Си́лле стояла рядом с родителями. Ее серые, полуприкрытые белесыми прядями глаза были полны оживленного ожидания.

Парк пестрел людьми, сновавшими между жидкими замшелыми соснами. Среди легкого летнего платья выделялись вязаные кофты, плащи, куртки.

Ясно, что обладатели кофт и курток собирались бодрствовать до утра. В самую светлую и короткую летнюю ночь и нельзя спать. Разве кто-то, кому исполнилось шестнадцать, спешит сегодня в постель?! Когда ночь под иванов день! Сегодня даже солнце по-настоящему не закатывается.

Чего там мальчишки вдруг побежали? И куда несутся девчонки?

Ой, уже горит! Смотрите, горит иванов огонь!

На лицах людей было такое умиление, словно они сейчас увидят, как расцветет… папоротник.

Папа, мама, глядите — иванов огонь горит!

Светлые волосы на папиной голове коснулись темной маминой мальчишечьей прически, и у обоих в глазах тоже застыло ожидание чуда, будто вот-вот начнется парад светлячков или танец гномиков.

Вдруг Силле сникла.

Как же она не догадалась раньше? На папе светлый костюм, и мама в новом белоснежном летнем пальто. Разве так одеваются в ночь на иванов день люди, которые собираются бодрствовать в лесу до восхода солнца, ходить под летящим пеплом, сидеть на пеньках или корневищах? Неужели ей, Силле, опять придется еще до полуночи плестись домой следом за родителями? И сегодня так же, как прошлым летом, под иванов день, заиграет оркестр и все пойдут танцевать… без нее? И заря с зарей сойдутся… без нее?

Отец почувствовал дочкин взгляд.

— Что это ты такая кислая? Тебе скучно? — спросил он. — Потерпи, скоро начнутся танцы. Музыканты уже готовятся.

— Тут еще кое-кто скучает. — Мать показала взглядом налево.

Поставив ногу на низкий камень, там стоял каштанововолосый, крепко сбитый парнишка в сером костюме. Стоял в одиночестве и смотрел в сторону костра.

— За последний год Индрек здорово возмужал, — сказал отец.

— У нас во дворе никто и не заметил этого.

— Очень серьезный парень, — подтвердила мама. — Позовем его, чего он там стоит один.

— Нет-нет! — испугалась Силле. — Сейчас придет Ни́йда.

Но Нийда пока не появлялась, и Силле стала украдкой поглядывать на Индрека.

Стоит. Но как только оркестр заиграет вальс, сразу начнет выбирать, с кем бы пойти танцевать. Само собой, на девочек из младших классов он не посмотрит. Всегда так. Даже ее ни на каком школьном вечере не замечал, хотя она всего на класс ниже и с самого рождения живет с ним в одном доме. Так было, и дальше так будет, потому что осенью он прицепит на грудь значок выпускника.

Вообще это ужасная несправедливость, что на танцах нет равноправия. Партнершу в девяти случаях из десяти выбирают кавалеры. А ты стой с безразличным видом, как истукан, и жди, хотя у самой сердце заходится от мысли, кто пригласит тебя на танец: тот ли, кого ты сама ждешь, или совсем другой.

Хорошо бы иметь брата. Или если бы в классе был у тебя настоящий товарищ, с которым можно было бы иногда сговориться и пойти на танцы. Но это ведь несбыточно. Мальчишки, те бог знает что подумают. Сразу начнут величать «женихом и невестой». Как Нийду и Во́отеле. С четвертого класса вместе собирают букашек-таракашек, наконец, оба занялись еще и орнитологией, но, пожалуйста, в школе они — «парочка». Кому ты объяснишь, как оно все на самом деле…

Музыка оборвала мысли Силле. При первых тактах танца на каждом школьном вечере начинало щемить сердце, и здесь, в парке, они действовали так же странно.

— Пойдем танцевать! — обратился папа к маме и одновременно кивнул Индреку.

Коленки у Силле дрогнули. Ох уж этот папа! Она хотела было отойти в сторонку, но сзади кто-то закрыл руками ее глаза и словно тисками сжал голову.

Худенькие длинные пальцы, маленькие четырехугольные часики…

— Нийда!

Ясно, что Нийда. И конечно, вместе с Воотеле.

— Пойдем! — Силле схватила Воотеле за руку и, провожаемая удивленными взглядами Нийды и Индрека, потащила его на танцплощадку.

— Ого! — оглядываясь и упираясь, буркнул Воотеле.

— Я должна была… — Это все, что Силле смогла сказать в свое оправдание.

— Ну, с Нийдой тебе придется объясняться обстоятельнее.

Силле глянула туда, куда смотрел Воотеле: Нийда танцевала с Индреком, который, казалось, и не замечал их. Зато Нийда лукаво подмигнула Силле.

— Вот и объяснились, — сказала Силле.

— Тогда все в порядке. — От улыбки на румяных, тугих щеках Воотеле появились своеобразные ямочки. — А теперь не обижайся: я обещал первый танец Нийде.

Прежде чем Силле успела сообразить, в чем дело, он уже похлопал Индрека по плечу, и вместо длинного Воотеле перед Силле оказался Индрек — ростом чуть пониже.

Танец продолжался. Индрек молчал.

Силле пыталась вспомнить, когда она последний раз говорила с Индреком и о чем. «Здравствуй» и «Доброе утро» — вот и все разговоры. Интересно, с чего он начнет сейчас?

Но Индрек будто воды в рот набрал.

Хм! Словно он танцует сам по себе! Соло! Силле хотела было кашлянуть, чтобы напомнить о своем присутствии. Или наступить ему на ногу, извиниться — и игре в молчанку будет положен конец. Но зачем? Если товарищ абитуриент не хочет разговаривать, то его не стоит и неволить. Кто знает, может, и он условился танцевать с какой-нибудь девчонкой. Ох уж этот папа!

Танец кончился, и Силле стала поспешно пробираться между аплодирующими парами на свое место, Индрек схватил ее за руку:

— Подожди! Потанцуем еще!

Ну что ж, можно, конечно. С ним даже приятно танцевать.

Весь вечер они танцевали вместе, но Силле так и не смогла освободиться от чувства неловкости, которое у нее появилось после папиного кивка Индреку.

Ближе к полуночи, когда сумерки совсем сгустились и девочки собрались искать светлячков, мама, подавив зевоту, сказала отцу, что утром им надо рано вставать.

— Тогда идите спать! — посоветовала родителям Силле. — А я останусь с Нийдой и Воотеле.

Она произнесла это с таким спокойствием и безразличием, будто говорила о самом обыденном деле, будто от нее одной зависело, оставаться ей или нет. Но внутренне вся сжалась. Судорожно удерживалась, чтобы ни на кого не глядеть.

— Ладно! — удивительно быстро согласилась мама. Но потребовала, чтобы все держались вместе и домой тоже шли одной компанией.

«Ур-ра!» — ликовала в душе Силле. Вот что значит, когда тебе уже шестнадцать.

— Ну, тогда до утра! — сказала Силле родителям. — Доброй ночи! — пожелала она Индреку, и это прозвучало почти что возгласом радости.

Ей ответили только отец с матерью. Индрек же встал рядом с Силле и сказал, обращаясь к ее родителям:

— Не беспокойтесь! Как сказано, так и будет. Тут уж моя забота.

Силле подозрительно глянула на родителей: чувствовалось, что они успели договориться с Индреком, что она остается. Это подтверждал взгляд, которым отец обменялся с Индреком.

Силле кусала губы: уже второй раз она оказывалась перед Индреком в роли малого ребенка. Теперь он, конечно, чувствует себя солидным человеком, которому доверено приглядывать за стадом теляток. Ну погоди, молодой человек!

Силле изобразила на лице высокомерную улыбку взрослого человека и спросила у Индрека:

— Надеюсь, ты попросил у своей мамочки разрешения остаться на ночь в лесу?

Индрек удивленно посмотрел на нее. А отец тихо шепнул Силле, что Индрек отвез свою мать в больницу.