выбрала своим мужем. Она сможет рассказать ему все, как никогда бы не осмелилась рассказать своему собственному отцу, которому она всегда доверяла и характер которого ей так нравился. Но его несгибаемо твердые жизненные позиции держали ее и всех остальных, кому приходилось с ним сталкиваться, в страхе. Даже Берил, его жена, теплая и нежная натура, страдала от этого и чувствовала себя несчастной.
Доброта и дружелюбие Джеймса притягивали как магнит, и Лоррен излила ему свою душу.
– Сегодня, – начала она медленно, – у меня были проблемы в школе. – Она рассказала ему о своей стычке с директрисой, и ей сразу стало легче.
– Это все влияние Алана, да? Он изменил твои взгляды и представления, не так ли?
– А что в этом плохого? – спросила она, будто обороняясь.
– Ничего, моя дорогая, но теперь тебе придется выступать самой, без его моральной поддержки, и ты должна на сто процентов быть уверена в своих взглядах и действиях, чтобы следовать им… в одиночку.
– Я уверена, – ответила она не колеблясь.
– Хорошо. Тогда продолжай и доведи дело до конца. А я желаю тебе удачи. Тебе она понадобится.
– Есть еще кое-что… – сказала печально Лоррен. – Что кажется мне необъяснимым.
– Все в конце концов становится ясным и имеет свой конец, – улыбнулся Джеймс.
– Вы говорите как моя мать. Наверное, вы заразились ее неиссякаемым оптимизмом.
– За это-то я и люблю ее. – Он ласково улыбнулся.
Лоррен удивленно на него посмотрела. Она никогда не задумывалась о том, что ее мать может полюбить какой-то другой мужчина, как любил ее отец. Она за одну минуту повзрослела, поняв, что вскоре она и ее мать разлучатся и заживут каждая своей жизнью. Мать будет принадлежать Джеймсу, а она, Лоррен, продолжит свое одинокое существование.
Берил принесла какао и, пока они его пили, болтала с Джеймсом и Лоррен, прислушиваясь к голосам и смеху наверху. Было уже поздно, когда в дверь столовой просунул голову Мэттью. Он вошел и протянул руку отцу, потом подошел к Лоррен, наклонился и поцеловал ее в щеку, вместо того чтобы поцеловать, как обычно, в губы. Она вспомнила Хью и его по-птичьи легкий поцелуй и почувствовала страдание – история вновь повторялась.
