— Это можно назвать давлением. Давлением! — Он неожиданно наставил на Гордеева палец. — Или не давлением. Буду говорить только то, что захочу. Не было никакого давления!

— То есть как? — слегка оторопел Гордеев. — Давление было или его не было?

Игорь вдруг визгливо и неприятно захохотал.

Полный псих, подумал Гордеев. Ай да Дениска, ну удружил!

— А у вас там больше ничего нет? — вдруг застенчиво спросил Игорь.

— Где? — растерялся Гордеев.

— В сумке? На предмет поесть.

— Увы. В следующий раз обязательно захвачу побольше. Вас плохо кормят?

— Кормят хорошо. Хорошо кормят. Но мало. Мало кормят, — укоризненно покачал головой Игорь. — Чуть-чуть. Мало-мало. — Он красноречиво взялся рукой за горло, и Гордеев увидел на левом предплечье заключенного татуировку — синий щит с красной окантовкой и три слова внутри: «Свобода. Закон. Отечество».

— Это что? — машинально заинтересовался Гордеев. В конце концов, надо же о чем-то с клиентом разговаривать.

— Да, — отмахнулся Игорь. — Не люблю об этом. Ошибки молодости.

Ну и ну. Что человека застрелил — чепуха на постном масле. А вот татуировка — это да, это у него ошибка молодости.

— Расскажите тогда о воронах.

— О ком?

— Да о воронах же! Ну такие большие черные птицы, которых вы отстреливали, когда попали в Яковлева.

— Какие вороны?! Не стрелял я ни в каких ворон. Сигареты есть?

Гордеев достал пачку «Парламента».

— То есть как — не стреляли, а что же вы делали?

— Возвращался из увольнения в свое подразделение.

— А! В то время как остальные стреляли в ворон? — догадался Гордеев.

— Кто — остальные?

— Ну… ваше подразделение. ОМОН.

— Да никто не стрелял никаких ворон! Ни я, ни кто-то еще. Что за чушь, откуда вы взяли?!

Это утка была, понял Гордеев. В газете написали намеренную чушь про отстрел ворон. Зачем?

— Значит, вы возвращались из увольнения. С автоматом.

— Да.

— Это вообще законно?

— Я откуда знаю. Вы же юрист, не я.

— Ладно. Вы были один?

— С приятелем. В смысле — с шурином.

— Расскажите подробнее. Как вообще произошло, что вы начали стрелять?

— Я был в увольнении. В увольнении! — мечтательно повторил Игорь. — Поссорился с женой. Встретил шурина. Поехали к нему на дачу. Мы поддали. Ох и поддали.

— Много выпили?

— Нет. Но потом добавили, и вышло много. Отрубились. Когда пришли в себя, оказалось, что много времени — надо спешить. У шурина машина сломалась. Пошли пешком через лес. Вышли на дорогу, стали голосовать.

Хорошенькое дело, подумал Гордеев. Пьяный омоновец, шатающийся по лесу с автоматом, застрелил полпреда президента. Час от часу не легче. Вот откуда взялся «отстрел ворон». Еще и не такое могли придумать. Ну, например, полпред приехал посмотреть на чемпионат города по стендовой стрельбе. Выполнялся норматив «стрельба по бегущему кабану». Ну ладно…

— Долго вы с шурином шли до дороги?

— Не помню. Наверно, недолго. Часа полтора. Сигареты есть?

— Вот же лежат на столе, — подавил в себе раздражение Гордеев.

— Не слепой. Еще, спрашиваю, есть?

— Я больше одной пачки с собой не ношу, извините. Значит, вы были пьяны и с автоматом?

— Когда мы вышли на дорогу, я уже скорее протрезвел, чем был пьян… Ну а потом появилась эта машина. В которой ехал этот хрен. С горы. Полпред.

— Почему с горы? — машинально спросил Гордеев, вытирая платком лоб.

— Это фигура речи. Книжки надо больше читать, — посоветовал зэк. — Расширять кругозор. Там можно встретить много новых слов. Вот, например…

— Что за машина? Марка, модель?

— Не знаю. «Волга», кажется.

— Какого цвета была «Волга»?

— Что? — удивился Игорь Яковлев.

— Цвета какого была машина? Красного, желтого? Вы цвета различаете?

— А… Ну, допустим, черного.

— Как это — допустим?

— Да какая разница — какого цвета?

— Это не ваше дело, — разозлился Гордеев. — Раз я спрашиваю, может пригодиться. — «А в самом деле, зачем я спросил?!» — Значит, черная «Волга» проехала мимо вас, и вы выстрелили по ней? Но зачем?

— Да нет, все не так было. Я голосовал. Пытался остановить какую-нибудь тачку, мне же надо было в город вернуться. Я же опаздывал из увольнения. И кроме того, я хотел сперва зайти домой и помириться с женой, пацана повидать.

— Пацана?

— У меня сын.

— Как зовут мальчика?

— Алексей. Алексей Игоревич. Отчество дурацкое, конечно, но что поделаешь. У Игорей и Олегов дети носят самые дурацкие отчества, вам не кажется? Хотя и у Юриев не лучше.

— Не думал об этом. А вам не пришло в голову, что ваш вид — с автоматом — мог бы напугать любого водителя?

— Я автомат за спину убрал.

— Как же тогда он выстрелил?

— Да что за черт! Я же объясняю, я голосовал! Перед «Волгой» машин десять пытался остановить. Никто не отреагировал. А один гад даже грязью облил.

— Дождь шел?

— Ну. Ночью перед этим.

— Сколько времени вы голосовали?

— Полчаса, не меньше. А может, больше. Может, час.

— Не помните разве?

— Уже не помню. В суде что-то говорил, об этом спрашивали, почитайте протоколы, что ли…

— А шурин ваш помнит?

— У него и узнаете.

— Ладно. Значит, десять машин не остановилось, одна вас грязью облила, вы с похмелья, обозлены и, когда проехала «Волга», выстрелили ей вслед. Так?

— Не.

— Что — не?

— Это она меня грязью и облила. «Волга». Я сорвал автомат, бахнул вслед.

— Очередью?

— Одиночным. Один раз.

— Но прицелившись.

— Какой там. Навскидку.

— С какого расстояния?

— Да метров четыреста, может, и больше.

— Ну да, тут не прицелишься, — пробормотал Гордеев. — Но попали точно в печень.

— Как — в печень? — удивился Игорь. — Кому — в печень?

— Полпреду Вершинину, — терпеливо, как душевнобольному (хотя кто знает), объяснил Гордеев. — Полпреду Вершинину из своего автомата попали в печень.

— Да вроде ж голову я ему разнес, — не слишком уверенно предположил Игорь.

— Машина остановилась после выстрела?

— Не.

— Так откуда вы знаете?

— В суде сказали. И следователь — еще раньше.

— Резонно. — Значит, еще одна газетная плюха. — Что было дальше?

— Да ничего. Мы еще пошлялись по дороге какое-то время, никто так и не остановился, а через час нас задержали. Какой-то гад повалил лицом в грязь, ты, кричит, паскуда, стрелял, так я же не отпирался, сразу сказал — еще не знал, что Вершинин умер. Я слышал, его вроде даже наградили потом…

— Кого?! — поразился Гордеев. — Вершинина? Посмертно, что ли? И за что же?

— Да нет, этого охранника, который меня скрутил.

— Понятно. Кстати, кто был вашим адвокатом?

— Адвока-аатом? — еще больше удивился Игорь.

— Это такой специальный человек, который защищает ваши интересы в суде.

— Вроде вас?

— Вроде меня.

— У меня его не было.

— Если вас судили, то у вас был адвокат, — устало возразил Гордеев. — Должен был быть. Или вы сюда попали без суда? В 1937 году такое еще можно было представить…

— Ну да, был такой тип. Мне его назначили в суде.

— Вот те раз. Значит, вы не хотели брать адвоката? Но почему, если считаете себя невиновным? Или тогда не считали? — Так-так, подумал Гордеев, все же ключевой момент именно здесь.

— А зачем? И так ведь все ясно было. Только деньги бы из меня вытягивал. Которых и так нет.

— Значит, вы решили сэкономить на защитнике, потому что вам и так все было ясно?

Молчание.

— Кто вам подсказал эту мысль?

Вместо ответа Игорь подпрыгнул.

Гордеев только голову почесал.

— Ну что, все узнали, что понадобится? А то мне пора, надо актовый зал в порядок привести: у нас сегодня концерт.

— В самодеятельности участвуете? Похвально.

— Какая там самодеятельность, настоящие гастроли! — похвастался Игорь. — Бард к нам известный приезжает, Собакин, слыхали? Он и сам сиживал. — И вдруг шлепнул себя по коленкам и гнусаво завыл: