— Ладно тебе! — упрекнула его тетя Тийна. — И нам разок не грех съездить на тот остров. Только ты, девочка дорогая, другой раз напиши пару слов, если нас дома не будет. Не присмотра ради, ты уже большая и разумная… В одном все же доме… Неведение и забота — не лучшие кавалеры, не правда ли?
— Ой, извините! — запинаясь, сказала Силле. — Я просто не подумала об этом.
24
Хийе ворвалась как ураган, размахивая над головой газетой.
Девочки столпились возле графика и смотрели, как Эндла Курма вписывала туда результаты работы за пятницу. Еще на острове Лууле выспросила, кто сколько уложил коробок, и все знали, что девочки из первого квартета расфасовали конфет больше всех. Лууле отстала от них почти на полдюжину коробок, она шла вслед за вторым квартетом. Хотя все это уже было известно, но все равно было интересно увидеть на стене свое имя и сравнить свою работу с работой других.
И Хийе скользнула глазами по графику и только затем крикнула, размахивая газетой:
— Все читали?
— Что?
Хийе подбоченилась и закатила глаза.
— Ой, темнота! По-вашему, воскресная газета могла и не выходить. Получается, что сотрудники газеты и автор этой статьи работали впустую.
— А ты, конечно, как только вернулась домой, сразу же уткнулась в газету? — насмешливо спросила Мерле.
— Точно! Дедушка подчеркнул заголовок: «Читай, деточка, тут про вас…»
Лес рук потянулся за газетой, и в мгновение ока газеты не стало, она была разодрана на четыре куска. Хийе потребовала вернуть себе обрывки, аккуратно сложила их на пианино и попросила, чтобы Мерле ясным громким голосом прочла.
В газете рассказывалось о молодых конфетчицах, а также о школьницах, которые проходили на фабрике производственную практику и решили летом во время каникул поработать на фасовке конфет. Особо говорилось о девочках, которые по инициативе Силле Рауд организовали свою работу так, что в первый же день уложили больше всех в бригаде коробок.
— Покажи!
Прежде чем Силле отыскала свое имя, Мерле выхватила у нее из-под носа газетные обрывки.
— Только Силле Рауд. У других членов квартета будто и фамилий нет, — надулась она и спросила, кто такой «У. Ка́реда», который сочинил эту статеечку.
Никто, конечно, не знал.
— Явно какой-нибудь журналист, — предположила Хийе. — Дедушка говорил, что встречал это имя под небольшими заметками.
— Когда же этот газетчик побывал здесь? — удивилась Силле. — С потолка сведений он взять не мог.
Никто из присутствующих не видел сотрудника газеты. И с бригадиром ни один журналист не разговаривал. По словам девочек, только Силле, которая в пятницу оставалась на работе, могла дать информацию. Подошедшая Вейнике предположила, что журналист должен был побывать здесь не позднее четверга, иначе заметка не попала бы в воскресный номер.
— С меня хватит, — объявила Мерле, — я не собираюсь больше никому зарабатывать славу. Не хочу, спасибо!
Она отшвырнула куски газеты, пробралась между девочками к столу и начала быстро все перекладывать на своем рабочем месте.
Хийе подбежала к ней.
— Чего ты придумала! — крикнула она и прикрыла руками заготовленные в пятницу коробки.
Мерле раздраженно бросила, что она выходит из квартета, что решила еще в воскресенье. Кто сам не в силах выйти в передовые, тот пусть работает вместе с другими. А у нее нет желания надрываться из-за чужого брака. Она будет соревноваться с Лууле, а если Силле рискнет — очень хорошо! — то и с ней тоже.
Силле негодовала. Ну что за человек: ставит тебе подножку и тут же предлагает бежать наперегонки.
— Вместе с тобой я уже ничего не рискну делать, — ответила она Мерле. — Сегодня ты говоришь так, завтра иначе. Как флюгер.
— А это потому, что мой ветер дует так, — объяснила Мерле. — В одном направлении…
Эндла Курма, разговаривая с Вейнике возле табеля, спросила, о чем девочки спорят.
Силле обрадовалась: сейчас бригадир поставит все на свое место. И то верно — чего Мерле чудит, как капризный ребенок, который, чуть что не по нему, забирает свои куклы и с плачем убегает. А еще хочет быть взрослой работницей!
— Ах, слушай ты их! Поссорятся и помирятся, — сказала Вейнике и раскрыла прихваченный журнал «Силуэт». — Посмотри, какие милые платья. Или вот эта фата! Потрясающе, правда?
И они, забыв о квартете, поспешили вместе с Вейнике к пианино…
— Ну какая ты умница! — вдруг воскликнула Хийе и слегка потрепала Мерле по щеке. — Так здорово решила вопрос. А я-то, бедная, ума не приложу, как прийти и сказать, что один из нас лишний? Всю ночь не спала, все думала…
— Что… в каком смысле? — не поверила своим ушам Мерле.
— Правда ведь, — Хийе уже обращалась к Силле, — лучше всего работать втроем? Мерле в пятницу зашилась, и Нийде пришлось, помимо своей работы, еще и ей помогать, вместо того чтобы помочь Силле закрывать коробки и наклеивать этикетки, как советовала Эндла.
Хийе перевела дух и, не дав никому слова вставить, затараторила дальше:
— Нийда вообще проворная: она будет и сортировать, и укладывать конфеты, и взвешивать коробки. Силле закрывает коробки и наклеивает этикетки. Я же сворачиваю новые коробки. Не так ли, товарищи по соревнованию?
Хийе теперь уже стояла спиной к Мерле, лицом к Нийде и Силле. Последние ничего не могли понять из гримасы, которую корчила им Хийе.
Нийда хотела что-то сказать, но лишь вздохнула и промолчала.
Силле подумала: Хийе права, разделение труда у них несовершенно. Но разумно ли предложение Хийе, в этом Силле еще не была уверена. Правда, оно дает выход из создавшегося глупого положения. На логику Хийе всегда можно было положиться, почему бы и теперь не довериться ей, если она обдумала новое распределение работы, целую ночь ломала над этим голову?
Но унылые взгляды, которые Хийе бросала из-под низко опущенных глаз на свои коробки, на весы, на Нийду и Силле, ввели Силле в сомнение: уж не сейчас ли Хийе пришла в голову идея поделить работу на троих? Иначе она сказала бы об этом еще вчера на пароходе. Обязательно бы сказала, потому что, когда девочки скормили чайкам прихваченный с собой хлеб, Хийе и Силле остались на палубе вдвоем полюбоваться зелеными волнами. Времени у них тогда для разговора было сколько угодно.
— Ну что, засучим рукава? — спросила Хийе, но в ее голосе уже не было той бодрости.
Все вокруг работали. Третий квартет вдруг заколебался — может, и им лучше втроем? Но второй квартет продолжал работу, и они остались в прежнем составе. Оба квартета стали трудиться еще быстрее: замешательство среди тех, кто был до этого первыми, давало остальным надежду выйти в передовые.
— Хорошо, математик! — подхватила Силле. — Давайте! А квартет наш останется все равно квартетом: мы трое, четвертым будет наше первое место.
— Дурочка! Думай, что ты говоришь! — шепнула Хийе.
— Вот именно! — прошептала в ответ Силле. — Первого места мы теперь не отдадим просто из принципа. В пятницу у нас было по сто девять коробок, сегодня сделаем по сто и еще по дюжине. Самое меньшее.
Хийе шлепнулась на стул:
— Сумасшедшая! Втроем!
— Невозможно, — шепнула и Нийда. — Я зашьюсь.
Она придвинула лежавшие горкой изготовленные еще в пятницу коробки и начала укладывать конфеты.
— Мы не сможем быть первыми, — повторила Хийе. — Втроем делать работу четырех. Я подумала еще… — Она уткнулась носом в сцепленные пальцы. Казалось, что и слезы вот-вот брызнут.
— Почему за четверых? — удивилась Силле и вдруг догадалась, какое недоразумение обескуражило Хийе. Она наклонилась над столом и тихо сказала Хийе: — Очнись, математик, от своего геройского поступка! Подумай на ясную голову!
Хийе подняла голову.
— Норма все равно будет высчитываться на каждого человека. В пятницу нам записали по сто коробок на человека. Ну? Поняла?
Хийе густо покраснела, прикусила верхнюю губу, и из глаз у нее действительно покатились слезы.