Услышав это, Авлан только сплюнул и выругался.

Ребенок был мальчик. Его крестили и записали в церковной книге под именем Эрана, сына Авлана Флата, крестьянина, и Катерины Флат, урожденной Мери, крестьянки.

Молитва Катерины дошла до Бога. Сеньор забыл ее. Но то ли она молилась слишком усердно, то ли Господь Бог понял ее неверно, только сеньор совсем забыл про Катерину. Она изгладилась из его памяти, как многие-многие другие.

Но Катерина не теряла надежды. Первые три года ока возилась со своим ненаглядным сыночком, не замечая ничего. Авлан исподтишка пинал и бил ребенка, впрочем, остерегаясь делать это, если жена была поблизости. Он боялся ее.

В пять лет мальчик твердо знал, что «отец» означает «зло», а мама — это ласковое солнце, это все доброе. Она играла с ним, рассказывала ему сказки о замке, господином которого стал юноша, родившийся в крестьянской хижине, и при этом она смотрела на него с обожанием, которое даже несколько пугало его. Она не раскрывала ему тайны его рождения, хотя временами ей бывало очень трудно удержаться. Иногда сеньор проезжал через их деревню, и мама, кланяясь ему до земли, тихонько шептала сыну:

— Ты будешь таким же, как сеньор.

Сеньор проезжал мимо Катерины, в упор глядя на нее, и не узнавал ее. Возможно, он ее просто не видел. Но она все-таки была счастлива: она крепко надеялась, что господин вспомнит.

Мир ребенка был поделен пополам. Одна половина была враждебна и опасна: это был отец, который никогда не говорил ему ласкового слова и часто бил его без вины, это были деревенские мальчишки, которые не принимали его в свои игры, нещадно избивали при случае и дразнили сучьим выблядком. Другая половина была мама, ласковое солнце, у которой он спасался от мальчишек, рядом с которой не был страшен и отец. Когда он спрашивал, почему его так травят и бьют, мама говорила, что дети мужиков дурные и недобрые, а он хороший, умный мальчик, вот они и не любят его.

На отца он никогда не жаловался ей.

Но вот настал день, когда солнце потухло. Ребенок почувствовал это сразу, и с этого дня весь мир стал ему враждебен, злобен и опасен. Ему было тогда неполных шесть лет.

Это был день, когда Катерина узнала о свадьбе сеньора.

Все ее тайные надежды рухнули. Сеньор забыл ее. И ее ненаглядный сыночек, которого она уже мнила наследником великого сеньора, стал ей противен. Она вдруг поняла, что она крестьянка, из грязи взятая и снова брошенная в грязь, где ей и быть надлежит. А сын был плодом насилия и обмана, он был сучьим выблядком.

Когда она впервые произнесла эти слова, ей доставило острое наслаждение видеть, как расширились глаза ребенка, не понявшего ее, не желавшего верить своим ушам.

Она накинулась на мальчика и принялась колотить его. Ребенок от испуга и боли кричал так, что в дом вбежал Авлан, работавший на дворе, и оттащил жену.

— Опомнись, Катерина. Мальчонка ведь ни при чем.

Потом он хотел взять мальчика на руки, но это был отец, враг — мальчик, собрав последние силы, вскочил и кинулся бежать.

Его нашли на второй день в лесу, полубезумного, умирающего. Он не давался в руки. С трудом удалось отнести его в дом и уложить. Мать рыдала над ним, умоляла простить ее, но он больше не верил ей. Даже отец смягчился и ухаживал за ним. Отцу он никогда не верил. Он долго лежал больной. Опасались за его рассудок, но он поправился. Он только стал замкнутым и молчаливым, потому что говорить ему было больше не с кем.

Мать после бурного припадка ненависти как-то сникла. Она не била сына, но и не ласкала его. Отец стал относиться к нему получше. Крайности слились: черное и белое дали серое.

Его гоняли по домашним работам; мальчишки все так же преследовали его, но защиты от них искать было негде. Кормили и одевали его кое-как. Родители мирились с ним как с неизбежным злом и старались заиметь другого, своего ребенка. Тогда его жизнь несомненно стала бы еще хуже.

Но прежде чем родители успели в своих попытках, произошла вторая встреча Катерины с сеньором.

Сеньор был несчастлив в браке: у него не было детей. Между тем он был не так уж молод, а иметь наследника было необходимо.

Разумеется, во всем он обвинил жену. Ходили слухи, что он нещадно бил ее. В самом деле, она скоро умерла, как было объявлено, от недозрелых абрикосов.

Овдовев, сеньор пуще прежнего занялся охотой на деревенских красоток. Однажды вечером, как обычно переодетый, он ехал по деревне, где жила Катерина, и увидел ее при свете свечки в открытом окне. Она раздевалась перед сном. Авлан был в городе. Сеньор соскочил с коня и постучал.

— Воды дворянскому скакуну.

Катерина отворила, и он молча набросился на нее. Та инстинктивно начала сопротивляться и задела сеньора по лицу. Немедля рассвирепев, тот ударил ее железным кулаком в грудь; Катерина влетела в горницу и грохнулась на пол. Сеньор вскочил вслед за ней и принялся топтать ее. Затрещали ребра, изо рта у Катерины брызнула кровь.

Вдруг на сеньора с криком кинулся маленький мальчик. В руке его был зажат кинжал — тот самый, который год назад он нашел в материных тряпках и перепрятал в иное место. Теперь оружие пригодилось. Сеньор одним движением вырвал кинжал у мальчика «Ах ты, сучонок!» — но тут женщина испустила хриплый вопль.

— Сеньор, не убивайте его! Это ваш сын!

Сиятельный принц замер, как статуя: он разглядел на рукоятке кинжала свой собственный герб.

Он наклонился над Катериной.

— Женщина, ты лжешь.

— Клянусь Богородицей и Пресвятой Пасхой, я отвечу перед Богом, если солгу… Это ваш сын.

Сеньор опустился на табурет.

— Говори, что ты знаешь. Откуда у тебя кинжал?

Хрипя и тяжко дыша, Катерина рассказала ему всю историю Сеньор принялся мучительно припоминать и наконец вспомнил.

— Черт тебя возьми, Катерина, — прошептал он, — да ведь ты сама не понимаешь я вознесу, я возвеличу тебя.

— Сеньор, я умираю, — хрипела женщина, выплевывая кровь — Спасибо вам, что вспомнили. Возьмите сыночка… умненький такой, гордый мальчонка… Он ваш сын.

— Мальчик, — позвал сеньор.

Но мальчика и след простыл.

Катерина умерла под утро. Сеньор просидел над ней всю ночь, ухаживал за ней, как мог, и проявлял столько нежности, сколько, видимо, никогда не выпадало на долю его законной супруги Увидев, что она мертва, он принялся рыдать, кататься по полу и ломать нехитрую мебель. Вернувшегося из города Авлана он чуть не убил, наконец появились свитские кавалеры, принц немного успокоился, велел забрать тело Катерины и похоронить в фамильном склепе Авлану он выслал сто червонцев.

Мальчика долго не могли найти, но все же нашли сеньор поднял на ноги всех. Его взяли, он молча отбивался. Пришлось связать его и так отвезти в замок.

Девочка, носившая королевский горностай, предложила ему свою дружбу. Он совсем не знал этой девочки, знал только, что она существует. А откуда она знала о нем? Кто научил ее?

Впрочем, он сразу понял кто: герцог Фьял. Что ж, тем лучше.

— Королевская дружба всегда драгоценный дар, — сказал он. — Я не стану говорить, что дружба именно Вашего Величества драгоценна мне вдвойне и втройне, таким словам Ваше Величество вправе не поверить Но я скажу, что постараюсь быть Вашему Величеству хорошим другом.

Жанна вздохнула Ей стало совсем легко с этим человеком.

— Вот и славно, принц… Мне говорил о вас герцог Матвей.

— Герцог Фьял был достойнейшим мужем, — сказал Вильбуа.

— Так вот, принц, — Жанна перешла на деловой тон, — здесь лежат некоторые указы короля Карла, я прочла их. По-моему, их надо оставить в силе. Как это делается?

— Ваше Величество, их надо будет формально подтвердить перед Советом вельмож и перед Королевским советом.

— Итак, это будет нашим первым делом. Затем приведем к присяге министров. Пишите, принц… Ах нет, нужен секретарь…

Она потянулась к звонку. Вильбуа улыбнулся.

— Секретарь есть пара ненужных ушей и один ненадежный язык, так выражался король Карл.