Сцепление. Задняя передача. Первая передача. И снова ровное урчание мотора. Шершунов ехал и улыбался, представляя себе как печально могла бы смотреть его душа сверху на синее мигание сирен и на то, как его изуродованное безжизненное тело извлекут из-под груды дымящегося металлолома - застывший экстаз, затихающие аккорды феерического шоу, полет в вечность - вот что в тех памятниках, что оставляет после себя каждая катастрофа. Вот, что бурлит в Гарике. Гарик - мальчик-катастрофа, катастрофа отравляет его кровь, она сжирает его изнутри, он обречен, и обречены все те, кто находится с ним рядом.
Так думал Шершунов, нажимая на педаль акселератора и гнусное чувство "дежа-вю" преследовало его при этом.
А между тем приклеенная к приборной панели желтенькая бумажка с адресом говорила Шершунову, что Гарик где-то уже совсем рядом, если, конечно, не обманул тот мальчик, написавший этот адрес столь каллиграфическим почерком. Шершунов как наяву увидел его уверенную руку, быстро выводящую буквы в лежащем на барной стойке блокноте. Застрявший в ушах грохот музыки и беспрерывное мелькание огней было утомительно даже вспоминать. Мальчик Леша, заметив недовольное выражение на его лице, усмехнулся с нескрываемым злорадством. Он приложился к бокалу, купленного ему Шершуновым коктейля, вернул ему блокнот и лениво сполз с вертящегося табурета.
- Желаю удачи.
Сколько иронии в голосе. И это врожденное немужественное изящество, утонченное, хрупкое, которое невольно приковывает взгляд и завораживает. Леша был одет в обтягивающие кожаные штаны, больше на нем не было ничего, только черные вьющиеся волосы копной падали на спину и заманчиво поблескивала золотая цепочка на шее.
Шершунов остановил машину возле девятиэтажного дома - где-то за одним из этих одинаковых квадратиков окон, где-то в одной из этих тесных, как школьный пенал, квартир был сейчас Гарик и благодаря этому существование обшарпанного здания приобретало особенный мистический смысл, оно освещалось изнутри его присутствием, оживлялось его чистым дыханием, фейерверком его фантазии.
Если бы кто-то посмел сейчас назвать Шершунова извращенцем, Шершунов убил бы того на месте. Потому что назвать извращением любовь к такому головокружительно прекрасному мальчику было бы кощунством, верхом цинизма, грязной черной злобой.
Шершунов кинул темные очки на соседнее сидение и зажмурился от яркого света.
Хлипкая фанерная дверь, тесная лестница, запыленные окна, Шершунов на фоне этих стен с облупившейся краской выглядел только еще более элегантно и представительно.
"О какой мужчина", - подумал Нестор, увидев его на пороге своей квартиры.
- Вам кого? - удивленно спросил он, неспешно завязывая халат.
Шершунов смерил его оценивающим взглядом, от которого Нестор кокетливо потупил глаза, и спросил официально:
- Яценко Игорь Сергеевич здесь находится в данный момент?
От подобного тона еще не совсем проснувшийся Нестор перепугался.
- Гарик? Да, он здесь... А что случилось? Вы кто?
Шершунов властной рукой каменного гостя отодвинул трогательно взволнованного хозяина квартиры и вошел.
- Где он?
- В той комнате. Он спит. Может быть все-таки объясните в чем дело?
Последний вопрос Нестор задал уже в спину собирающемуся зайти в комнату мужчине, вопрос был чисто формальным, потому как Нестор уже конечно догадался кто он и зачем.
Евгений Николаевич обернулся, улыбнулся ему нежно и ответил:
- Вам не стоит волноваться... Нестор.
И Нестор улыбнулся ему в ответ.
Гарик решил, что у него галлюцинации, когда услышал из коридора голос Шершунова, он вскочил с постели совершенно ошарашенный и без единой мысли в голове.
- Здравствуй, мой мальчик, - сказал Шершунов, заходя и закрывая за собой дверь. И было в его движениях и голосе что-то очень зловещее, превратившее Гарика в соляной столб.
- Это ты... - пробормотал он, - А ты откуда?.. Как ты меня нашел?
Он стоял возле кровати в одних плавочках, теплый, взъерошенный со сна и растерянный. В его фиалковых глазах сейчас так откровенно сквозила беззащитность.
- С собаками... - голос Шершунова стал хриплым от волнения и такая серьезность была на лице. Почти торжественная. Гарик не дыша ждал пока он подойдет, пока наклонится к нему и поцелует. Поцелуй Шершунова был жестоким и жадным. Его руки трепетали, прикасаясь к коже мальчика, он прижал его к себе так сильно, что Гарику стало больно. Гарик почувствовал, что Шершунов намеренно причиняет ему боль, что он хочет причинить ему еще больше боли, и он уперся ладонями ему в грудь, отодвигаясь.
- Что тебе нужно?
Он поморщился, потому что руки Шершунова не отпускали его, они не позволяли ему даже пошевелиться.
- Я приехал за тобой.
- Я никуда не поеду!
- Почему?
- Потому что я... потому что я не хочу.
Он закрыл глаза и положил голову ему на грудь, потому что больше не мог сопротивляться, потому что в этом не было смысла, потому что Шершунов был сильнее. Гораздо сильнее его.
- Гарик... мой мальчик... мой маленький... Ты поедешь со мной, я люблю тебя.
Вспышка света.
- Я не поеду с тобой! - воскликнул Гарик в отчаянии, - Я не хочу! У меня полно планов на жизнь и ты... ты в них не входишь! Вы все надоели мне, вы опротивели мне все! Оставьте меня в покое!
И он вырвался одним яростным движением.
- Планы на жизнь?! - теперь уже вопль из души Шершунова, - Что ты хочешь? Я помогу тебе во всем, что ты хочешь! Неужели ты думаешь, что я буду тебе мешать?!
- Будешь, - сказал Гарик мрачно, - Я знаю, что будешь.
- А что ты хочешь?
Гарик не ответил, он отправился одеваться, потом принялся злобно причесываться у трюмо. Попадали, покатились по полу склянки и пузырьки, задетые раздраженной рукой.
Гарик направился к двери.
- Пусти... мне надо умыться.
Шершунов не двинулся с места, он смотрел на мальчика и в глазах его появился так хорошо знакомый ему стальной блеск.
- Ну чего тебе непонятно? - устало спросил Гарик, - Зубки мне надо почистить. Не имею права?
- Гарик, что ты задумал?
- Когда?
- Сейчас, раньше, вообще! Что ты задумал, Гарик?
- Я ничего не задумывал. Какая тебе разница, Шершунов, что я задумал? Оставь меня в покое, какого черта ты явился?
- Я не уйду отсюда без тебя.
- Уйдешь.
Поняв, что всякий разговор бессмысленен, Шершунов просто нагнулся, подхватил мальчика под коленками и тот в один момент оказался перекинутым через его плечо.
Конечно же это не сошло Евгению Николаевичу с рук - Гарик даже в таком бесправном положении сумел доставить ему множество неприятных ощущений, а уж его речи при этом заслуживают особенного внимания фольклористов - такого отборного мата Шершунов в жизни своей не слышал.
Неудивительно, что глаза встретившегося в коридоре Нестора изумленно округлились и он едва не выронил из рук кофейник.
- Что происходит? - пролепетал он.
- Мы уходим, - любезно ответил яростно избиваемый Шершунов, унося Гарика из квартиры.
Из ванной в шаркающих шлепанцах вышел Дима, озадаченный Нестор наткнулся на него и выплеснул ему на халат немного кофе.
- Ч-черт, Нестор, ты что не видишь куда идешь?
Нестор нервно улыбнулся ему, чем окончательно вывел Диму из себя. Дима с досадой оттолкнул его руку, протянутую, чтобы загладить свою вину.
- Почему открыта входная дверь?
- О, кажется Гарика похитили! - спохватился Нестор, порывисто взмахнув руками и выплескивая на Диму еще немного кофе.
- Ой, Димочка, извини, - смутился он.
- Да поставь ты куда-нибудь свой кофейник, наконец! Что ты вообще с ним делаешь в коридоре?!
- Димочка, ну не сердись, пожалуйста, - дрогнули от обиды пухлые несторовы губы.
Дима раздраженно махнул рукой и пошел в кухню.
- Ничего не случится с этим твоим Гариком, - раздался оттуда его злобный голос, - Ему наверняка все эти похищения жутко нравятся, и, уж поверь, Гарик сам разберется со своими мужиками! И это огромное счастье, что он свалил-таки отсюда!