Переучивание на американские истребители длилось полтора месяца. После получения самолетов в Кировабаде полк, пополненный до штатной численности летным составом, 8 октября 1943 г. приземлился на аэродроме Нижняя Ланная, чтобы принять участие в битве за Днепр. Большей частью на полк и дивизию возлагались задачи по прикрытию войск, переправ и плацдармов.
Сменив за неполные три недели несколько аэродромов, 28 октября 508-й ИАП перебазировался на аэродром Пятихатка возле городка Желтые Воды. С него пришлось действовать следующие четыре месяца, а уже на следующий день Василий провел результативный воздушный бой на новой машине:
«У меня в Пятихатке была “Отечественная война”, больше не награждали. Я иногда смотрю — ребята не замахиваются, а “Боевой’, глядишь, дали… Мои подопечные, друзья — смотрю, помаленечку набирают… За четыре, что ли, сбитых, положено было “Красное Знамя", а мне, как говорится, что- то тянули… Штаб — он и есть штаб…
И вот, вылетаем раз на Ингулец, река такая — переправы прикрывали. Четверкой, я с Калининым и Стройков с Сандыгой. Вылетели. Прилетаем туда — смотрим, девятка “Хейнкелей-111-х ’, заходят вдоль реки плотным строем…
Я даю команду, вышли вверх, парами разделились и пошли в атаку… Пошли, а на “Хейнкеле” заградительный огонь хороший, не дают близко подойти… И вот, стараешься такую змейку делать, а потом подходишь вплотную и бьешь… Ну, и ребята — Стройков, смотрю, тоже одного ударил…
Ну, одну, вторую атаку. Смотрю — Стройков, раз — и ушел, получил пробоину. Калинин, смотрю, то же самое… Сандыга заходит, отстрелялся, и, выходит вправо, живот подставил всей площадью, и ему влепили. Он ушел, остался я один… А там пара “Мессершмиттов” дежурит. Да, я “Хейнкеля” добил, заходов пять, наверное, сделал, по ведущему, я ведущего взял… Смотрю — он отстал от группы, вертикально задрался, куда- то там свалился… Я вышел из атаки, смотрю — остался один. Теперь, вижу — “Кобра” ходит, разворачивается в сторону фронта, туда, к ним… Я давай по радио — “Кобра”, курс, курс — развернись на столько-то градусов… Оказывается — загорелась машина, и он уже ничего не видит…
Пара “Шмитов” — на меня навалились. И вот, у меня прием такой был — подпускаю в хвост, на дистанцию огня. Отхожу со снижением с небольшим, полный газ, ухожу по прямой. Они заходят парой за мной, а я разгоняю, смотрю за ними. Потом подпустил, уже вот, на предельную дистанцию, делаю рывок — раз! Небольшой рывок вверх, отрываюсь от них, прицел сбиваю…
И начинаю — они ко мне подтягиваются, а я от них, постепенно. Не сразу рывком, а то потеряешь скорость и свалиться можно. И так, ступенечка за ступенькой, и дотянул до того, почти до потери скорости, вот… Ну, и они то же самое, висят. И, смотрю, значит, один сваливается, второй за ним, я свою машину бросаю прямо за ним, просто бросаю. В первый момент я отстал, потом начинаю потихонечку догонять. А “Кобра ” — у нее хорошая аэродинамика, она тяжеловата, а потом как разгонится, смотришь — как бы только не выскочить вперед. И вот, я за ними, и бью одного — он сваливается, второй влево — и домой, на Знаменку ушел, там у них аэродром был.
Теперь Сандыга. Он выпрыгнул на нашей территории, самолет летал без него. Ну, я уж после этой свалки смотрю — “Кобра” летает… Я спрашиваю — Сандыга? Молчит… И, главное, так вот она — летит, нос задирает, скорость теряет… Потом нос опускает, и опять набирает скорость…
Смотрю — загорелась, делает переворот, в землю, и готово. А он выпрыгнул, Сандыга. Подпалил шевелюру, да сапоги еще кирзовые припалило… Выпрыгнул к танкистам — там танкисты были. Ну, говорит — меня схватили, давай целовать… Потом, говорит, танкисты ему — поедем на передовую, посмотреть, где упал «Хейнкель». Он на нейтральной полосе упал. В общем, они и подтвердили…
Прилетаем, и я этим, оставшимся (Калинину и Стройкову удалось посадить подбитые машины на своем аэродроме. — Прим. Авт.), говорю — пошли в штаб дивизии. Идем — навстречу зам. командира дивизии Горегляд. Я его не знал, он в звании майора. Подходит — ну, что там? — начинает… Я говорю — мне некогда, мне надо в штаб… Он — Докладывайте! Ну, докладывайте — вот, пожалуйста, провели бой… Потом, назавтра, в нашей землянке полковой Горегляд с командиром полка Зайченко, вызывают меня. Горегляд спрашивает — сколько сбил? Я говорю — столько-то. Какие награды? Я так, со злостью, распахнул куртку, говорю — вот мой весь иконостас! Ну, и он это раскрутил. Послали мне на три “Красного Знамени”, привезли один…» Два немецких бомбардировщика, упавших в районе населенного пункта с абсурдным названием Ново-Стародуо, были расписаны на пары Михалев — Калинин и Стройков — Сандыга, кроме того, Михалеву записали лично сбитый «мессер».
После боя. Слева направо: младший лейтенант И.И.Сандыга, младший лейтенант Н.В.Стройков, старший лейтенат В.П.Михалев, лейтенант А.И.Свистунов и младший лейтенант И.И.Ссмененко, Пятихатка, осень 1943 г.
На следующий день, 30 октября 1943 г., Василий совершил свой второй таран, сам, правда, того не желая: «Низкая облачность была, никто не летал, а надо было для командования какое-то действие авиации… Командир полка выделил четверку — меня, Стройкова, своего ведомого Коломийца… И четвертый — молодой летчик, фамилия заканчивалась на “ий” кажется — не помню сейчас. Пришли под Кривой Рог… И вот, с облаков, наперерез мне, что-то штук 12, что ли, “87-х” вывалилось. А мы как шли наперерез — я дал очередь со всех точек, и они кто куда рассыпались… Я отошел, смотрю — тройка над нашей территорией, и делает разворот. Я к ним пристроился, среднего взял — вколотил туда очередь хорошую, он встал вертикально и стал падать… Я развернулся, смотрю, их уже только двое уходит. Я к одному пристроился, давай вести огонь по нему. И так увлекся, что подхожу прямо вплотную, и что-то бью — и никак он не падает. Дал еще сильную очередь, смотрю — он передо мною на дыбы встал, и всё… Я вижу все заклепки, и так вот, боком на него… Он падает, а моя машина — бочку со снижением, бочки четыре — только небо, небо и земля… Ручку выбило из рук. Я ее поймал, вывел, выровнял машину, попробовал, смотрю — слушается. Но слушается так это, с запозданием реагирует. Смотрю, мои ребята догоняют, с левой стороны. И что-то такое, не пойму — посмотрел в левую сторону — смотрю, стабилизатор с левой стороны согнутый. Ну, и тот, “87-й”, в землю, а я, значит, пришел домой. Нормально пришел, только на земле смеялись — говорят — у “Кобры” три ноги, а тут четыре… Да, минуточку, забыл — здесь же, стал осматриваться, гляжу — в том же месте, где “87-е” были, — “Мессершмитты” выскакивают… Я развернулся, говорю — братцы, за Сталина, за мной! Ну, всей четверкой на них, не знаю, сколько там их было… Тоже наперерез дал очередь, они врассыпную… Стройков одного сбил. Потом, на земле уже, обнаружили — руль высоты вообще оторванный, стабилизатор на обшивке висел… Одного мы потеряли тогда, молодого…»
Стоит добавить, что погиб младший лейтенант Евгений Щербицкий, а в авторстве победы над «мессером» Василий Павлович, скорее всего, ошибается. Две победы — Ju87 и Bf109 — засчитаны младшему лейтенанту Анатолию Коломийцу, который погиб меньше чем через месяц, 20 ноября — был сбит зенитной артиллерией. Второй таран Василия Михалева после войны в ряде литературных источников почему-то превратился в двойной, а однажды было даже написано про отважного летчика, «неоднократно совершавшего тараны». Сам Василий Павлович, посмеиваясь, так это прокомментировал: «Был у меня третий таран — еще в аэроклубе на У-2 протаранил другого курсанта. Потом заставили ремонтировать самолет…»
Доводилось и сажать подбитую машину на вынужденную. 22 октября группа (8 — 10 машин, точный состав сейчас Василий Павлович уже не помнит), в которой был и Михалев, перехватила над переправами через Днепр девятку «Хейнкелей», прикрытую «Мессершмиттами». Прорваться к бомбардировщикам удалось только Михалеву и Павленко. После нескольких атак Михалеву удалось сначала отколоть от строя ведущего девятки (тот с горящим двигателем отстал от группы и потянул на свою территорию), а потом и сбить его.
