Капитан доказал, что он помнит старых друзей; к тому же молодой человек понравился ему с первого взгляда. Проволочек с зачислением в полк не было. Новые товарищи приняли его радушно, но сближения с ними не получилось. Интересы его были иные, чем у них. Поначалу его пытались задирать, но две или три дуэли показали всем, что он достоин звания мушкетера. Со временем отношение к нему установилось — его уважали и побаивались. Некоторых он раздражал, именно потому, что упрекнуть его было не в чем.
Он нашел друзей в книгах и в студентах Университета. Ему хотелось, чтобы мир его был широк, и он неустанно раздвигал его. Это поднимало его на более высокую ступеньку по сравнению с товарищами по полку, и они молчаливо признавали его превосходство, потому что и как боец он был из лучших. Во весь голос выразили они свои чувства в тот день, когда Алеандро де Бразе был произведен в лейтенанты за свои заслуги. Заслуги были очевидны, а мушкетеры были, несмотря ни на что, рыцари — они приняли весть о его назначении громкими криками «ура». И он, со своей стороны, тоже показал, что он не какой-нибудь скряга или чистоплюй — он устроил им добрую попойку.
Отец не успел узнать об успехах своего сына — он умер незадолго до получения лейтенантского патента.
Отец, отец… А попойка была славная… Попойка за дверью была в лучшем градусе. Разумеется, ораторствовал Грипсолейль. Сквозь тощую дверь было отчетливо слышно каждое слово.
— Господа, что такое женщина? Не кто иная, а именно — что такое женщина, ибо кто такая — это обязательно какая-нибудь определенная Маргарита, Катерина, Элиса или Анна, которой вы там-то и тогда-то задирали юбки. Нет, давайте представим себе Женщину вообще, богиню красоты и наслаждения. Какая голова, какой ореол золотых волос осеняет ее! Какой миленький, чуть припухлый ротик. А глаза невозможно даже выдумать чистые, как утро, голубые, словно озера в камышах ресниц… А какая шейка, Господи! Когда смотришь на ее грудь, кажется странным, что такое совершенное создание дышит…
Лейтенант Бразе мучительно вслушивался в каждое слово. Женщина вообще — для него была Жанна. И он как-то даже не удивился, услышав про золотые волосы и голубые глаза. Само собой было ясно, что именно Жанна — совершенство, именно ею можно восхищаться, именно ее любить…
Но собутыльники Грипсолейля беспардонно перебили его:
— Вы говорите, сдается мне, об определенной женщине…
— Клянусь брюхом Иисуса, он имеет в виду королеву!
— Грипсолейль, я предупреждал вас… Я с тех пор много упражнялся, и вторая дуэль может кончиться иначе…
— Тише, господа! — лениво крикнул Грипсолейль. — С чего вы взяли? Взоры таких червей, как мы, не рискуют подниматься выше подола королевы…
— Выше и не надо, они рискуют проникнуть под него…
— Кто это сказал? Вы? Боже мой, прискорбно мне видеть, что все вы, господа, собаки…
— Ооо! Ааа!
— Да не орите, я объясню… В древности в Афинах, что в Греции, жили философы-киники, которые говорили, что они злы на весь мир, как собаки. Вы же, господа, сходны с ними в том, что всюду стараетесь видеть только плохое… да тихо! Стоит мне упомянуть о подоле платья — вы сразу приписываете мне желание залезть под юбку… Стоит мне заговорить о женщине — все вы почему-то начинаете думать, что я имею в виду Ее Величество… Ну хорошо, я говорил об определенной женщине, у нее светлые волосы… глаза у нее, правда, серые, но они голубеют в тот момент… словом, вы понимаете когда. Это моя любовница — ну что здесь плохого? — немецкая графиня Ута фон Амеронген.
— Фьюууу.
— Графиня с железной фамилией всего несколько дней как появилась при дворе!
— Ну так что?
— Как же вы так успели?
— Боже мой, я ведь не говорил, что обладал ею Но я сказал, что она моя любовница, потому что буду обладать ею на днях…
«Обладать ею…» Лейтенант Бразе кулаками зажал уши, чтобы не слышать грубого хохота за дверью.
Он знал, что такое обладать женщиной. В самые первые месяцы службы, когда он еще снизу вверх смотрел на каждого, даже и на самого последнего, мушкетера, компания новоявленных приятелей как-то потащила его «предаться радостям жизни». Он пошел, ибо тогда еще не умел с достоинством отказываться. Пили, горланили песни, он не чаял худого, и вдруг появились девушки. «Эй, Аманда! — крикнул один из мушкетеров. — Вот невинный агнец, мы привели его нарочно для тебя!» Все захохотали. Алеандро не помнил, как очутился один на один с крупной темноволосой девушкой «Мальчик, — с улыбкой сказала она, потрепав его по щеке, — сколько тебе лет? Семнадцать? Боже мой, я дала бы тебе больше. Хочешь меня любить? Не бойся меня». У него внутри все высохло. Он стиснул зубы и молча смотрел на ее обнаженные руки и сильно открытую грудь. «Вот дурачок!» — засмеялась она и подняла платье. На секунду мелькнули округлые женские колени; Алеандро испуганно зажмурился, а когда открыл глаза — на ней ничего не было. Сердце подкатилось ему под самое горло. «Сядь, глупенький». Он машинально сел, и она уселась ему на колени, налила вина, отпила и дала ему. Он с трудом проглотил. «Или ты боишься греха? — шепнула она. — Так не бойся, я не бесовка, я в церковь хожу. Вот, смотри». На ее голой груди висел крестик. «Я не боюсь греха», — тихо сказал Алеандро и положил руку на ее бедро. Ему очень хотелось тут же отдернуть руку, но он боялся, что она засмеет его. Гладкое тело ее было горячо, словно вынутое из печки. Тяжело дыша, она обхватила его и впилась в его губы От поцелуя у него закружилась голова, и он уже сам искал ее губ, но она не давалась. «Мальчик, ты сильный, — шептала она, — подними меня на руках…» Он без труда поднял ее и, сам не зная, почему, пошел к постели, и тут она ногой опрокинула свечу.
В эту первую ночь обладал не он — скорее обладали им, зато эта ночь сделала его мужчиной, и после этого Алеандро брал девушку сам. Он не знал, что Аманда искусно сопротивляется, чтобы дать ему почувствовать прелесть победы. Их связь продолжалась более полугода. Сначала его бесило, что она называет его мальчиком, потом он привык. Аманда была необразованная, неграмотная девушка, но она обладала каким-то инстинктом, и она заранее предсказала ему, что он скоро охладеет к ней. Он возмутился: «Я люблю тебя!» — «Нет, мальчик, — покачала она головой, — не обманывай себя. Ты еще не любил, и уж меня-то ты, во всяком случае, не любишь. Но ты рожден для настоящей, безумной любви, на всю жизнь. Женщина, которую ты полюбишь, будет самой счастливой на свете. Я по глазам твоим вижу, что так и будет. Ты будешь проклинать и ее, и себя, и весь свет за эту любовь, но все же ты будешь ее любить. А меня ты совсем забудешь, и это справедливо — на что я тебе? Тебе суждена высокородная, знатная дама, а я — просто уличная девка… Но ты все же будешь вспоминать меня… а? Ты будешь просто свиненок, если забудешь меня, — ведь я научила тебя любви…» Разумеется, тогда он горячо опровергал ее словами и действием, но пророчество Аманды сбылось: мало-помалу он перестал ходить к ней. Несколько студентов и образованных дворян образовали общество пантагрюэлистов, и Бразе стал его членом. Члены кружка жили славной жизнью славных героев Рабле: они любили наслаждения духовные и телесные, соблюдая в тех и в других золотую меру. Они любили крепко поспорить на высокие темы и вкусно поесть, у них был свой брат Жан, славный кулинар — гвардеец из Каршандарского батальона. Не раз на собрании кружка приглашали благородных девиц — для ученой и галантной беседы; Алеандро иногда увлекался то одной, то другой из них, со скептической усмешкой вспоминая слова Аманды. Каждый раз увлечение оказывалось вздором. Аманда просто болтала. Он занимал ровно такое положение, какое считал вполне достойным для себя, он был обеспечен ровно настолько, чтобы вести тот образ жизни, который ему нравился, — ему и без любви было хорошо.
И вот… С чего все же это началось? Пожалуй, с самого начала, с коронации. Его пост был в тот день в дверях аббатства Лор, и он совсем близко видел, как мимо него прошла юная девочка с огромными глазами, в которых было такое выражение, словно ее вели на казнь. От этого ничего не изменилось и все изменилось, но он сам этого не сознавал. Он не понимал, почему ему так радостно и как-то прочно на душе — он принимал эту радость как нечто разумеющееся само собой, и лишь когда она становилась слишком явной, он думал и вспоминал: «Ах да, есть на свете беленькая девочка, вся чистая и светящаяся, и это моя королева, и слава Богу. И я счастлив служить ей».
