– Ну, а дальше-то что было? – все-таки не вытерпев, напомнил о себе Огурцов.

– Дальше? Дальше я Еву убил.

Огурцов даже сморщился от этих слов:

– Кончай, Перец, – убил, убил… Или рассказывай, или… не рассказывай!

– А что рассказывать. У Евы – моей жены – на 14-15-й неделе беременности случилась преждевременная отслойка плаценты и, соответственно, кровотечение. Другого гинеколога не было, и на абразию пришлось идти мне. Представь, Дима: мне, будущему отцу ребенка, предстояло его убить при аборте, чтобы спасти его мать и мою жену. Но я не только этого не мог сделать, но я еще и оказался безруким козлом с копытами вместо рук. Я умудрился не только ребенка… Но я и мать не то что не спас, а наоборот, погубил: сделал перфорацию стенки матки с повреждением крупного кровеносного сосуда. И она, моя Ева, ушла вслед за нашим ребенком…

– Вот те раз, – сказал Огурцов. – Прости, Толя… Мои искренние соболезнования. – И, немного подумав, сказал: – У меня и правда ничего спиртного нет. Может, схожу к соседке снизу? Она водочкой приторговывает…

– А простого… спирта нет? Нашего, медицинского?

– Уж чего-чего, а этого добра… – И Огурцов полез куда-то за шкафы.

– Вот, – сказал Огурцов, ставя на стол запыленную двухлитровую банку с «им, родимым». – Ну а что дальше-то было? Ведь за перфорацию стенки матки по головке врача всяко-разно не погладят, – спросил Огурцов, трудясь над закуской.

– А вот что было дальше, я не знаю. Вернее, не помню. Мне просто потом рассказали.

– В смысле? Как это не помнишь?

– А очень просто. Я в два ночи вышел из гинекологии. А со мной шел капитан милиции – он опрашивал в хирургическом отделении какого-то потерпевшего. И на меня набросились мужики, что стояли под окнами роддома. Их было человек пять-шесть, и пришли они к жене одного из них, что только что родила.

– Так, а ты здесь при чем?

– В общем-то ни при чем. В нашем городке тогда орудовал маньяк – это еще года за два до моего приезда. За это время он убил и изнасиловал несколько женщин. И вот когда на каталке санитарки покатили тр… тело моей Евы в морг, одна дура возьми да ляпни мужикам – вот мол, жертву маньяка везут в морг, а его самого сейчас менты выведут. Она-то сказанула это не подумавши, вообще не подозревая о присутствии в отделении милиционера. Вот когда мужики увидели меня с капитаном, то подумали, что я и есть тот самый маньяк, накинулись и так измордовали, что… Кстати, и капитану досталось прилично. Я без малого месяц в хирургии тогда пролежал – три дня без сознания, – и мою Еву хоронили без меня.

– Уголовного дела не возбуждали?

– Возбуждали, но через пару месяцев прикрыли. Я даже не знаю почему. Мне было все равно… И какой срок влепят, и вообще… Пойми меня… – сказал уныло Перчик и хватанул по второму.

Они некоторое время сидели молча. Сказать, что попивали спирт, – это было бы неправда. Все ж в такую духоту спирт – это явное извращение: так, пару раз лизнули. Просто сидели и думали каждый о своем. Огурцов – о той глубине эмоций и страданий, что пришлось перенести Перчику, и о том, что сегодня он этой болью поделился с ним. И еще Огурцов подумал, что острота боли у Перцева не притупилась и что сегодня он не смог с ней остаться наедине…

– По-моему, «уазик» во двор заехал. Не за тобой ли? – нарушив тишину комнаты, сказал, прислушиваясь к чему-то, Перцев.

– Все могет быть, – меланхолично ответил Огурцов. – Шмазик-«уазик»… – И тут же его меланхоличную речь прервала пара коротких звонков во входную дверь.

Огурцов быстро ее открыл и тут же порадовался тому, что заблаговременно надел штанцы: на площадке стояла следователь Неделина. Она вошла и, увидев Перцева, сказала:

– Толя, мои соболезнования. Самые искренние… Прими!

– А ты откуда…

– Так я же следователь. Я давно знала об этом, только молчала. Дима, собирайся, – повернувшись к Огурцову, сказала она. – У нас убийство.

– Где труп?

– В парке у речки… там, где заросли кустарника.

Огурцов стал натягивать одежду, разыскивать чемоданчик дежурного эксперта и, видя, что Перчик не одевается, вопросительно глянул на него.

– Если ты не против, посижу один. Так лучше думается. Не против?

– Да нет, конечно. Вот – холодильник. Там пошарься, закусон, может, найдешь. Поехали!

И они пошли вниз, туда, где у подъезда, бесшумно разбрасывая в темноту синие проблесковые лучи, стоял милицейский «УАЗ».

– Ты бы еще сирену включил, – сердито сказала майор Неделина. – Представляешь, сколько людей от этих всполохов проснулись! Поехали! Хватит демонстрировать свою крутизну ночному двору.

– Да я… – вякнул было водитель, но Наталья так рыкнула на него, что «уазик» – по крайней мере так показалось Огурцову! – с места метров на пять вперед сразу же скаканул. Пока ехали, Наталья посвятила Огурцова в обстоятельства. Труп мужчины обнаружился в густых кустах у реки. На него случайно наткнулась парочка молодых людей. Они искали уютное и уединенное местечко для… Тут она, чисто по-русски, сказала, для чего именно. Вроде документов на трупе не обнаружили, а из повреждений патрульные увидели огнестрельную рану на лице. Пока сообщались эти нехитрые сведения, машина подкатила к парку, и они пошли пешком. Там их встретил участковый и сказал:

– Как-то неуютно здесь одному… Так и кажется, что из темноты кто-то на тебя глядит.

– А где все? Криминалист? Опера? Участковый? Что за бардак. А свет? Здесь же ни черта не увидишь.

– Вот черта-то скорее и увидишь, когда со всего маху ляпнешься лбом в толстенную березу, – сказал Огурцов, потирая ушибленное место. – А то еще и хуже – глаз веткой выткнешь. Все, я стою – и ни с места, – сердито закончил фразу эксперт.

Впрочем, вскоре все наладилось: засветили фонари, забегали милиционеры, даже собака привела с собой кинолога. Огурцов с Натальей Ивановной занялись осмотром трупа. Надев перчатки, эксперт осмотрел карманы и ничего не обнаружил. Ни бумажки.

– Обрати внимание – все карманы вывернуты, – сказал Огурцов. – Дай команду, пусть кто-нибудь вокруг походит с фонариком – может, и найдет паспорт.

– Ага, а заключение о причине смерти тебе не найти случайно? – довольно злобно спросила Наталья, звонко шлепая на щеке очередного комара.

– А чего ее искать? Эта причина на лице вот такенскими буквами калибра 9 мм написана… За двумя, кстати, подписями, – присмотревшись, ответил Огурцов. – Здесь имеет место не менее двух огнестрельных пулевых ранений головы. Входные на лице, а выходные… – слегка повернув голову трупа, сказал Огурцов, – в области затылка.

– А время наступления смерти? Когда он умер.

– В 23 часа 47 минут… – начал было Огурцов, но увидев недоброе выражение глаз следователя, сказал: – Молчу, молчу! Уж и пошутить нельзя… Полтора-два часа к сему моменту.

В общем, когда закончили мероприятие под названием «Осмотр трупа на месте его обнаружения», Наталья «озадачила» всех сотрудников узкоспециальными проблемами, и когда двинулись к дому, уже наступило утро. Почти утро. Коротка летняя ночь. В машине обсудили итоги: труп неизвестного, «темнуха» на данный момент явная, и работы предстоит… с утра и до позднего вечера! И не один день, похоже. Когда подъехали к дому Огурцова, Наталья попросила водителя погулять и, повернувшись к Огурцову, довольно нерешительно, что для нее не характерно, сказала:

– У меня есть к тебе разговор.

– Весь внимание, мадам, – ответил Огурцов, зевнув при этом так, что чуть челюсть не вывихнул. – А может, пройдем ко мне? Тем более что там есть третий компаньон и спирт халявный…

– Слушай, Дима, – необычайно серьезно спросила она, – а как ты отнесешься к тому, что мы с Перцевым… поженимся?

Огурцов, оторопев, машинально спросил:

– А он хоть знает об этом или ты его силой возьмешь? – И едва успел прикрыться рукой от хорошего бокового удара. – Прости, Наташа. Пошли в дом. Время-то уже к пяти. Кстати, а сегодня с Перчиком можно об этом говорить?