— Пустая трата времени. Взгляните на это… оборудование.

— Смотрю, но абсолютно не представляю, что это и для чего служит.

— Это похоже на дистиллятор, чтобы гнать виски, только не совсем… Думаю, военные пытаются вычислить, какая именно составляющая наркотика работает и может превратить это в яд — или в оружие, как вы сказали. Думаю, они ухватили столько этой «желтухи», сколько смогли раздобыть, и теперь пробуют разобраться, как производить ее в промышленных масштабах. — Слова вываливались изо рта, дрожа вместе с губами и челюстью, хотя она и старалась сдерживаться. — Как же все неправильно. Нужно убираться отсюда, прежде чем мы надышимся этой дряни. Идемте, мисс Клэй. Сейчас же. Оставим это дело.

— Оставим?

— Во всяком случае, пока. — Мерси развернулась и оперлась на большой ящик в основании ведущей наверх пирамиды. — Мы ничего не можем сделать для этих людей, и сейчас у нас нет доказательств, только идеи и домыслы. Выберемся отсюда — подумаем. Поговорим в вагоне, если никто нас не застукает и не бросит в кутузку.

— Какая вы оптимистка, — пробормотала Теодора Клэй, вернула на место оторванную Мерси крышку ящика и охотно последовала за медсестрой под потолок и на крышу вагона.

Едва оказавшись наверху, компаньонки поспешно закупорили люк и поползли назад.

— Этот запах въелся и теперь весь день не отцепится, — ворчала Мерси. — Пари держу, у меня провоняли и одежда, и волосы.

— Глупости. Свежий ветер вмиг сдует запах.

— Кажется, я сейчас распрощаюсь с завтраком.

— Молюсь, чтобы этого не случилось, терпите, — прошипела Теодора Клэй, подгоняя Мерси; они спустились по одной лесенке и поднялись по другой.

На крыше вагона-ресторана девушки попытались ускорить ход, но ветер дул непрерывно, швыряя в лица пригоршни снега и крупицы льда. В полнейшем молчании, запыхавшиеся, они добрались до последнего пассажирского вагона, влезли внутрь и затопали ногами, чтобы быстрее согреться, пока никто не видит.

Испытывая истинное облегчение, трясущаяся от возбуждения и холода Мерси сбежала от своей спутницы и укрылась в туалетной комнате, поскольку пассажиров почти не осталось и некому было дожидаться, когда же она освободит помещение. Десять минут Мерси потратила на то, чтобы распутать, расчесать и перетрясти волосы, надеясь хоть как-то проветрить их и не чувствовать зловония последнего вагона, когда локоны касались лица. Потом она вымыла руки, лицо и шею.

К тому времени как она добралась наконец до своего места, ремонтники завершали последние работы, и в поезд уже садились солдаты, проводники и машинисты, которым предстояло вести состав к конечному пункту на западе. Из окна Мерси увидела Горацио Кормана, беседующего с капитаном. Лица мужчин заговорщицки сблизились. А еще заметила двух подчиненных капитана, качающих головами, словно они не верили, что эта парочка не прикончила друг дружку на месте.

Когда Мерси поняла, что рейнджер собирается взойти на борт, она поторопилась к передней двери, надеясь расспросить его, не узнал ли он чего во время стоянки. Но, оказавшись у входа, она обнаружила там двух мексиканских инспекторов, нервно наблюдавших за капитаном и техасцем с выражением неуверенности на лицах.

Инспектор Гальяно остановил ее:

— Как вы считаете, они не заставят нас покинуть поезд? Мы уже так близко. Всего одна остановка.

— Нет, никто не принудит вас высадиться, — ответила она. — Они просто беседуют, и, поверьте, они не друзья. Если позволите, мне и самой хотелось бы перекинуться с техасцем парой слов.

Тут дверь отворилась, и в вагон шагнул рейнджер Корман собственной персоной.

При виде разговаривающей с мексиканцами Мерси техасец остановился и коснулся шляпы:

— Миссис Линч. — Потом он обратился к инспекторам: — Парни, как насчет того, чтобы нам вчетвером посидеть где-нибудь и поболтать?

Мерси так удивилась, что едва устояла на ногах. Вагон пустовал, так что долго искать не пришлось: они устроились в первом попавшемся купе, создавшем иллюзию уединенности. Мерси заняла место рядом с рейнджером — напротив инспекторов.

— Вы получили телеграммы? — спросила она техасца. — И действительно показали их капитану?

— Да, получил. И показал — большую часть, как и обещал.

— Не понимаю, — сказал инспектор Портилла.

А Гальяно спросил:

— Вы тоже работаете здесь, в поезде? Мы могли бы поговорить позже.

— Нет, не могли бы, — отрезал Корман, — но да, это моя работа — разобраться, что происходит. Так вот что: вы и я, — он показал на пару и на себя, на миг исключив Мерси из уравнения, — мы работаем на правительство. Мое правительство не имеет никакого отношения к тому, что случилось с вашими людьми, и ваше правительство тоже не имеет к этому никакого отношения. Следовательно, на данный момент у нас есть проблема: вот-вот разразится война, поскольку все тычут друг в друга пальцами. А если что и не нужно Техасу, так это следить за двумя фронтами разом, слышите?

Инспектора переглянулись и кивнули.

— Вы поддерживаете южан, потому что…

— К данному разговору это отношения не имеет, — перебил мексиканца Корман. — Если не считать того, что эти упрямые ослы все еще намерены захватить поезд. А нам, вам и мне, это не нужно. Мы хотим, чтобы они оставили состав в покое, чтобы все мы могли добраться до мест нашего назначения. Тут вы со мной согласны?

Все закивали, и инспектор Гальяно спросил:

— Почему они так стремятся остановить поезд? Знаю, этот паровоз создавался как военная машина, но мы же сейчас вдалеке от всех фронтов.

— Золото, — заявил техасец. — Тонны золота. Она видела. — Рейнджер ткнул большим пальцем в сторону Мерси.

Где-то снаружи машинист сделал формальное объявление, что посадка закончена, и пронзительно заревел гудок, словно подчеркивая важность их разговора. Четверо людей сидели погрузившись в неловкое молчание, пока возвратившиеся в вагоны солдаты и проводники сновали туда-сюда мимо них по проходам.

Когда поезд наконец дернулся и поехал, постепенно набирая скорость, инспектор Портилла заговорил снова:

— Армия не хочет расставаться с золотом. Предположение, что военные оставят где-то слитки, чтобы южане не трогали состав, — абсурдно.

Теперь рейнджер направил палец на него:

— Вы правы. Я и сам об этом думал. Не стоит упоминать, что я даже прикидывал, не взять ли все на себя. Если бы все важное находилось в последнем вагоне, я оборвал бы пару сцепок и пустил этот вагончик под откос — где-нибудь перед перевалом. Не то что бы я не уважал чьих-либо мертвецов, но в данном случае проблемы живых важнее.

— Но золото впереди, и нас все еще преследуют, не так ли? — подала голос Мерси.

— Да, преследуют, — подтвердил рейнджер. — «Шенандоа» мчит на всех парах, стараясь нас переплюнуть.

— Э… — Инспектору Гальяно стоило больших усилий выговорить английское название: — «Шенандоа»?

— Это поезд, — пояснил Горацио Корман. — Чертовски быстрый к тому же. Одна из самых быстрых машин конфедератов. Ее построили и снарядили в Хьюстоне пару лет назад, и с тех пор «Шенандоа» курсировал взад и вперед по Луизиане, Алабаме и Джорджии. Оснащен системой двойного топлива — малыш был первым в своем роде, но не последним. Потому-то он и быстр, этого не отнимешь — скользит по рельсам, почти не касаясь их.

— «Шенандоа» может нас нагнать? — спросила Мерси.

— В смысле — что я об этом думаю? — Рейнджер приподнял шляпу одним пальцем и почесал лоб под тесным ободком. — Возможно. И если они обойдут нас, то взорвут пути, чтобы остановить «Дредноут». Им известно, что большинство гражданских лиц покинуло поезд, а остальных они считают своей законной добычей. Такое вот дружеское предупреждение отправил мне Джесси. Они гонятся за нами, прямо из шкуры вон лезут — это факт.

— Ради денег, — пробормотала Мерси, словно отказываясь поверить в корыстолюбие соотечественников.

Но к ее удивлению, Горацио Корман ответил:

— Нет. Деньги — еще не все. Твой приятель-капитан кое-что упустил в своем рассказе. В том переднем вагоне едет кое-что поинтереснее добрых старых денег. Помнишь ту дарственную, что ты прихватила?