В конце концов до дома мы добрались. Я проявила свойственный мне альтруизм и пригласила шефа подняться, принять душ и поужинать. Шурка от приглашения отказался. На уговоры тратить время я не стала, а вместо этого испросила на завтра выходной, мотивируя просьбу пошатнувшейся нервной системой и подорванным здоровьем. Шеф буркнул что-то вроде: «Работнички хреновы», — но выходной все-таки разрешил.

Еле переставляя ноги, мы с Манькой дотащились до моей квартиры. У ее дверей нас ожидал сюрприз в виде Игната. Он сидел на корточках, прислонившись спиной к стене, и меланхолично курил. Маруська покраснела, вспомнила, наверное, «случайный» поцелуй в лифте. Она скороговоркой пробормотала:

— Я только переоденусь, — и быстренько шмыгнула к себе.

Игнат проводил ее насмешливым взглядом.

— Входи, — обреченно пригласила я милиционера. — Будь другом, сообрази чего-нибудь поесть, а я быстренько душ приму…

Игнат согласно кивнул и ушел хозяйничать на кухню. По счастью, наш район энергокризис миновал, поэтому и вода, и свет имелись в наличии. Стоя под веселенькими струями воды, я мысленно благодарила человека, придумавшего душ, потому что каждой клеточкой ощущала, как жизнь и силы постепенно ко мне возвращаются, а вместе с ними и возможность соображать. Я даже улыбнулась своему отражению в зеркале.

Наконец свежая и благоухающая, я появилась на кухне. Стараниями Игната на столе исходили паром толстенькие сардельки; помидоры с огурцами, нарезанные аккуратными кусочками, соединили свои жизни в салатнице; в центре стола стояла тарелка с тонкими, почти прозрачными кружками сырокопченой колбасы. При виде еды мой желудок болезненно сжался. Неудивительно, что на сей раз чувство голода взяло верх над любопытством. Я понимала, Игнат выполнил просьбу, и теперь личность убитого юноши перестанет быть для нас тайной, но кушать хотелось невыносимо! «В конце концов, — решила я, — никакая, даже самая важная, информация натощак не усвоится. Игнат никуда не денется, так что сперва утолим голод телесный, а уж потом — информационный».

Едва я, довольно урча, приступила к трапезе, в дверь позвонили. Конечно же, явилась Манька. Увидев подружку, я подавилась сарделькой и мучительно закашлялась.

— Никак «мисс Краса подъезда» явилась? — простонала я, утирая проступившие слезы.

За относительно небольшой промежуток времени подруга привела себя в порядок: нацепила парик с тугими кудряшками интенсивно-рыжего цвета, облачилась в свое «лучшее» платье, купленное на рынке по сходной цене (Манька утверждает, что это «настоящий Диор», но я не очень-то верю). Ярким пятном, причем в прямом смысле слова, во внешности подруги был макияж: его вечерний вариант. Вообще-то отсутствием вкуса Маруська не страдает. Думаю, этот маскарад она затеяла с какой-то определенной целью. Возможно, за вызывающим «прикидом» Маня хотела скрыть свой стыд за досадную случайность в темном лифте, а может, ей просто хотелось эпатировать Игната. Как бы там ни было, капитан пребывал в шоке: так и сидел на табуреточке, держа в руках вилку с остывающей сарделькой, и обалдело хлопал глазами.

Довольная произведенным эффектом, Манька растянула в улыбке густо накрашенные губы, уселась за стол и принялась поглощать ужин с невероятной быстротой. Мне это не понравилось — чего доброго, я останусь голодной! Пришлось приналечь на еду. Друг-милиционер внимательно наблюдал за нашим состязанием, изредка покрякивая. Он даже не пытался стать третьим участником, потому что быстро понял: его шансы поужинать сегодня равны нулю. «Кулинарный поединок» между мной и Маруськой продолжался совсем недолго. Вскоре все тарелки опустели. Игнат только покачал головой и торопливо доел сардельку, которую ему удалось зацепить еще в начале ужина.

— Цирк! Шапито, блин, — хохотнул капитан, когда мы с Манькой одновременно сыто икнули. — Вас с детства не кормили? Мань, а ты на карнавал в Бразилию сегодня отбываешь или завтра? Мне кажется, ты там будешь вне конкуренции.

— Спасибо, — зарделась подруга. — Только я сначала за тебя замуж выйду, а там можно и в Бразилию. Буду возить тебя из города в город в качестве музейного экспоната да их песеты, или что там у бразильцев, зашибать. А на афише крупными буквами напишу: «Кинг-Конг жив!» И твоя фотография во весь рост. Только непременно в форме — она уродует тебя до неузнаваемости.

Игнат нахмурился. Предчувствуя грозу, я поспешила перевести разговор на другую тему:

— Товарищ капитан, условия договора с моей стороны соблюдены. — Я таинственно подмигнула милиционеру так, чтобы Маруська не заметила. — А с вашей?

Вместо ответа капитан бросил на стол зелененькую бумажку, исписанную чьим-то корявым почерком. Пока я исследовала шифрограмму, Игнат, тщетно пытаясь скрыть усмешку, произнес:

— Парни в отделении анекдоты рассказывают о каких-то двух бомжихах. Мол, ковырялись в мусорном контейнере на месте преступления. Ребята сказали: девчонки вроде симпатичные, даже культурные в некотором роде, но воняло от них, не приведи господи! У дежурного даже приступ астмы приключился.

Манька мгновенно закипела:

— Какие бомжихи?! Вполне приличные девушки случайно попали в мусорный контейнер, а органы, — подруга многозначительно посмотрела на капитана, — сразу делают выводы. Впрочем, удивляться тут нечему, раз в штат этих самых органов входят оборотни в погонах. Я даже знаю одного из них…

Стороны вступили в прения по поднятому вопросу. Цитировать тезисы их выступлений, а также факты, приводимые оппонентами, в силу своей воспитанности я не стану. Замечу только, что значения некоторых слов, используемых спорящими сторонами, стали для меня открытием.

Оставив богу — богово, кесарю — кесарево, а Маньке с Игнатом — удовольствие от общения друг с другом, я углубилась в дальнейшее изучение зашифрованного послания на зеленом листочке. А еще говорят, что у врачей корявый почерк! Да менты пишут так, что каракули медиков кажутся образцом чистописания, ей-богу. После некоторых усилий и пары тысяч сгоревших нервных клеток мне удалось-таки разгадать шараду.

«Корнилов Сергей Владимирович, — гласила она. — Родился 18 мая 1982 года в Москве. Место жительства: Москва, ул. 4-я Кабельная, д. 24/2, кв. 36. Не судим».

— И это все? — подняла я удивленные глаза на Игната.

Он не обратил на мои слова никакого внимания, потому что был сильно увлечен общением с Маруськой. Наблюдая за их «милой семейной» беседой, я внезапно ощутила укол зависти: когда же мне выпадет счастье вот так вот, полюбовно, побеседовать с моим суженым? Спор тем временем уже достиг той стадии, когда остро встает вопрос: «А ты кто такой?» Далее следует либо полное примирение сторон, либо кулачный бой. Лично меня устроил бы первый вариант, но, судя по всему, Маня была близка как раз ко второму. Размахивать кулаками подружка любит, делает это со вкусом и от всей души, а Игнат… Что — Игнат? У него такие габариты, что стоит ему неосторожно двинуть рукой или ногой, и моя кухня превратится в очень живописные развалины.

Сначала я попыталась вразумить Маньку с Игнатом, но скоро сообразила — они меня не слышат. Пришлось устроить друзьям прохладный душ из минералки.

— Что? Что такое?! — взревел Игнат. Посуда, имевшаяся на кухне, тревожно звякнула.

— Спокойно, это всего лишь минералка, — сообщила я, на всякий случай отступая в коридорчик. — У меня возник один вопрос. Ответишь на него, и можете продолжить дискуссию. Только, пожалуйста, не на моей кухне.

— Ну? — недовольно спросил капитан.

Я потрясла зелененькой бумажкой в воздухе:

— Это все, что удалось узнать об убитом? Маловато будет.

— А ты чего хотела? Подробное жизнеописание с перечнем всех перенесенных болезней и результатами последних анализов? Нет, я могу, конечно, все бросить и узнать об этом парне все, вплоть до цвета любимого горшка в детском садике…

— Черт тебя возьми! Ты где работаешь? В убойном отделе или в цветочном ларьке? Убили человека, неужели, кроме паспортных данных, о нем больше ничего не удалось раскопать? За что убили, кто? Ну, кто убил, мы, допустим, и сами знаем… — Я осеклась, сообразив, что сболтнула лишнее.