Слышно, как по дому в преддверии свадьбы в панике носятся подруги невесты и телефон звонит каждые десять секунд.
— Да кто тебе это сказал? — намеренно выказывая полное недоверие, спрашиваю у него я.
— Ральф, — отвечает он.
Прежде чем я успеваю сказать еще хоть слово, к двери подходит миссис Джеймс (пятьдесят пять лет, сиськи второго размера, золотые очки).
— Бобби Джеймс, — говорит она, — сколько можно собирать какашки за Боргардтом?
— Мам, я и так собираю их быстрее некуда. Всё? Довольна теперь?
— Если у Ральфа был ствол, то где он его, спрашивается, прятал? — интересуюсь я.
— А я откуда знаю? — отвечает Бобби Джеймс. — Он про него только потом сказал.
— Роберт, ты вообще никогда не соберешь эти какашки, если будешь болтать, — говорит ему мама.
— Ё-моё, мам, ты еще хотя бы минуту можешь подождать? — возмущается он в ответ.
— А куда вы пошли после драки? — спрашиваю я.
— Зашли в «Семь-Одиннадцать», — говорит Бобби, — пока папаня, урод, нас оттуда не выгнал.
— Роберт Джеймс, я ослышалась или ты только что назвал своего отца уродом? — спрашивает миссис Джеймс.
— Ничего подобного, — нагло врет он ей в ответ. — Может, тебе сходить уши полечить?
— Твой отец тоже вчера там был, — сообщаю я ему.
— Да, он мне сказал, что видел тебя и что рожа у тебя была как после встречи с привидением, — говорит Бобби.
— Это правда, — признаю я.
— Уши полечить, говоришь? Имей в виду, я еще не настолько старая и сил, чтобы выпороть тебя, у меня куда как хватит, — говорит миссис Джеймс.
— Так, мам, предупреждаю: еще чуть-чуть и я окончательно потеряю терпение, — предупреждает Бобби, кусая батончик, который он держит в той же руке, что и пакет с какашками. — Знаешь, Генри, а эти фиштаунские оказались хиловаты. Кардинал Крол уже прочитал отходняк всем пятерым, — продолжает врать он, а сам тем временем отправляет очередной орех в пакет в опасной близости от своего «Поп-Тарта».
На улице раздолбанные американские машины пускают клубы газа из выхлопных труб. Перед ними бросаются врассыпную к тротуару маленькие дети на великах и досках. Телки тычут шлангами в цветочные клумбы и кричат Ну-ка притормозил, урод водителям, которые, проезжая мимо них, успевают показать средний палец. Гарри делает растяжку. Я причесываюсь. Арчи смотрит куда-то вдаль: ему наплевать на споры между придурками, чьи ноги ходят.
— А что, Грейс тоже пошла с вами в «Семь-Одиннадцать»? — стараясь выглядеть безучастно, как бы между делом интересуюсь я (и при этом продолжаю расчесывать волосы).
— Не, сразу домой пошла, — сообщает мне Бобби.
— Вот и хорошо, — говорю я. — А то я боялся, что она останется с Бурком и Крампом.
— А с чего так думал? — спрашивает Бобби.
— Не знаю, — говорю я. — Просто после «Свободы» она стояла, трепалась с ними.
— Ай-ай, — говорит Бобби. — Ревность — плохая привычка, Генри. Нужно давать женщине определенную свободу. Тебе пора бы уже знать, как с ними обращаться и разговаривать.
— Роберт, проверь под забором: нет ли говняшек. Бо любит там какать, — говорит миссис Джеймс.
— Мам, пойди, что ли, усы себе ваксой подмалюй, — говорит ей Бобби.
Дверь резко распахивается. Миссис Джеймс, выставив метлу как копье перед собой, стремглав бросается на сына вниз по лестнице. Но Бобби Джеймс уже готов и мелко, по-боксерски, перепрыгивает с ноги на ногу.
— Ну, давай, подходи со своей метлой, — говорит он. — Я тебе все бигуди из волос повыдергаю.
Миссис Джеймс замахивается на него метлой, как топором, но — мимо. Бобби Джеймс, теперь уже с демонстративной наглостью, начинает смешно приплясывать на месте, но тут вдруг спотыкается и падает спиной на траву. Прощай, мой бедный друг. Он зажат в угол. Теперь уже не до гонора. Изо рта показывается и тут же испуганно лопается пузырь жвачки. А тем временем миссис Джеймс медленно, но верно надвигается на него со злорадной улыбкой.
— Вот и пришло время расплаты, — говорит она, занося метлу над головой для смертоносного удара.
Но не успевает она опустить метлу на голову Бобби Джеймсу, как тот — Господи Иисусе, просто не верю своим глазам, ну дает: это уж слишком! — швыряет в нее мешок с какашками и, воспользовавшись короткой передышкой, бьет кулаком в лицо святого Фому Аквинского и тут же со стоном сгибается, ушибив руку о непрошибаемую статую. Вот теперь уже точно бежать некуда. Миссис Джеймс отбрасывает метлу в сторону, хватает пакет с дерьмом и принимается лупцевать Бобби Джеймса по голове этим своим новым оружием и не останавливается до тех пор, пока к дому не подходит Фрэнсис Младший с почтой.
— Доброе утро, Джоан, — говорит он и протягивает ей какие-то письма. — К свадьбе все готово?
— Доброе утро, Фрэн, — отвечает она и берет у него письма. — Считай, что так.
Теперь он переводит взгляд на меня:
— Генри.
— Да, пап? — отзываюсь я.
— Ты ведь сам в этом не участвовал, верно? — спрашивает он.
— He-а. Только смотрел, — отвечаю я.
— О’кей, тогда я пошел.
— Отлично, до скорого.
Недовольно качая головой, он удаляется, по дороге пихая конверты с письмами в почтовые ящики, доходит так до конца квартала и проскальзывает к миссис Куни, которая уже держит для него дверь наготове. Миссис Джеймс кидает пакет с какашками на грудь поверженному Бобби Джеймсу и возвращается в дом. Но он даже не успевает сбросить с себя пакет и подняться, как она снова выглядывает из двери.
— Роберт, тебя к телефону. Думаю, это Марджи Мерфи из соседнего дома, — говорит она, указывая на Марджи, которая сидит у себя на веранде в трех футах от нее с прижатой к уху телефонной трубкой и гоняет во рту жвачку. Джеймси с залихватской улыбкой продолжает лежать на газоне с пакетом какашек на груди.
— Вынеси телефон сюда, пожалуйста, я здесь отвечу. Вот видишь, что́ я тебе говорил насчет девчонок, Тухи?
— Быстрей давай, — говорю я. — Не забудь: нам еще с тобой в ювелирный идти, придурок.
— Кто придурок? Пять минут. Смотри, Генри, вон твоя невеста, — говорит Бобби, показывая пальцем на Грейс, которая только что вышла к себе на веранду. — Иди хоть «привет» ей скажи, что ли.
С этими словами он бросает пакет в мусорную корзину, затем берет у мамаши телефон, чтобы пошептать всякую сладкую чушь на ушко девушке, живущей от него через стенку. А в это время в доме у него за спиной, равно как и в каком-нибудь таком же доме на улице Святого Патрика или ей подобной, полным ходом идут приготовления к свадьбе.
Грейс Макклейн вышла из дома, и на ней нет ничего, кроме просторной зеленой футболки «Иглз». Да славится имя Твое! Волосы в беспорядке, темные круги под глазами. Зевает. Закуривает сигарету и спускается по ступенькам к нам.
— Как дела, красавчик Хэнк Тухи? — здоровается она.
— Все отлично, Грейс Макклейн Великолепная, а у тебя как?
— Да тоже не жалуюсь. Миссис Джеймс что, и вправду отлупила Бобби Джеймса пакетом с собачьим дерьмом?
— Совершенно верно, — подтверждаю я, улыбаясь.
— Это еще что, — говорит она, — на прошлой неделе она ему о голову дыню разбила.
— Знаю, я тоже там был, — говорю я. — Выглядишь просто потрясающе.
— Да брось ты, я же только что встала, — говорит она. — Хотя, с другой стороны, хули с двинутым спорить?
— Точно.
И мы с ней широко улыбаемся со счастливым сознанием того, что вот сейчас стоим и просто колемся друг над дружкой, всего каких-то полдня спустя после поцелуя при луне.
— Хэнк, что с тобой стряслось вчера после драки? — спрашивает она.
— Домой пошел, — отвечаю я.
— Значит, до приезда копов с лавки все-таки слез?
— He-а, так и стоял как вкопанный, пока копы и «скорые» не приехали.
— «Скорые»? Сразу несколько? А ты этих, из Фиштауна, потом не видел?
— Давай не будем сейчас про эту фигню, — вроде как испуганно говорю я.
— О’кей, нет — так нет, — говорит она, и ее глаза сразу теплеют.