Я от души расхохоталась. Находиться в одной комнате с Элис уже для меня счастье. Я должна была столько всего ей рассказать, но для начала мне не терпелось задать ей самый главный вопрос. Я вдохнула поглубже и выпалила:

– Ну же, Эл, время пришло. Выкладывай свой план.

Элис с опаской оглянулась на дверь и прошептала:

– Знаешь, я не поеду назад в Дублин в понедельник.

Я так обрадовалась, что напрочь забыла, о чем спрашивала.

– Ух ты, вот здорово! Остаешься на всю неделю? А папа рад? И как это только ты маму уговорила?

Эл посмотрела на меня с таинственным видом, столь давно и хорошо мне знакомым:

– Я ее не уговаривала. Это и есть мой план. Она думает, что я вернусь. Но я не вернусь.

Элис, конечно, была моей лучшей подругой, но порой даже я готова признать, что ее посещают абсолютно бредовые идеи. Она, должно быть, так размечталась, что забыла о том, что живет в реальном мире, а не в каком-нибудь романе или приключенческом фильме. Элис всегда хотелось, чтобы в жизни все было как в кино.

Я посмотрела на нее внимательнее. Она как ни в чем не бывало валялась на диване, но глаза сияли нездоровым блеском, от чего мне стало как-то не по себе.

На всякий случай я спросила:

– А разве папа не отправит тебя домой?

– Да он-то как раз ни о чем не догадается, – хихикнула Элис.

Я изо всех сил постаралась не выдать охватившего меня волнения и спросила:

– И как же ты все это провернешь?

– Очень просто, – не моргнув глазом ответила Элис. – Потому что ты мне поможешь.

Я так и застыла с идиотской улыбкой на лице. На деле планы Элис обычно оказывались куда сложнее и заковыристее, чем на словах. А впрочем, какая разница. Быть снова вместе – это просто здорово, и если Элис изобрела способ, чтобы остаться подольше, я обеими руками «за».

Тут в дверь позвонили. На пороге стояла Рози в домашнем халатике, раскрашенном под далматинца, и пушистых розовых тапках.

– Мэгги, домой, – старательно выговорила она.

– Прости, Эл, – вздохнула я. – Ты же знаешь, с моей мамой шутки плохи, так что уж лучше я пойду. А после ужина она меня точно не выпустит. Скажет, что тебе нужно «побыть наедине с отцом». Может, папа разрешит тебе пойти к нам?

– Не думаю, – насупилась Элис. – Он хочет заказать на ужин пиццу. Похоже, у меня эта пицца скоро из ушей полезет. А еще он взял в прокате фильм. Правда, я его уже смотрела лет сто назад с мамой, но не могу же я ему об этом сказать. Так что, боюсь, до утра не увидимся.

Тут в прихожей появился отец Элис с телефонной трубкой в руках, так и не дав мне возможности разузнать напоследок подробности грандиозного плана. Наверняка Элис в душе ликовала. Она обожала тянуть резину и держать меня в напряжении.

– Простите, что помешал, – извинился отец Элис. – Я тут как раз собирался заказывать пиццу. Как насчет пепперони, Элис?

Элис скорчила у него за спиной рожу и засунула в рот два пальца, изображая, что ее сейчас стошнит.

– Супер, пап, – ответила она, – как раз то, что надо.

Я поспешила вылететь за дверь, чтобы не расхохотаться в лицо ничего не подозревавшему отцу Элис. Махнув на прощание рукой, я отправилась домой, где меня ждали на ужин спагетти из непросеянной муки.

Наутро я вскочила ни свет ни заря и в мгновение ока оделась. Как оказалось, напрасно, потому что мама все равно не пустила меня к Элис, полагая, что у них все еще спят.

Вместо этого она предложила мне потрясающий план, по крайней мере, ей так казалось.

– Почему бы тебе пока не переделать все свои обязанности по дому, чтобы потом весь день играть с Элис?

(Мне, между прочим, уже двенадцать. Ну как она до сих пор не поймет, что двенадцатилетние дети уже не играют. Они тусуются!)

Так что весь последующий час я пылесосила, вытирала пыль и помогала маме расчищать кладовку, время от времени пытаясь напоминать о своих правах:

– Никто так не пашет по дому, как я. Мелисса вон вообще пальцем о палец не ударит.

– Но Мелисса ведь не моя дочь, – возразила мама в своих лучших традициях. – И меня нисколько не волнует, что она вырастет избалованной неумехой. Кстати, с каких это пор ты так печешься о Мелиссе?

– Ничего я не пекусь, – буркнула я. – Просто ни у кого из моих знакомых нет такого количества домашних обязанностей, как у меня. Это нечестно.

– Знаю, дорогая, – ласково сказала мама. – Честного тут мало. Но я не хочу, чтобы ты думала, будто порядок в доме наводится сам собою. Сам он не наводится, и ты прекрасно это знаешь. А дел у меня столько, что без твоей помощи я просто не управлюсь.

Я посмотрела на маму. Вид у нее и впрямь был какой-то уставший, так что я принялась за работу с удвоенным рвением. Я пулей носилась вверх-вниз по лестнице, таская туда-сюда разные вещи и выполняя любые мамины поручения. К половине десятого дом был вылизан сверху донизу и сиял первозданной чистотой. По крайней мере, мне так казалось.

– Осталось только в серванте разобраться, – вздохнула мама.

Я тихо застонала, а мама прыснула со смеху.

– Шучу, – успокоила она меня. – Сервант подождет. Давай, беги к Элис.

Мама обняла меня и поцеловала в щеку.

– И спасибо за помощь! – добавила она.

Я демонстративно стерла рукавом следы поцелуя со щеки, но в душе меня распирало от счастья.

Не успела я добежать до крыльца Элис, как она уже распахнула передо мной дверь.

– Ну, наконец-то, – выпалила она. – Я уже сто лет как проснулась. А папа говорил, что еще рано, и не пускал к тебе.

– Со мной та же история. Только вдобавок пришлось все утро помогать маме с уборкой. Можно подумать, она ждет в гости президента.

– Ну, мне и того хуже пришлось. После завтрака отец засадил меня за просмотр семейных фотоальбомов. И каждый раз, когда попадалась фотография, где мы вчетвером, он так протяжно вздыхал, что хоть вешайся. Нет, он, конечно, отшучивался, и делал вид, что все в порядке, но у меня было такое чувство, будто он вот-вот разрыдается.

– Вот ужас то! Ну а ты что?

– Ну а я толкнула ему речь, которую слышала по телику на прошлой неделе, – хмыкнула Элис. – Сказала, что надо мыслить позитивно, смотреть только вперед и все такое прочее. А после мы поиграли в «Скрэббл». Дикое занудство, но все же это было лучше, чем смотреть фотографии. Знаешь, на самом деле все просто ужасно. Мама с папой на вид взрослые люди, а ведут себя ну прямо как дети малые, так что мне постоянно надо быть начеку. Если я слишком веселюсь, они думают, что мне наплевать на то, что они расстались. А если слишком грустная, то мучаются чувством вины.

Тут я впервые поняла, каково на самом деле приходилось Элис все эти последние недели.

– Мне так жаль, Эл, – сказала я. – Я не знала, что все настолько ужасно.

– Ужаснее не бывает, – вздохнула Элис.

Впрочем, уже в следующую секунду она просияла и, схватив меня за руку, зашептала:

– Пойдем наверх, надо поговорить!

Мы поднялись в ее комнату. Там, как обычно, все было не убрано и повсюду громоздились кучи мятой одежды. Над изголовьем кровати висела потрясающая гирлянда из крошечных розовых лампочек в виде цветочков.

Элис поймала мой восхищенный взгляд и сказала:

– Отец подарил. Он мне теперь все время что-нибудь покупает. Чувство вины, понимаешь ли. По мне так уж лучше бы жили все вместе, как раньше. Тогда бы и лампочек никаких не понадобилось.

Я потрогала лепестки. Они были сделаны из блестящего переливающегося пластика и выглядели как настоящие. Игрушка для богатеньких деток, не иначе.

– Можешь взять их себе, пока меня здесь не будет, – предложила Элис.

– Спасибо. Но лучше не буду. Ты же знаешь мою маму. Вот увидишь, она наверняка скажет, что эти лампочки поедают уйму бесценной электроэнергии, и не разрешит мне их включать. Так что пусть лучше у тебя повисят.

Элис хихикнула и проговорила голосом моей мамы:

– Как, девочки, вы разве ничего не слышали о глобальном потеплении? И чему вас только в школе учат!