Фанни: — Вы вернулись к женщинам?

Гамиани: — Нет, я решила сначала исчерпать все, что может дать мужчина. При содействии знаменитой сводни я пользовалась услугами самых сильных и ловких мужчин Флоренции. В одно утро я отдалась тридцать два раза и все еще жаждала…

Фанни: — Я в ужасном состоянии, я испытываю страстные и чудовищные желания. Все, что испытала ты — пытки, боль, страдание — я хочу испытать сейчас же… Ох, боюсь сойти с ума… Я хочу наконец насладиться, хочу, хочу…

Гамиани: — Успокойся, Фанни, успокойся, я сделаю для тебя все.

Фанни: — Твои речи жгучи. К делу, к делу…

— А-а! — закричала Гамиани. — Теперь ты моя! Смотри, что я захватила с собой.

Ее взгляд загорелся адским блеском. Стоя на коленях рядом с Фанни, она приладила к себе гуттаперчевый аппарат. При взгляде на него страсть Фанни достигла апогея. Словно внутренний огонь охватил ее и привел в неистовство. Раздвинутые бедра и отверстое лоно с нетерпением ожидали фальшивого приапа.

Фанни: — Ах, он жжет меня изнутри, ай! Он колет. Он сверлит! Ох, хорошо, ох, сладко… Задвинь поглубже, еще… Сладко… Еще немножечко… Сунь… Постой… Больно… Еще тихонечко… Еще раз… Вкусно…

Гамиани удвоила свои старания, она умело и усердно работала приапом. Фанни закрыла глаза, рот был полуоткрыт, дыхание сдавлено.

— Давай, пускай, я уже готова… Кончаю… — прошептала Фанни еле слышно.

Гамиани нажала кнопку… Оба тела в сильных конвульсиях затрепетали, сжались, крики смолкли. Впиваясь друг в друга, две фурии, две вакханки с резким стоном свалились на кровать и затихли в объятиях…

(Куртизанка Евлалия уехала из Парижа и поселилась в Бордо. Эти письма написаны ее подругами, женщинами той же профессии, оставшимися в столице.)

Пятница, 17 мая 1782 года

Дорогая подруга,

Я провела приятный вечер в Монсо, в загородной усадьбе герцога К. Нас там собралось восемь человек: четверо мужчин и четыре женщины. После ужина все мы удалились в очаровательный будуар с зеркальными стенами. Каждый был in naturalibis (так эти господа выражаются, когда хотят сказать, что кто-то снял с себя всю одежду). Затем мы разбились на пары и принимали разнообразные позы, услаждая друг друга очаровательным зрелищем. После амурных забав мы танцевали, дурачились, и так продолжалось развлечение. Как бы я хотела, чтобы ты присоединилась к нам! Как восхищались бы все твоей великолепной фигурой!

Твоя прежняя горничная, которая после тебя досталась госпоже Урбен, недавно ушла от нее. Она заходила ко мне сегодня утром и сказала, что не может больше терпеть оскорблений хозяйки, а ее милого малыша Б. задерживают в полку по распоряжению короля. Попробую устроить ее в дом одной из своих подруг. Она просила передать тебе заверения в своем глубоком уважении; бедняжка очень сожалеет, что не имеет возможности служить у тебя. Я должна кончать свое послание: пришел мой парикмахер, и он не может ждать. В четыре часа мне предстоит визит к Бандерше[15] — ты без труда догадаешься, с какой целью я туда иду, но об этом в другом письме.

Остаюсь твоей любящей подругой.

Понедельник, 20 мая 1782 года

Дорогая подруга,

Какие странные желания бывают у мужчин! Вчера, в заведении Бандерши, я целую вечность секла и дрочила одного престарелого сановника, который, став на колени, принялся вылизывать мне перышки. Едва он удалился, как пришел молодой аббат, намерения которого были не менее своеобразны, хотя и более приятны. Когда мы сняли с себя всю одежду, он заставил меня ходить на четвереньках и сам следовал за мною таким же способом. Обойдя несколько раз вокруг комнаты, сей новоявленный Адонис взвился и взял меня сзади, издавая ржание, точно жеребец, влезший на кобылу. Я чуть не разразилась смехом, однако желание смеяться прошло, когда он с невероятной силой начал вталкивать и вытаскивать свой длинный и чудовищно толстый инструмент. В эту минуту я испытала восхитительное ощущение. Дважды за четверть часа он обрызгал меня небесным нектаром. Как мы были бы счастливы, дорогая Евлалия, если бы все мужчины, вкусы которых столь необычны, вознаграждали нас за нашу любезность удовольствием, подобным тому, какое дал мне мой аббат! Я горячо умоляла мадам Бриссо послать за мной, когда он придет в следующий раз. Искренне надеюсь, что в Бордо ты наслаждаешься не хуже, чем мы. Пожалуйста, пиши мне почаще.

Суббота, 25 мая 1732 года

В заведении мадам Лебрун произошла занимательная история. В собственной карете туда прибыл чрезвычайно элегантно одетый господин и потребовал высокую блондинку. Лебрун немедленно послала за девицей Ренсон. Та не замедлила явиться, и вообрази, как она удивилась, когда увидела перед собой своего покровителя, с которым живет вот уже несколько месяцев! Однако мадемуазель Ренсон не растерялась, немедленно приняла ревнивый тон и начала распекать своего любовника. Она сказала, что уже давно заподозрила его в неверности и наняла человека, который следил бы за ним. Узнав от своего осведомителя о том, куда отправился неверный друг, она прибыла сюда, дабы застать его на месте преступления. Изливая на него потоки упреков в недостойном поведении, лицемерная плутовка сказала, что она глубоко опечалена и разочарована и что отныне она запрещает ему появляться у нее дома. Он возразил, что ей нечего опасаться на этот счет. Бедная Ренсон выбежала из комнаты, хлопнув дверью.

Лебрун очень огорчилась, что у нее в заведении случилась такая неприятность, и, дабы впредь не повторилось подобное, распорядилась устроить слуховое окно, в какое молодые дамы могли бы видеть своих клиентов, прежде чем они выйдут к ним.

Остаюсь твоей любящей подругой.

Среда, 29 мая 1782 года

Дорогая подруга,

Какие мужчины обманщики! Ты знаешь, что Д. уже два года мой постоянный любовник. Сколько предложений покровительства я отвергла за это время, ограничившись короткими связями. Слушай же: вчера я возвращаюсь от портнихи и уже в прихожей слышу какой-то шум. Любопытствуя, в чем тут дело, приникаю к замочной скважине и, силы небесные! Что я вижу! Бесчестный Д. чуть не овладел моей горничной, которая лежала на софе с полуобнаженной грудью, защищаясь так слабо, что нетрудно было понять: она это делала с единственной целью увеличить ценность будущей капитуляции. Я громко хлопнула дверью, дав знать о своем приходе, и вошла в комнату, ни словом не обмолвившись о том, свидетелем чего только что была. Днем моя горничная без разрешения тихонько отлучилась, и я использовала это в качестве предлога, чтобы уволить ее. Что касается Д., то и его отставка не за горами… Ежели только у меня хватит духу, ибо, как ты знаешь, он очень много для меня значит. Никогда ни к кому не привязывайся, дорогая, ежели хочешь быть сама себе хозяйка, и ни в коем случае не следуй примеру своей незадачливой подруги.

Среда, 3 июля 1782 года

Вчера Розетта пригласила меня пообедать у нее. Как только я пришла, она сразу же спросила, не желаю ли я заработать пять луидоров. Я отвечала, что от такого предложения едва ли можно отказаться. «Что ж, — сказала она, — дело тут вот в чем: несколько дней назад один древний скелет в бесподобном парике подошел ко мне, а я была у Николетты, и произнес следующее: „Моя принцесса, вы очень милы, и я почту за счастье познакомиться с вами“. Я пыталась, как могла, отвязаться от него, но он оказался очень настырным. В конце концов я разрешила ему прийти ко мне домой. Он после нашего разговора подошел к моей служанке, вложил ей в ладошку шесть франков и таким образом выведал у нее мой адрес. На следующий день мой обожатель нанес мне визит и буквально осыпал меня тысячью комплиментов. Затем предложил мне десять луидоров, при условии если я удовлетворю его маленький каприз, который, как он мне сказал, заключается в том, чтобы наблюдать за обоюдным наслаждением двух обнаженных женщин. Он добавил, что у меня наверняка есть подруга, которая не откажется содействовать мне. Я выразила готовность удовлетворить его желание и обещала услужить ему сегодня в четыре часа. Сдается мне, что ты не прочь подурачиться за пять луидоров».