— Четыре с половиной.

— Я бы нашла, что с ними сделать.

— Я же не знал, что ты уже родилась, крошка!

— Мог заполучить меня в жены! А теперь — фиг тебе!

— Зато собачки довольны!

— Вообще-то — да! Дедуся, ты просто великолепен! Таких больше нет! — Инга быстро смирилась с потерей миллионов и чмокнула американца в щеку.

— Меня, наверно, уже хватились! — Серафим Терентьевич вспомнил о своей семье.

С яичницей и шампанским было покончено. Дедушка встал.

— Все было очень мило! — Он помялся и достал из бумажника стодолларовую купюру, украдкой положил ее на стол. Но Инга все, конечно, заметила. В гневе она вскочила, размахнулась, чтобы влепить американцу пощечину. Но в последний момент почему-то передумала. Поцеловала его в ту самую щеку, по которой секунду назад хотела хлопнуть. Засмеялась. И сунула деньги в карман.

— Мерси.

Когда в дверь позвонили, Зоя Сергеевна приводила себя в порядок перед трельяжем в коридоре. Горестные события последних дней наложили на ее милое лицо отпечаток.

Зоя Сергеевна бросилась к двери, надеясь увидеть дедушку (живого или мертвого), а предстали перед ней два человека в синих халатах.

— Перевозку заказывали? — дыхнул один из них перегаром.

Зоя Сергеевна ничуть не удивилась бы, если б оттуда вырвалось и пламя. А второй молча выпустил дым изо рта. Перевозчики покачивались и находили опору друг в друге.

Замешательство женщины грузчиков не удивило, они, слава богу, на такой работе ко всему привыкли. С пьяной бесцеремонностью рассматривали мужчины Зою Сергеевну, словно прикидывая, кто из них возьмет ее тело за ноги, а кто — за руки.

— Где покойник? — не вынес молчания первый грузчик.

— У нас пока только гроб…

— Пустой гроб мы не повезем! — заверил второй грузчик.

— Где покойник?

Он сам придет на кладбище…

— Если покойник придет своим ходом, то сами и гроб везите! Распишитесь в квитанции и оплатите за срочность!

— Гоша! — Зоя Сергеевна ринулась в комнату за помощью.

Гоша сладко спал в гробу. Грузчики увидели его через открытую дверь.

— А чего вы покойничка не хотите везти, вдова? — деликатно поинтересовался первый грузчик, с трудом сохраняя равновесие.

— Расставаться с ним не желаете? — с пьяной любознательностью спросил второй. — Все равно придется, куды ж денешься…

Грузчики протопали в сапогах, заляпанных грязью, по ковру. — Гоша застонал во сне и с неудовольствием пробудился. Приподнялся в гробу.

— Ты лежи, лежи! — заботливо уложил его первый грузчик. — Не надорвемся! Теперь твое дело маленькое!

— Мы люди привыкшие. Целыми днями покойников таскаем.

Гоголев оторопело уставился на работяг, дрыгнулся, но, одурманенный их хмельным дыханием, на мгновенье затих. И был тотчас погружен во тьму. Грузчики накрыл гроб крышкой и взялись за него с двух концов.

Гоша завозился в гробу, совершил попытку выбраться на свободу, но Зоя Сергеевна прикрикнула на него, как на собаку:

— Лежать!

И он затих в гробу, обожженный обидой. Только заскулил по-собачьи от страха и одиночества.

Когда грузчики с демонстративным кряхтеньем, покачиваясь, стали сносить гроб по лестнице, Зоя Сергеевна опомнилась. Что за дурь на нее нашла!

— Послушайте! — кинулась вдова к ребятам. — Нехорошо получилось… он ведь живой…

— Нехорошо, что живой? — с пьяным глубокомыслием задался вопросом старшой по имени Семен.

— Хорошо, что живой…

— Да пореви ты! — окрысился на Зою Сергеевну Семен. — Первый раз такую вдову вижу! Солдат, а не вдова! Ни слезинки!

Грузчики не нарочно притиснули Зою Сергеевну гробом к стене. Ее хрип достиг слуха покойника. Встревоженный тем, что происходит с его вдовой, Георгий Антонович трепыхнулся.

— Прекратите безобразие! — глухо, как из могилы, донеслось из гроба.

Но грузчикам было не до покойника. С невероятным трудом удержали они свою ношу. Отдышались с облегчением.

— Не гробанемся? — о бессмысленной улыбочкой спросил старшой.

— Не должны! — заверил его напарник. — Дурная примета. И тоже добродушно улыбнулся: — Ты меня только не смеши. Как в тот раз.

Старшой тихонько посмеялся своим воспоминаниям. Напуганный этой беседой, Гоша завозился в гробу.

— Товарищи! — раздался голос из гроба. — Мне неловко, что вы меня несете…

— Не вертись! — прикрикнул на Гошу старшой.

— Пускай покойник сам идет, а, Семен? — взмолился Николай. — Что мы, нанялись?

— Не положено!

Соседи у подъезда при виде гроба крестились, вздыхали, всхлипывали.

— Откройте гроб, попрощаться надо с покойником!

— В последний раз!

— Как, вдова? — спросил старшой грузчик. — Открыть?

— Ни в коем случае! — истерично выкрикнула Зоя Сергеевна.

От обиды на свою вдову Георгий Антонович затравленно зарычал. Маньячка! Она хочет живым закопать его в землю, чтоб сохранить проклятую могилу! Ах так? Ладно, он согласен! Ему-то один хрен, а подлая вдова потом поплачет! Последние волосы будет рвать на голове, а ему, Гоше, уже ничем не поможешь! От жалости к себе покойник всхлипнул и стал подвывать. Он вспомнил себя в детстве, когда тоже хотел умереть, чтоб наказать родителей. Ну и пусть он ребенок! Что ж, если он только таким диким способом может наказать неверную жену!

До Гоголева донесся галдеж соседей.

— Зоя Сергеевна, дайте проститься с Георгием!

— Вы хоть и недавно у нас живете, а все равно свои!

— Не по-людски как-то!

«Неужели не даст людям со мной проститься? — с ожесточением подумал Гоша. — Стерва какая!»

Услышав, что крышку гроба снимают, Гоша замер. Искушение — выскочить из гроба — было сильным, жаль, соседи до полусмерти перепугаются. Да и сам он в дураках останется: не вдову накажет, а себя самого. На всю жизнь привяжется за ним дурная слава лжепокойника. А когда придет срок и на самом деле ляжет он в гроб, никто к этому событию всерьез не отнесется. Будут люди стоять у его изголовья и перемигиваться, вспоминая, как он в прошлый раз выскочил оттуда чертиком из табакерки. И даже когда уже в землю его закопают, вспоминать все-таки будут те, первые его лжепохороны.

Дневной свет ослепил Георгия Антоновича. Он закрыл глаза.

Соседи ахнули, увидев мокрое от слез лицо усопшего.

— Покойник плачет!

— Хорошая примета, в рай попадет!

— В грехах раскаивается!

Напрягся Гоша, чтобы подняться, да такую слабость ощутил во всех членах, что и пальцем шевельнуть не смог. Какое мужество для этого требуется: на глазах у людей из гроба встать.

— Какой молоденький!

— Мальчик совсем!

— Красавчик! Как живой!

— Кажется, сейчас встанет!

— Ай, вроде как моргнул!

— От чего Георгий помер?

— Разрыв сердца!

— Сердечный! Я вчерась еще про него подумала: этот не жилец!

— Бедняжка, сама не своя! Лица на ней нет! — это относилось ко вдове. — Испереживалась вся!

Зоя Сергеевна не притворялась, она в самом деле почувствовала себя вдовой. На глаза навернулись теплые, живительные слезы, и окружающий мир расплылся.

Бедный, непутевый Гошка! Она ведь, зараза такая, собралась бросить его ради делового Дениса. Слава богу, что не успела! Гоша сам оставил ее!

Гроб погрузили в перевозочную машину. Вдова устроилась рядом с покойником. Рыдания, похожие на собачий лай, рвались у нее из груди.

— Ты чего! — крышка гроба поднялась, и возник Гоша. — Я живой еще.

Зоя Сергеевна с недоумением уставилась на мужа.

— У меня богатое воображение.

Гоша хотел было вылезти из гроба, чтобы разделить со вдовой ее горе, но она заботливо, как тяжелобольного, уложила его обратно.

— Лежи.

— Зачем?

Зоя Сергеевна и сама не знала ответа на этот вопрос.

— Главное, чтоб могила за нами осталась! — нашлась вдова.

Покойник оттолкнул ее, вскочил в ужасе:

— Ты меня ради этого похоронить вздумала?

В добром здравии и превосходном расположении духа вернулся Серафим Терентьевич в опустевший дом. Запах чужих, сильно пьющих людей сразу насторожил его. Квартира выглядела пустой, словно из нее вывезли всю мебель. А недоставало всего…