– Ой, дайте, если можно, мы вам будем очень благодарны! – защебетали в один голос Мария Раевская и Александра Давыдова.

– Приезжайте к нам с визитом, и мы с Мари все вам дадим! – присоединилась к разговору Екатерина Бороздина, на всякий случай оглянувшись на отца – не возражает ли он против того, что она так самовольно приглашает гостей? Однако Андрей Бороздин после всех похвал, которых удостоилась его старшая дочь, находился в благодушном настроении и не выражал никакого неудовольствия.

Дамы продолжили болтать о будущих визитах, уговаривая друг друга встречаться почаще. Марию больше не просили играть – после такой удивительной мелодии все прочие пьесы казались слишком простыми, и слушать их никому не хотелось. В другой раз девушка гордилась бы собой, но сейчас не чувствовала ничего, кроме разочарования. За все время, пока она играла, Иосиф Поджио даже не посмотрел в ее сторону и после, когда соната закончилась, не сказал ей ни слова! А ведь она специально следила за ним краем глаза – надеялась, что столь красивая музыка не оставит его равнодушным! Но, похоже, все ее попытки привлечь к себе внимание были изначально обречены на неудачу. Поджио был полностью погружен в какие-то свои мысли, и ни музыка, ни ее исполнительница его не интересовали.

Мария встала со стула и отошла от клавикордов. За них тут же уселась ее сестра и заиграла что-то веселое. Сделав вид, что слушает музыку, старшая Бороздина отошла к окну и стала смотреть на раскачивавшиеся на ветру деревья расположенного рядом с домом просторного парка. «Это к лучшему, что я его не интересую, – убеждала она себя. – Он – католик и итальянец, отец бы в ужас пришел от одной мысли о нашем браке! Это все к лучшему…»

Музыка стихла. Мария отвернулась от окна и увидела, что большинство дам снова столпились около клавикордов, а из мужчин в гостиной остался только ее отец. Значит, теперь она уже точно не сможет даже обменяться парой слов с Иосифом. Он опять проведет весь вечер в кабинете Василия Давыдова вместе с остальными офицерами, и в гостиную они спустятся, только когда гости начнут разъезжаться по домам!

Окончательно загрустив, старшая Бороздина обвела глазами группки женщин, раздумывая, к какой из них присоединиться. Юная Мария Раевская продолжала выспрашивать у хозяйки дома и других гостий, что им было известно о ее женихе. Ее младшая сестра Софья делилась с Екатериной Бороздиной и другими дамами своими планами «завоевания» Зимнего дворца в качестве фрейлины. Все эти повторения одного и того же показались Маше настолько скучными, что она едва удержалась от того, чтобы не зевнуть.

– Пойдемте теперь в парк, пока совсем холодно не стало! – предложила внезапно Александра Давыдова, и окружавшие ее девушки с радостью согласились. В первый момент этому обрадовалась и Мария Бороздина: парк с фонтанами и теряющимися в зелени аллеями был гордостью Каменки, и гулять в нем было очень приятно. Но когда дамы, похватав висящие на спинках кресел и стульев шали и накинув их на плечи, поспешили к выходу, ей опять стало тоскливо – она вдруг сообразила, что в парке подруги будут болтать о тех же скучных вещах, что и в гостиной. Правда, там можно было бы незаметно отделиться от компании и погулять по аллеям в одиночестве…

Сперва Мария решила так и поступить, но, пока девушки шли по коридору к ведущей на первый этаж лестнице, ей пришло в голову, что «заблудиться» она вполне может и в доме. Можно будет сначала побродить по особняку, а потом выйти на улицу – так ей вообще не придется ни минуты слушать надоевшие ей разговоры.

Мысль была очень заманчивой, и Бороздина, выбрав удобный момент, отступила в темноту неосвещенного коридора. Этого маневра никто не заметил. Остальные дамы спустились вниз, а Мария на цыпочках побежала в дальний конец коридора, спеша спрятаться в какой-нибудь нише на тот случай, если ее отсутствие быстро обнаружат и кто-нибудь вернется ее искать.

Ниша нашлась быстро – это было небольшое углубление в стене, в котором находилась закрытая дверь. Бороздина встала возле нее, с облегчением перевела дух, но затем вдруг вздрогнула: из-за двери доносились чьи-то голоса. Это и был кабинет Василия Давыдова, где мужчины вели какие-то свои разговоры! Мария не собиралась подслушивать, но против воли успела разобрать несколько недовольных, в чем-то даже гневных фраз:

– Мы так и будем сходиться, спорить, уговаривать друг друга подумать и расходиться! Что мы, что Северное общество! Если мы не придем к согласию во всем, наше дело никогда не будет сделано, от нас так и останутся одни переливания из пустого в порожнее! – Девушке показалось, что это говорил хозяин дома.

– И что ты предлагаешь? – так же раздраженно спросил его другой голос, который Мария с легкостью узнала даже через толстую дубовую дверь, – голос Иосифа Поджио.

Что ответил ему Давыдов, Бороздина не узнала: воспитание не позволило ей подслушивать дальше, и она отступила от двери на несколько шагов. Любопытство боролось в ее душе со страхом – неужели слухи о тайном обществе, которое существует в Киеве, верны? И неужели в этом тайном обществе состоят те самые люди, к которым она ездила с визитами и танцевала на балах? Василий Давыдов с братьями, молодые Раевские, молодые Поджио… Иосиф… Вот почему он не обращал на нее внимания и не оценил ее игру – ему было не до того, он думал о своих тайнах!

Дверь тихо скрипнула, и в коридор вышел человек, о котором она только что думала. Мария испуганно прижала ладони ко рту, чтобы не вскрикнуть от неожиданности. Иосиф же хладнокровно закрыл за собой дверь и лишь после этого сделал девушке знак отойти в дальний конец коридора.

– Мари, вы что-то хотели? – спросил он шепотом, когда они оказались у окна. Бороздина покачала головой:

– Нет, я просто… отстала от дам в парке и решила вернуться, но перепутала двери…

– И вы что-нибудь слышали? – осторожно уточнил Иосиф.

– Нет, ничего, – ответила девушка, радуясь, что в коридоре слишком темно и он не увидит, как она краснеет. – Я собиралась войти, но не успела…

– Что ж, наверное, это знак свыше, – задумчиво пробормотал Поджио и пристально посмотрел ей в глаза. – Мари, я не решался вам об этом сказать, но… я давно люблю вас. И просил бы вас стать моей женой.

Неподвижно замершие у причала корабли ждали попутного ветра. Ждали уже давно и, как это порой казалось Полине, когда она смотрела на их стройные мачты и безжизненно свисающие с них флаги, страшно скучали по мощным волнам и взлетающим высоко в небо соленым брызгам. И Полина их понимала! Ей в последние недели ожидания уже начало казаться, что она вообще никогда не уедет из этого маленького городка и так и будет до конца жизни приходить утром в порт, смотреть на корабли и слышать от матросов, что ветра по-прежнему нет и отплытие снова откладывается на неизвестное время…

Хотя этим утром, когда девушка вышла из лабиринта узких улочек на открытое пространство, ей в лицо дохнул свежий порыв ветра, и вместе с ним к ней вновь вернулась надежда. Может быть, погода изменится уже сегодня, может быть, она сможет покинуть Кильбев совсем скоро?

Вдохновленная этой мыслью, Полина ускорила шаг и уже через четверть часа была в порту. Там все было как всегда. Докеры таскали туда-сюда то какие-то туго набитые мешки, то свернутые в огромные бухты толстые канаты, матросы что-то кричали им с палуб, стая нахальных чаек кружилась над морем с пронзительными воплями… Тот тут, то там бродили такие же, как Полина, пассажиры кораблей, в нетерпении считавшие дни до отплытия. Портовые служащие, которым эти люди порой мешали пройти, недовольно ворчали и время от времени даже позволяли себе сердито покрикивать на них, но те не возмущались такой дерзостью и лишь так же негромко бурчали что-то в ответ.

Некоторых из них Полина уже знала в лицо, и сами они при виде ее тоже улыбались ей, как старой знакомой. В это утро она тоже встретила молодую пару, с которой они должны были плыть на одном корабле, и поприветствовала обоих особенно радостной улыбкой. Те в ответ тоже кивнули с гораздо более воодушевленным видом, чем раньше. Легкий ветерок, пока еще почти незаметный, был самой лучшей новостью, о какой только могли мечтать застрявшие в порту путешественники.