– Он поинтересовался, почему же на табло горит надпись «свободные номера», если все заняты, – продолжила Эйприл. – Я ответила, что просто забыла выключить его. Он окинул взглядом парковку. Короче, там стояло всего четыре машины, и он понял, что я соврала. Тогда этот мерзкий урод молча ухмыльнулся. Ухмылочка не сходила с его губ, и вдруг он начал как-то странно жестикулировать, словно раздевал меня, при этом сдирая кожу до костей. Клянусь, я почувствовала прикосновение его пальцев! Они шарили по моему телу, проникали… в самые сокровенные места. Даже не касаясь, он сумел причинить мне жуткую боль. Господи, просто кошмар какой-то!

Она заплакала. Эрни еще не приходилось видеть подругу в слезах. И они потрясли его больше, чем ее слова, включая клятвенное признание, поскольку Эйприл крайне редко клялась. Он покрепче обнял женщину и почувствовал, что ее тело сотрясается от рыданий.

– Жирный, плешивый мерзавец, – всхлипывая, выдавила она. – Из-за какого-то проклятого номера в мотеле этот мерзкий урод как-то умудрился облапать меня, оскорбить и унизить.

– Хочешь, я вызову полицейских? – спросил Эрни.

– И что мы им скажем? Что какой-то мужик странно пялился на меня, что он изнасиловал меня, даже не прикоснувшись?

– Ну, не знаю. А как выглядел тот тип?

– Жирный. Уродливый толстяк. У него отвратительная жирная шея, распухшая, как у жабы, и татуировка на запястье. Я заметила ее, когда он показывал на вывеску. Татуировка в виде вилки, трезубца, точно он мнит себя настоящим дьяволом. Мерзавец. Убогий, паршивый насильник…

– В чем дело? – не договорив, спросил меня Эрни. – Что с вами?

Он заметил мой изумленный взгляд. Мне не удалось скрыть свои чувства.

Я знаю, кто он. Знаю его имя.

Ведь я сам убил его.

– Ничего, – ответил я.

Сколлей понял, что я солгал, но предпочел пока не делать разоблачений.

Брайтуэлл[5]. Брайтуэлл Поборник.

– Продолжайте, – попросил я. – Закончите эту историю.

Дарина Флорес уехала через два дня, мало удовлетворив свой интерес и заполучив большую дыру в своих представительских расходах, наряду с запасом старых баек, слабо связанных с реальностью. Если она и испытала разочарование, то не показала его. Вместо этого журналистка раздала свои визитки с отпечатанным телефоном, попросив каждого, кто вспомнит через пару дней или даже недель после ее отъезда что-то интересное или уместное для журнальной статьи, позвонить ей на этот номер. Впрочем, на все звонки отзывался автоответчик, который любезным голосом Дарины Флорес просил звонившего назвать свое имя, номер телефона и оставить краткое сообщение, обещая перезвонить при первой возможности.

Дарина Флорес никому, однако, так и не перезвонила, и постепенно людям надоело без толку названивать ей.

И вот, сидя на корточках в рухнувшем самолете посреди Большого Северного леса, Харлан и Пол впервые с тех пор вспомнили Дарину Флорес. Из открывшихся шлюзов памяти хлынул целый поток последовавших за ее отъездом событий, казавшихся тогда незначительными, но сейчас вдруг, после лесной находки, обретшими весомое значение: парочки странных горожан нанимали проводников для охоты, туристических прогулок, или, как было однажды, для наблюдения за птицами. Причем все они мало обращали внимания на природу, зато определенно указывали интересующие их места, весьма точно отметив их в виде заштрихованных участков на карте. Веттерс припомнил, как Мэттью Ризен, ныне покойный, рассказывал ему об одной туристке. Вся ее кожа представляла собой настоящую галерею татуировок, которые в лесном освещении словно оживали. За многочасовую оленью охоту она не произнесла ни единого слова, да и сама охота ограничилась случайным бессмысленным выстрелом в появившегося вдалеке самца. Такой выстрел напугал разве что белку, поскольку пуля попала в стол дерева, по которому она взбиралась к дуплу, а больше никакой живности ничего не грозило. Зато ее приятель, ни разу не вскинувший винтовку, оказался настоящим болтуном. Его влажный красный рот не закрывался ни на минуту, а своим бледным лицом он напомнил Ризену изможденного клоуна. Этот тип беспрестанно острил, даже когда мягко отвергал предложенное проводником направление, предлагая отправиться в те места, где олени сроду не водились…

Почему? Ризен тогда не мог этого понять, но сейчас Харлан и Пол осознали, что именно искали те охотнички.

– Они искали этот самолет, – уверенно заявил Пол. – Все они искали этот самолет и деньги.

А вот Харлан усомнился, что их слишком интересовали деньги. Особый интерес для них могли представлять списки с именами и цифрами из холщового ранца. Веттерс поведал о своих сомнениях другу, когда они уже сидели у разведенного костра и языки пламени скудно отражались в маслянисто-черной воде. Из головы никак не выходили те списки, хотя друзья уже обсуждали, как быть с такими деньжищами, и вспоминали тех, кто их искал. Списки вызывали у Харлана смутную тревогу, причину которой он вряд ли сумел бы объяснить.

– Эти деньги могли бы тебе помочь, – заметил Пол. – Сам понимаешь, Анжелина болеет и предстоят большие расходы.

У жены Харлана появились первые симптомы болезни Паркинсона. Ее состояние усугублялось средней стадией болезни Альцгеймера, и Харлану становилось все труднее обеспечивать ей нормальный уход. Между тем и сам Пол вечно экономил, чтобы оплатить те или иные счета. Им обоим придется затянуть пояса, когда старость схватит за горло не только близких, но и их самих. Так кто же откажется от нежданного богатства, которое позволит легче справиться с любыми трудностями?

«Конечно, – подумал Харлан, – эти деньги могли бы мне помочь». Им обоим они пригодились бы. И все же имели ли друзья на них право?..

– Слушай, мы просто спасем их, – внезапно заявил Пол. – Если они пролежат здесь еще немного, то вовсе провалятся под землю вместе с самолетом, либо их отыщет кто-то еще менее достойный, чем мы.

Он пытался превратить все в шутку, но она не прокатила.

– Наше ли дело их спасать? – возразил Харлан. – Надо сообщить о находке в полицию.

– Вот еще! Если бы это были честные деньги, то честные люди уже давно сами заявили бы в полицию. Тогда бы всем стало известно о пропавшем самолете. Полицейские прочесали бы лес и нашли этот упавший самолет и тех, кто в нем выжил. А вместо этого к нам заявились прикинувшаяся журналисткой дамочка и свора подонков. Из них такие же охотники и птицеловы, как из меня – снежный человек.

Кожаная сумка лежала между ними. Пол не стал закрывать ее, вероятно, намеренно, чтобы Харлан видел денежное содержимое.

– А что, если узнают? – срывающимся голосом произнес Веттерс.

«Неужели именно так искушает нас дьявол? – мысленно спросил он себя. – Мало-помалу, тихими шажками завладевая твоей душой, пока ты сам не убедишь себя в том, что ложь оправданна, а правда обманчива, осознавая, что сам ты – не преступник и потому не можешь совершить преступление…»

– Давай воспользуемся ими только в случае крайней необходимости, – предложил Пол. – Мы слишком стары, чтобы покупать роскошные спортивные тачки и фирменные шмотки. С их помощью мы просто немного облегчим себе оставшиеся годы и жизнь нашим родным. И если будем осторожны, то никто ничего не узнает.

Харлан еще сомневался. Конечно, ему хотелось бы верить в правильность такого предложения, но в глубине души он не верил. И именно поэтому в итоге, хотя они забрали деньги, он предпочел оставить холщовый ранец с именными списками в самолете. Харлан чувствовал, что они имеют важное значение. Он надеялся, что если те искатели все-таки найдут самолет, то удовлетворятся этими бумагами, сочтя их своего рода компенсацией за кражу денег и признав заслуги того, кто оставил им нечто поистине важное. Возможно, обнаружив списки, они не станут заморачиваться поисками пропавших долларов.

Та ночь тянулась ужасно долго. Перестав спорить о деньгах, друзья перешли к судьбе пилота или пилотов. Куда они подевались? Если выжили после крушения, то почему, отправившись за помощью, не забрали с собой сумки с баксами и бумагами? Почему оставили их в самолете?