Это было так спонтанно и неожиданно — еще пяти минут не прошло, как он вошел, — Яковлев открыл рот и несколько секунд не знал, что сказать. Затем встал, шагнул к хозяйке, но его опередил Артуз. Он неслышно появился на кухне и негромко, но явственно заворчал. Марина осеклась и испуганно отодвинулась. Яковлев обрадовался и сказал, кивая на собаку:

— Он этого терпеть не может. Особенно когда голодный. Так что займемся лучше обедом.

Полчаса спустя, умиротворенные и слегка разомлевшие после сытного обеда, они вели отвлеченные беседы. Выяснилось, что ребенка (Алексея Игоревича, 13 месяцев) Марина несколько дней назад отправила к матери, что сама она занимается астрологией и что ничего нового сверх сведений, уже имеющихся у Яковлева, сообщить ему не может — об Игоре. Зато может сообщить много нового о нем самом — Яковлеве-старшем.

— Вот вы, Николай Иванович, когда родились?

— Двенадцатого ноября.

— Нет, я год имею в виду.

— В сорок первом.

— Ага, ровесник войны, так сказать. Значит, вы у нас — змея.

— Это почему же змея? — даже немного обиделся Яковлев.

— Сорок первый год — год Змеи. Это по японскому календарю, — объяснила Марина. — Змеи — люди сложные, но от рождения наделены мудростью.

— Хм.

— …Неразговорчивы. Их дела всегда идут прекрасно, но они часто скуповаты. Иногда… эгоистичны и тщеславны. Однако могут проявлять активное участие в своих менее удачливых собратьях. — Тут Марина посмотрела на Артуза, а Яковлев подумал о племяннике. — Правда, они часто перегибают палку, не веря суждениям других, полагаясь только на себя. Решительные и целеустремленные характеры, остро переживающие свои неудачи. Внешне спокойные, но страстные натуры. И еще вот что. Обычно отличаются привлекательностью внешней и внутренней, что при некоторой их ветрености ведет к семейным осложнениям.

— Каким семейным осложнениям? — Яковлев удивленно поскреб себя по лысому черепу, а про себя подумал: да это, пожалуй, подходит любому сыщику. — Я же вроде не женат.

— Это же не индивидуальный гороскоп. Это просто качества, которые в совокупности больше всего подходят к тем миллионам и миллионам людей, которых угораздило родиться в год Змеи.

Зазвонил телефон, Марина ушла в комнату. Николай Иванович допивал чай, соображая, с чего бы начать свое расследование. Марина ему явно не помощница, в тезисах Гордеева, составленных по материалам дела, по сути, никаких зацепок нет…

— Марина, мне бы надо поговорить с вашим братом, — попросил он, когда она вернулась. — Где я могу его срочно найти?

— С Витькой? Я так и думала, что вы этого захотите, только я даже не знаю, чем вам помочь. Он пару дней как из Москвы вернулся, пригнал грузовик — он у нас дальнобойщик, и ушел в запой. Но я, честное слово, не знаю, где и с кем он пьет.

Да, кое-что из сказанного ею уже было известно Николаю Ивановичу. Но его не оставляло ощущение непонятной растерянности: надо же, как тесен мир!..

— Простите, Марина, а ваша девичья фамилия?… — смущенно спросил он — стыдно таких вещей не знать о самых близких людях.

— В девичестве я Ключевская, Николай Иванович, только что же вы все время на «вы», мы же родственники все-таки.

— Больше не буду, — пообещал он. — Может, дашь мне адрес Виктора или какие-нибудь координаты его друзей?

— Конечно. — Она набросала на тетрадном листке несколько адресов и телефонов. — Только не вздумайте в гостиницу ехать! Я вас не пущу. Тут же места достаточно. И мне не так тоскливо будет. Ну пожалуйста!

— Хорошо, а пока мы пойдем с Артузом пройдемся.

— Николай Иваныч, дядя Коля, чуть не забыла, стойте-стойте, это очень важно!

Яковлев, уже спускавшийся по лестнице, остановился, посмотрев на Марину с надеждой, — может, вспомнила что-то важное про Игоря?

— У вас все обязательно получится! У нас же сейчас год Змеи!

4 сентября. А. Б. Турецкий

В Златогорске уже наступила глубокая осень. Солнце слепило глаза, однако эта показуха не могла никого обмануть, как почетный караул и хлеб-соль к трапу для высокого, но нежеланного гостя. Горизонт был обложен плотными, расплющенными собственной тяжестью, по краям взлохмаченными ветром облаками, местами сизыми, местами иссиня-черными, но одинаково угрюмыми и по-осеннему скучными. Раскисшие бурые листья липли к бордюру у выхода на летное поле. Почетного караула не было.

Турецкого вообще никто не встретил. Минут десять он бесцельно перекладывал всякую мелочь в кармане дорожной сумки, стоя на видном месте и глядя в спины торопливо удаляющимся попутчикам, — никто так и не объявился. Конечно, можно было подойти к дежурному или в отделение милиции аэропорта, позвонить в прокуратуру — одним словом, показать себя столичным барином, обидевшимся на то, что ему не оказали подобающего приема. При необходимости он мог сыграть почти любую роль, только не эту, не столичного барина или, хуже того, столичного умника, с элегантной небрежностью зароняющего в иссохшие умы провинциальных лапотников семена цивилизации. Ему и в молодости все это претило, а со временем стало просто передергивать от подобного поведения некоторых коллег. Полчаса ничего не решают, убеждал себя Турецкий, все равно попал бы в прокуратуру к началу перерыва, а если машину не прислали намеренно, не по головотяпству, тогда тем более не следует поднимать хай. Возомнят еще, что меня такой чепухой можно выбить из колеи, — тогда пиши пропало, придется воевать из-за каждой мелочи. Чудненько и на метро доеду.

Когда он вышел из метро, уже вовсю лил дождь.

Областной прокурор Жмаков его ждал.

Турецкий увидел его впервые около двух месяцев назад — в Генпрокуратуре был большой сбор, обсуждали судебную реформу и отношение к ней прокурорского корпуса, и Жмаков с трибуны толкал речь об ущемлении прав, которых прокуратуре и так не хватает. Еще тогда «важняк» поймал себя на мысли: встреть этого человека на улице, догадался бы без особых усилий, кто перед ним. Типаж великолепный, просто сошедший с картинки. Человек, возглавляющий прокуратуру криминально-беспредельного региона. Лучше кого бы то ни было понимающий, что здесь к чему, откуда у беспредела растут ноги, но, несмотря на это, а точнее — благодаря этому, источающий уверенность в себе и в завтрашнем дне.

Сегодня прокурор был совсем другой, дружелюбно-подозрительный и невообразимо сосредоточенно-деловитый. Соответственно и разговор вышел предельно коротким. Прокурор поздоровался и поинтересовался, кивнув на мокрый плащ, не подмочил ли «важняк» порох в пороховницах (из чего Турецкий сделал вывод, что не встретили-таки его в аэропорту не вследствие банального разгильдяйства, а по прямому указанию хозяина кабинета). После этого Жмаков пододвинул к Турецкому несколько папок с личными делами и, уткнувшись в бумаги, пояснил:

— Это сотрудники, которые занимались делом Яковлева. — Мог бы сказать: «делом Вершинина», прокомментировал про себя Турецкий, позиция, дорогой товарищ, знакома до боли: все у нас в ажуре, но в Москве кому-то делать нечего, шлют проверку за проверкой. — Я получил особое указание, — продолжал прокурор, — любое ваше пожелание по кадровому составу группы мне надлежит оформить в виде приказа, так что выбирайте себе в помощники кого хотите и сколько хотите. В пределах разумного, конечно. Следователей, как вы, надеюсь, понимаете, у нас ограниченное число и у каждого дел по горло.

— Буду скромен, — пообещал Турецкий.

— Кабинет вам освободили, чувствуйте себя как дома.

Турецкий сгреб личные дела под мышку, но прокурор его остановил:

— Через десять минут, нет, уже через семь, я обязан доложить генеральному, что приказ о создании следственной группы подписан. Поэтому, Александр Борисович, чувствуйте себя как дома прямо здесь.

Так вот к чему все эти церемонии! — усмехнулся про себя Турецкий. Задержись я еще на семь минут — и мое мнение было бы как «мнение народа»: выявлено и узаконено без всякого моего участия. С намерением взглянуть хотя бы на стаж кандидатов в помощники и на их фотографии он открыл первую папку и понял, что выбор сделан. На снимке старательно хмурилась восхитительная южная красавица. Что-то она Турецкому напоминала, бесконечно далекое, из ранней юности, ему даже показалось, он вспомнил, что именно: иллюстрацию к «Герою нашего времени» — Бэла на берегу ручья… если там была такая иллюстрация. Добрых тридцать лет прошло. Оправдавшись в собственных глазах сроком давности, он бегло изучил анкетные данные: «Циклаури Лия Георгиевна 1974 г. рождения, уроженка Златогорска… в 1996 г. окончила Московский государственный университет…» Ну что ж, наверняка толковая девушка. Правда, работает в прокуратуре всего четыре года, но абы кого на дело об убийстве полпреда президента не поставили бы, даже заворотным бэком, тем более — рабочей лошадкой. А кроме того, некоторый недостаток опыта — это даже неплохо, если рядом есть «старший товарищ». И «старшему товарищу» приятно… Чем моложе, тем неангажированнее, приструнил сам себя Турецкий. Пролистав для виду остальные папки, он вручил прокурору личное дело Лии Циклаури.