Они доехали до шоссе Вентура и свернули к Пасадине. Все молчали. Машин на дороге было мало.

– Вот мы вечно сетуем, что никто у нас ничего не делает, – сказал Харви. – Но чтобы взять это интервью, мы проделываем путь в пятьдесят миль и рассчитываем прибыть на место примерно меньше чем за час. А когда я был маленьким, для такого путешествия готовили сэндвичи и надеялись, что успеют добраться до наступления темноты.

– На чем же тогда ездили? На лошадях? – спросил Чарли.

– Нет. Просто в Лос-Анджелесе тогда не проложили шоссе.

– А-а-а.

Они проехали через Глендейл и на Линда-Виста свернули на север, к стадиону Роуз-Боул. Чарли с Мануэлем обсуждали проигрыш какой-то команды, случившийся пару недель тому назад.

– По-моему, ЛРД относится к Калифорнийскому технологическому, – заявил Рэндолл.

– Так и есть, – отозвался Ческу.

– Ее разместили слишком далеко от Пасадины.

– Там раньше испытывали реактивные двигатели, – произнес Марк. – ЛРД – Лаборатория реактивного движения, верно? Народ думал, что они там взорвутся, поэтому заставили Калифорнийский технологический перевести ее подальше, в Арройо. – Он махнул рукой, указывая на здания. – А потом на этом краешке Лос-Анджелеса вокруг ЛРД образовалось самое богатое предместье города.

Охранник был наготове. Он знаком велел машине проехать на стоянку возле одного из зданий. Здесь, в Арройо, свила свое гнездо ЛРД и заполнила территорию корпусами. Центральная башня из стекла и стали выглядела странно чужеродной на фоне стандартных «временных» построек, возведенных ВВС лет двадцать назад.

Их уже дожидалась пиарщица. При входе в здание – стандартная процедура: распишитесь тут, приколите бейдж. Внутри здание смахивало на обычное учреждение, правда не совсем: в коридорах валялись перфокарты, а служащие прекрасно обходились без пиджаков и галстуков. В углу собирал пыль трехметровый цветной глобус Марса. Никто не глазел на Харви с его командой: здешние сотрудники привыкли к телевизионщикам. В ЛРД создали космические зонды «Маринер» и «Пионер», ЛРД запускала к Марсу «Викинги».

– Пришли, – вымолвила их провожатая.

Офис оказался хорош. Вдоль стен – стеллажи и доски, исчирканные непонятными уравнениями. И книги повсюду, а на дорогом тисовом письменном столе – перфокарты.

– Доктор Шарпс, Харви Рэндолл, – объявила пиарщица и застыла возле двери.

Чарльз Шарпс – при галстуке и в спортивной куртке – носил очки с большими линзами, охватывающими все поле зрения. Очень модерновые, кстати. Вытянутое бледное лицо мужчины напоминало мордочку насекомого. Волосы черные, прямые, коротко подстриженные. Пальцы беспрерывно двигались – то играли с фломастером, то ныряли в карман. На вид ему было около тридцати, но, возможно, в действительности и побольше.

– Давайте говорить откровенно, – произнес Шарпс. – Вы хотите, чтобы я поговорил с вами о кометах. Это лично для вас или для публики?

– И то, и другое. Просто расскажите перед камерой так, чтобы понял даже я. Если вам не будет слишком трудно.

– Слишком трудно? – Шарпс рассмеялся. – Забавно! Ваша сеть сообщила НАСА, что жаждет снять документальный фильм о космосе, и НАСА устроила по данному поводу барабанный бой. Да, Шарлин?

– Они попросили нас сотрудничать с вами, – подтвердила девушка.

Чарльз расхохотался:

– Да провалиться мне на месте, если я подумал, будто таким образом мы сумеем выбить дополнительную монету! Когда начинаем?

– Пожалуй, сейчас, – откликнулся Харви. – Пока мы болтаем, мои ребята установят аппаратуру. И не обращайте на них внимания. Как я полагаю, вы – местный специалист по кометам.

– Полагаю, что да, – согласился Шарпс. – Хотя я больше люблю астероиды, но должен кто-то заниматься и кометами. Я пришел к выводу, что интересует вас главным образом только что открытая.

– Угадали.

Чарли перехватил взгляд Рэндолла. Команда готова. Харви кивнул. Мануэль прислушался, глядя на индикатор.

– Начали.

Марк шагнул вперед и встал около камеры:

– Интервью с Шарпсом, дубль один.

Хлопушка громко щелкнула. Шарпс вздрогнул. Интервьюируемые всегда дергались, впервые слыша хлопок. Чарли возился с камерой, направленной на ученого. Задающего вопросы Харви он снимет потом, уже без «виновника торжества».

– Скажите, доктор Шарпс, будет ли комета Хамнера – Брауна видна невооруженным глазом?

– Не знаю, – ответил тот и, склонившись над перфокартой, принялся рисовать нечто непонятное – возможно, двух спаривающихся чудовищ озера Лох-Несс. – Через месяц у нас будет гораздо больше информации. Комета приблизится к Солнцу на расстояние орбиты Венеры, но… – Он замолчал и уставился в объектив камеры. – Какого уровня объяснение вам хотелось бы услышать?

– Говорите как угодно, – махнул рукой Харви. – Главное – пусть будет понятно мне самому, тогда мы и решим, как преподнести все широкой публике.

Шарпс пожал плечами:

– Ясно. Итак, вот здесь – Солнечная система. – Он показал на стену: рядом с доской висел чертеж с изображением планетарных орбит. – Планеты и их спутники – там, где и положено. Они танцуют друг возле друга по сложным, гигантским замкнутым орбитам. Каждая планета, спутник и камушек пояса астероидов пляшет под дудку ньютоновской гравитации. Из общего ритма чуть выпадает Меркурий, поэтому мы были вынуждены пересмотреть свои взгляды на устройство Вселенной.

– Что-что? – спросил Харви. – Я, конечно, хотел разбираться во всем самостоятельно, но что там с Меркурием?

– Его орбита каждый год немного меняется. Незначительно, но сильнее, чем положено по Ньютону. Неплохое объяснение данному явлению нашел человек по фамилии Эйнштейн – и случайно сделал Вселенную еще более странной, чем она была прежде.

– Ага! Надеюсь, чтобы разобраться в кометах, не нужна теория относительности?

– Нет. Однако на орбиту кометы воздействует не только гравитация. Удивительно, не правда ли?..

– Угу. Нам снова придется пересмотреть свои взгляды на устройство мироздания?

– Нет, все проще. Смотрите… – Шарпс в мгновение ока очутился у доски. Бормоча что-то себе под нос, он принялся искать мел.

– Пожалуйста. – Марк вытащил из кармана кусок мела и протянул ученому.

– Благодарю. – Шарпс быстро начертил белый круг и параболическую кривую. – Это комета. Давайте добавим планеты. – Он нарисовал еще два круга. – Земля и Венера.

– Мне казалось, планеты движутся по эллиптическим орбитам, – заметил Рэндолл.

– Так и есть, но в тех масштабах, в каких мы можем их изображать, разница невелика. Видите орбиту кометы? Обе ветви кривой выглядят одинаково – и ведущая в систему, и выводящая. Парабола из учебника, верно?

– Да.

– А как же выглядит комета, которая удаляется от Солнца? Плотное ядро, оболочка из мелких частиц и газа. – Чарльз снова застучал мелом по доске. – И хвост, состоящий из загрязненного пылью газа: он как раз направлен в противоположную сторону от светила. Огромный хвост, иногда достигающий в длину ста миллионов миль. Но при этом в нем почти идеальный вакуум. Так должно быть – будь он плотным, комете не хватило бы вещества на заполнение столь обширного пространства.

– Понятно.

– Замечательно! Опять как в учебнике. Вещество головы кометы вскипает и уходит в оболочку. Это – разреженный газ и крошечные частички, которые солнечный свет может толкать туда-сюда. Значит, световое давление гонит их прочь, и хвост, таким образом, направлен всегда от Солнца. Согласны? Он следует за кометой, входящей в систему, и опережает ее же, когда она покидает систему. Но… само вещество кометы вскипает неравномерно. Когда она входит в систему впервые, это твердая масса. По крайней мере, мы придерживаемся такого мнения. Как дело обстоит в действительности – нам неизвестно. Есть несколько гипотез, удовлетворяющих наблюдаемым фактам. Я склоняюсь к концепции «снежно-пылевой шар». Комета состоит из камней и пыли – грязи, облепленной и скрепленной льдами и замерзшими газами. Некоторое количество водяного льда. Метан. Двуокись углерода – «сухой лед». Циан и азот – в общем, все, что угодно. «Карманы» с данными газами тают, и те вырываются струями то с одной стороны кометы, то с другой. Получается нечто вроде реактивных двигателей, и потому сама орбита небесного тела меняется. – Шарпс вновь заскреб мелом по доске, держа его как-то странно – боком. Когда он закончил рисовать, входящая ветвь стала неровной и скачущей, а выходящая распылилась в широкое пятно, похожее на распушенный хвост. – Поэтому мы не можем предсказать, как близко от Земли она пройдет.