Харви одобрительно хохотнул. Толстяк бармен поставил перед Марком стакан с пивом, и тот признательно мотнул головой.
Солнышко село, и города тело
Вопит – вопит о культуре,
культуре…
Судью и копа разбирает смех:
Они извели культуры грех.
Самой сладкой… культуры.
Марк перестал петь и молча перебирал струны. Звенели аккорды, фальшивые, но явно верные, будто Ческу искал что-то и никак не мог найти.
Телевизор включи. Смотри и молчи.
Твой разум уже не кричит.
В телевизор взгляд – и вот ты распят.
Распят рядом с культурой,
культурой…
Ты уже забыл, кем ты раньше был,
И твой разум давно уже остыл.
И тебя, и меня телевизор купил
И продал – вместе с культурой.
Вместе с самым сладким – культурой.
Гитара смолкла, и Марк квакающим голосом возвестил:
– Вот почти все, что можно узнать об этом из старой ленты с Богартом: САМОЕ СЛАДКОЕ – КУЛЬТУРА. Лондонский симфонический оркестр под управлением Леонарда Бернстайна и группа «Роллинг Стоунз». Поражающая воображение демонстрация того, что же такое культура. Самое сладкое – культура. Граждане, сегодня состоятся дебаты между президентом Союза сельскохозяйственных рабочих и двадцатью двумя обезумевшими от голода домохозяйками, вооруженными кухонными ножами. Это и есть культура.
«Господи, – подумал Харви, – записать бы его речь да проиграть у нас на производственном совещании!» Он привалился к стене, наслаждаясь моментом. Скоро он должен отправиться домой, поужинать – к Лоретте и Энди и Киплингу, в свой дом… он так его любит, но тот обходится столь дьявольски дорого.
Горячий сухой ветер Санта-Ана по-прежнему дул вдоль бассейна реки Лос-Анджелес. Рэндолл ехал в автомобиле с открытыми окнами, сбросив пиджак на сиденье, сверху лежал скомканный галстук. Фары высвечивали зеленые холмы и деревья с облетевшей листвой. Время от времени попадались пальмы. Кругом царила непроглядная летняя тьма калифорнийского февраля. Для Харви в этом не было ничего необычного.
Он мурлыкал себе под нос песенку Марка. «Когда-нибудь я запущу по телесети ее запись, – думал он, – и ее услышат три четверти дельцов Лос-Анджелеса и Беверли-Хиллз». Наполовину расслабившись, он мечтал. Грезы рассеивались, лишь когда идущая впереди машина замедляла ход: тогда, как на волнах, покачивались вспышки тормозных огней.
На вершине холма он свернул направо, на Малхолланд, затем – снова направо, в Бенедикт-каньон. Немного съехал вниз по холму и опять свернул направо – на Фок.
Фок-лейн являлась одной из множества коротких кривых улочек с особняками, построенными лет пятнадцать назад. Один из них принадлежал Харви. Спасибо «Кредитно-сберегательной компании Пасадины». Дальше по Бенедикт-каньон был поворот на Сьело-драйв, где Чарли Мэнсон доказал всему миру, что цивилизация – вещь хрупкая и недолговечная. После страшного воскресного утра в шестьдесят девятом году на Беверли-Хиллз не осталось дома, где не держали бы ружье или сторожевого пса. Доставка отсутствующего товара – дробовиков – растягивалась на несколько недель. С тех пор, несмотря на пистолет Харви, ружье и собаку, Лоретта мечтала уехать отсюда. Она искала безопасности.
Родные стены. Большой белый особняк с зеленой крышей. Подстриженный газон, раскидистое дерево, маленькая веранда. Его можно хорошо продать – а ведь он наименее дорогой в квартале. Но Харви отлично понимал, что «наименее дорогой» – понятие относительное.
К дому вела обычная подъездная дорожка – не такая здоровенная и круговая, как у соседей напротив. Рэндолл лихо свернул к ней, резко сбавил ход и дистанционно открыл гараж. Дверь поднялась раньше, чем машина подъехала. Харви мысленно поздравил себя с точным расчетом. Когда дверь опустилась, он позволил себе мгновение посидеть в темноте. Он не любил час пик, однако всю жизнь чуть ли не каждый день ему по два раза приходилось ездить именно в эти часы.
«Надо принять душ», – решил он. Вылез из машины, вышел во двор и направился к черному ходу.
– Вы, Харви? – зычно вопросил чей-то знакомый баритон.
– Я, – ответил Рэндолл.
Волоча за собой грабли, к нему по лужайке тащился Горди Вэнс, сосед Рэндоллов слева. Мужчина облокотился на забор, и Харви сделал то же самое. Ему подумалось, что это карикатурно напоминает болтовню кумушек-соседок. Вот только Лоретте не нравилась Мари Вэнс, к тому же трудно вообразить, что она примет такую позу!
– Ну, Горди, как идут дела в вашем банке?
Улыбка Горди приувяла.
– Держимся. Но вы едва ли готовы к лекции об инфляции. Послушайте, а вы не могли бы удрать на выходные? Сводили бы скаутов в поход. По снегу.
– Ух ты, звучит здорово!
Чистый снег. С трудом верилось, что от силы в часе пути от них в лесах Лос-Анджелесских гор навалило сугробы и среди сосен и елей свистит пронзительный холодный ветер, пока они сейчас стоят в темноте, в одних рубашках с короткими рукавами.
– К сожалению, нет, Горди. Намечается работенка. – «Господи, надеюсь, что это действительно так!» – Лучше не рассчитывайте на меня.
– А как насчет Энди? Я бы назначил его начальником патруля.
– Рановато ему еще.
– Не совсем. Опыт у него есть. А я беру в первый поход новеньких. В общем Энди не помешал бы.
– Он наверняка по уши в учебе. А куда вы собираетесь?
– На Клаудбёрст-Саммит.
Харви рассмеялся. Неподалеку от этого места расположена лаборатория Хамнера, хотя сам Рэндолл ее и не видел. Он, пожалуй, проходил мимо сотню раз.
Последовало обсуждение деталей. Поскольку дует Санта-Ана, то снег растаял везде, кроме вершин. Но на северных склонах он, конечно, остался. Горди и дюжина скаутов. Звучало забавно. Да, затея неплохая…
– Знаете, Горди, – Харви уныло покачал головой, – в моем детстве пеший поход на Клаудбёрст занимал целую неделю. Дороги не было. А теперь туда можно доехать за час. Прогресс.
– Точно. Я хочу сказать, теперь можно сходить туда и не потерять работу.
– Согласен. И мне бы очень хотелось присоединиться к вам.
А ведь к тому времени, когда туда доедешь – за час – да еще пройдешься пешком, достанешь из рюкзака снаряжение, разобьешь лагерь, заставишь гореть сырое дерево… короче говоря, к тому самому моменту, консервы и прочая незатейливая еда покажутся тебе настоящей амброзией. И полуночный кофе, и ветер, и ты в укрытии слушаешь, как он свистит в деревьях. Но поход бледнел рядом с кометой.
– Жаль, но я не смогу.
– Ладно. Я поговорю с Энди. Проверьте только его снаряжение.
– Конечно.
На самом деле Горди имел в виду вот что: «Не позволяйте Лоретте снаряжать сына. По горам на такой высоте тяжело ходить и без того барахла, которое она ему навяжет. Грелки. Запасное одеяло. И даже будильник».
Харви вернулся в гараж за галстуком и пиджаком. Выйдя на улицу, он пошел в другую сторону – на задний двор.
Подумал, не спросить ли у соседа: «Как вам нравится название «Банк и кофейня Горди»?» Но, судя по его физиономии, Вэнсу было не до шуток. У него какие-то трудности. Возможно, личного характера.
На заднем дворе, за бассейном, Энди играл в баскетбол. Рэндолл молча наблюдал за ним. В мгновение ока – прошел, должно быть, год, а казалось, будто за неделю – сын превратился из мальчика в… скажем так, куклу из палочек. Парень теперь – сплошь руки и ноги, длинные кости.
Подросток с изящной расчетливостью бросил мяч. Пританцовывая, поймал его, прискакавшего назад, и переменил позицию. Постукивая мячом о землю, снова выполнил великолепный бросок. Но не улыбнулся, а лишь удовлетворенно кивнул.
