Пока жертва правосудия задушенно гукала и дрыгалась, исполнитель утешался тем, что удавленник испытывает перед смертью эротические видения и оргазм. Вспомнились картины средневековых художников, на которых под трупами повешенных вырастают цветы, удобренные их спермой.

Неосознанно Станислав Сергеевич пытался найти отраду в последних секундах жизни невинного агнца, оказавшегося исчадием ада.

Если б утешительство не расслабило ликвидатора, приговоренный не исхитрился бы перед смертью лягнуть его ногой в мошонку.

Воспользовавшись секундной передышкой, смертник сбросил с лица подушку.

Хриплый вздох осужденного привел Коробочкина в чувство. Приведение приговора в исполнение он продолжил голыми руками.

Сжав пальцы на горле убийцы, исполнитель ослеп от вспышки молнии.

Приговоренный вполне профессионально сунул ему два пальца в глаза. Агнец божий! Обошелся без утешения, что Коробочкин испытает оргазм.

Наконец-то сыскарь испытал то, что следовало: желание убить своего убийцу.

— Муд…ил…о… — услышал он предсмертный хрип удавленника.

«по-английски заговорил, гад, перед смертью! — мстительно подумал Коробочкин. Но все-таки из гуманных побуждений перевел последнее слово смертника на русский язык. — Мудило?» — таких слов Игрек не знал.

— Заср… заср… заср…

Станислав Сергеевич легко продолжил мысль приговоренного.

— …анец! — заключил Коробочкин, когда сопротивление агнца божьего прекратилось.

Перед тем, как исчезнуть с лобного места, майор чиркнул зажигалкой, осветив лицо своей жертвы.

Коробочкин обомлел, узрев собачий оскал капитана Мухортых.

Судебный исполнитель по недоразумению превратился в заурядного убийцу, принялся оживлять пострадавшего. Искусственное дыхание «рот в рот», сноровисто исполненное преступником, вернуло контрразведчика с того света.

Подлунный мир встретил Мухортых гнусностью: майор Коробочкин взасос целовал его в губы… До этого мент поганый задушил его… Наверно, чтоб вызвать сексуальное возбуждение…

— Пидарас…

Первое слово, произнесенное удавленником, привело сыщика в восторг.

— Зайка ты мой! Извини, если что не так…

Чекист не выносил гомосексуальных штучек.

— Пидер гнойный!

— Не выступай! — с добродушной ухмылкой майор оборвал Мухортых. — Обознался! С кем не бывает!

«Со мной!» — хотел хрипануть капитан Мухортых, но затаился: Судаков будет удивлен, узнав, что его любимчик трахается с Коробочкиным.

— Ты чего к Игреку в койку залез? — ласково полюбопытствовал сыщик.

— Ты в чужие постели не заглядывай! — окрысился на него Мухортых. — Я в дурдоме!

— Я тоже!

Майору Коробочкину ничего не стоило нарыть кучу оперативной информации.

Полковник Судаков поручил Мухортых охрану Игрека, но капитан замешкался с Люсей. Взбалмошная сестричка ни за что не соглашалась подарить ему свое расположение из идейных побуждений.

— Сколько лет вы нас душили! — заявила гордая девушка чекисту.

— Нас тоже душили! — оправдываясь, капитан Мухортых пытался сдернуть с Люси трусики.

Любовные побуждения у медицинского работника одержали верх над идейными.

Обнаружив пустующую койку Игрека, Мухортых ее занял. Там же при исполнении служебных обязанностей он был подвергнут удушению. Таким образом, соблазнитель не солгал девушке: чекистов тоже душили.

«Коробочкин покусился на убийство охраняемого субъекта! — продышавшись, смекнул капитан Мухортых. — Ценная информация завтра утром будет у Судакова».

Капитан Мухортых имел в виду не только сведения об африканском темпераменте Люси и ее общедоступности, но и о преступных намерениях ментов.

Окрыленный неожиданным успехом, контрразведчик ощутил на правой ляжке горячую ладонь майора Коробочкина. Освоившись, она поползла к причинному месту капитана.

— Не понял! — сообщил Мухортых.

— Потому что дурачок!

Горячий шепот милиционера озадачил контрразведчика. Единственным достоинством Коробочкина было: не педераст.

Станислав Сергеевич завладел фаллосом чекиста.

— Стас, возьми себя в руки!

— Тебя!

— Я не в форме!

— Ты был с Игреком? Был?

Надрыв в голосе Коробочкина вызвал у Мухортых омерзение.

— Стас, я не «голубой»!

— Ты врешь!

— Клянусь! Меня только бабы волнуют. А тебя разве нет?

— Что-то в них, конечно, есть… Но чего-то и нет! Если увижу с Игреком какого мужика, придушу без разговоров!

— Кого?

— Мужика.

— А если Игрек с бабой?

— На бабу я положил…

Завтрашняя информация Мухортых видоизменилась: майор Коробочкин находится с Игреком в любовной связи. Из ревности он совершил покушение на жизнь капитана Мухортых.

Для пользы дела сыщик с отвращением продолжал мять вялую плоть чекиста. Для того, кто каждый день имеет дело с трупами, такое испытание не самое гадостное.

Неожиданно фаллос Мухортых ожил, приветствуя усилия милиционера. Чекист возбужденно засопел.

— Стас, давай, что ль?

— Пошел ты… бабник!

— Гражданин Игрек, за нарушение больничного режима вы выписываетесь из психбольницы!

Игрек пробудился. Узрев с недоумением голого чекиста, исполнявшего языческий танец, Долговязый прикрикнул на него:

— Кыш!

Зловещего шипенья хватило, чтобы капитан Мухортых превратился в птицу.

Вскочив на подоконник, он махнул руками, как крыльями, и выпорхнул в окно.

Доктор Ознобишин на днях распорядился снять с окон решетки, чтоб они не давили на психику глюков.

Узрев превращение чекиста в пернатого, лейтенант Мухин стал с нетерпением ждать душу контрразведчика в гости, чтоб потолковать о ней по душам.

В палату явился еще один мужчина, похожий на шкаф. На нем были только трусы и марлевая маска, закрывавшая нижнюю половину лица. Маленькие, бегающие глазки мужика мигом оценили оперативную обстановку. Даже в маске Красной Шапочки ему не удалось бы сохранить инкогнито, поскольку на плече у него синела наколка с его именем «Стас» и пониже предостережение: «Атас!»

— Игрек, тебя Мухортых зовет! — замогильным голосом произнес Станислав Сергеевич вещие слова и увлек голого узурпатора во мрак.

Лейтенант Мухин натянул простыню на голову и заныл от саднящего предчувствия, что Игрек вышел навсегда, но вскоре влетит в окно его загадочная душа.

«Был. И весь вышел…»

Ошеломленная сценой, разыгравшейся на ее глазах, Ирина прикрыла наготу простыней, как делала это в сауне. Действительность оказалась безумней любого сна. Ирина помнила себя дома. Она сидит в кресле с книгой. Нет, с альбомом Ренуара. На этот раз к Ренуару она подобрала Моцарта. С Бетховеном тот не сочетался, два гения мешали друг другу.

Последнее воспоминание: радость от того, что гармония, наконец, достигнута.

Сразу после несказанного блаженства пробуждение в вонючей палате сумасшедшего дома в одной койке с голым полоумным парнем… Другой мужик тычет ей в рот омерзительную писю… Мужик в медицинской маске… Кто-то исступленно кукует…

Каким ветром ее занесло в дурдом? Что повлекло на эту Голгофу?

Ирина уразумела, что она безумна, если, наслушавшись Моцарта, сама выбросила себя на эту человеческую помойку, полную отбросов! Теперь уже никогда не отмыться от липкой, въедливой грязи и зловония! Любой бомж может отшатнуться от нее с криком «Вонючка!».

Когда-то Ирина мечтала попасть в Воробьевку. Девушка давно заметила, что все ее желания сбываются, но оказываются при этом отвратительными.

Не догадавшись облачиться в свою одежду, раскиданную по палате, Ирина вышла в коридор.

Разбуженные близостью неодетой блудницы, из палат высыпали мужчины в неглиже. С плотоядными ухмылками безумцы стали демонстрировать балерине свои возбужденные фаллосы.

Бог хранил Ирину, лишив ее зрения. Она скользила невидящим взглядом по беснующимся химерам.