Я вздохнула с облегчением, когда в теле Роберта не обнаружили ничего, указывающего на присутствие яда. Но с другой стороны, доктор Джулио славился своими ядами, не оставляющими ни малейшего следа спустя очень короткое время. Так что я никогда не узнаю, намеревался ли мой муж отравить меня, и мы всего лишь поменялись ролями, или же он умер естественной смертью.

Его смерть осталась такой же загадкой, как и смерть его жены Эми.

Кристофер хотел поскорее жениться на мне, но я помнила историю королевы, Роберта и Эми Робсарт и сдерживала его юношескую импульсивность. Разумеется, я не королева, и на мне не сосредоточено внимание всего мира. Зато ни об одном человеке не говорили так много не только в Англии, но и во всей Европе, как о том, вдовой которого я теперь являлась.

— Я уже сказала, что выйду за тебя замуж, — успокаивала я Кристофера. — Но позже… не сейчас.

Я сожалела, что не была при дворе, когда грустную новость сообщили королеве. Мне рассказывали позже, что она вообще ничего не произнесла, а просто уставилась в пространство перед собой. Затем поднялась в свою спальню и заперлась внутри. Она отказывалась от еды и никого не хотела видеть. Она хотела, чтобы ее оставили наедине с ее горем.

Я догадывалась о глубине этого горя. Я даже чувствовала себя пристыженной. Только теперь я осознала необыкновенную глубину ее натуры, ее способность к бескорыстной любви и беспощадной ненависти.

Она отказывалась выходить из комнаты, в которой оплакивала Роберта. Спустя два дня ее министры не на шутку встревожились. Лорд Берли взял с собой нескольких помощников и велел взломать дверь спальни.

Мне легко было понять ее чувства. Она знала его так долго, с того времени, когда оба они были детьми. Теперь ей казалось, что ее жизнь утратила смысл. Я представляла себе, как она смотрит в холодное жестокое зеркало и видит перед собой старуху, на которую она прежде отказывалась смотреть. Она состарилась, как бы ни танцевали вокруг нее привлекательные юноши. Она знала, что они нуждаются только в ее подачках. Сними с нее корону, и огонь тут же потухнет, и бабочки прекратят свой беспорядочный танец.

Но был один человек, наверняка говорила она себе, у нее были ее Глаза, ее Милый Робин, один-единственный во всем мире, кого она по-настоящему любила, а теперь он покинул ее. И она, несомненно, спрашивала себя, какой была бы ее жизнь, если бы она рискнула короной и вышла за него замуж. Сколько интимных радостей они познали бы вместе! Быть может, сейчас у нее были бы дети, в которых она смогла бы найти утешение. Вместо припадков ревности она познала бы радость от осознания того, что я никогда не смогу разделить с ним его жизнь!

Мы с ней были близки как никогда. Ее горе было моим горем. Я удивилась тому, как мне не хватает Роберта, потому что в последние годы я от него отдалилась. Но я сделала это только потому, что между нами стояла она. Теперь, когда он ушел, моя жизнь будет пуста… так же, как и ее жизнь.

Однако, как это всегда бывало в тяжелые времена, она в конце концов вспомнила о том, что она — королева. Роберт умер, но жизнь продолжалась. Ее жизнью была Англия, а Англия не могла умереть и оставить ее в одиночестве.

Я волновалась, опасаясь, что, узнав о моем романе, Роберт мог изменить свое завещание, назвав основания для подобного действия.

Но нет. У него было слишком мало времени, и он ничего не изменил. Я осталась душеприказчицей, а в помощь мне были назначены брат Роберта Уорвик, Кристофер Хэттон и лорд Ховард Эффингем. Я даже не догадывалась о том, как глубоко он увяз в долгах. Он всегда был расточителен, а незадолго до смерти заказал подарок для королевы, драгоценную подвеску на нитке из Шестисот жемчужин. В центре подвески красовался огромный бриллиант в окружении трех изумрудов, и все это, в свою очередь, было окружено кольцом из мелких бриллиантов.

Именно ее он первой упоминал в своем завещании, как если бы она была его женой, и благодарил ее за доброту и великодушие. Даже после смерти он поставил ее на первое место. Стремясь унять муки совести, я позволила себе разгневаться и испытать укол ревности.

Он составил завещание, находясь в Нидерландах. В то время он считал, что я его по-прежнему люблю.

Вот что он написал.

Вслед за Ее Величеством я должен упомянуть свою любимую жену, которой я оставляю все, что в моих силах, хотя это составляет намного меньше того, что мне хотелось бы ей оставить, поскольку она всегда была верной и очень любящей, а также покорной и заботливой женой. Надеюсь, что она любит меня сейчас, когда я ушел, не меньше, чем я любил ее при жизни.

«Ах, Роберт, — с грустью подумала я, — как бы я сейчас тебя оплакивала, если бы все оставалось так, как это было тогда. Если бы не твоя возлюбленная королева, все могло сложиться совсем иначе. Было время, когда я тебя любила, и любила очень сильно, но она всегда стояла между нами».

Я с возмущением обнаружила, что он щедро позаботился о своем ублюдке, Роберте Дадли. В то время ему было тринадцать лет, и ему предстояло немало унаследовать после моей смерти и смерти брата Роберта, графа Уорвика. Он также получал определенные привилегии по достижении двадцати одного года, а до тех пор не должен был ни в чем нуждаться.

Разумеется, Роберт никогда не отрицал того, что этот мальчик — его сын. Но, поскольку он также был сыном леди Стаффорд, я полагала, что она и ее муж способны о нем позаботиться.

Мне Роберт оставил Уонстед и три небольших особняка, включая Дрейтон Бассет в Стаффордшире, где я со временем окончательно поселилась. Лестер-хаус также принадлежал мне, включая всю посуду и драгоценности, находящиеся в доме, но к моему горю и молчаливой ярости, Кенилворт достался Уорвику, а после его смерти должен был отойти ублюдку Дадли.

Более того, как я уже говорила, долги Роберта оказались намного больше, чем я могла себе представить. Его долги короне составляли двадцать пять тысяч фунтов. Он был очень щедр по отношению к королеве, и большая часть его долгов объяснялась именно его подарками Елизавете. Я ожидала, она учтет тот факт, что он умер, находясь на службе у государства. Обычно в таких случаях так и происходило.

Увы, на меня ее снисходительность не распространялась. Настал момент отмщения. Она покинула уединение, исполненная решимости взыскать с меня все долги, до единого фунта. Ее ненависть ко мне ничуть не ослабела после его смерти.

Она заявила, что средства для оплаты долгов должны быть изысканы среди утвари Лестер-хауса и Кенилворта, и потребовала немедленно составить соответствующую опись, чтобы вывезти предметы, отобранные для продажи.

По отношению ко мне она была беспощадна. Это приводило меня в ярость, но я ничего не могла с этим поделать.

Одно за другим мне приходилось продавать мои сокровища, ценности, бывшие частью моей жизни. В бессильной ярости я оплакивала расставание с ними, проклиная в душе королеву, но, как обычно, была вынуждена покориться ее воле.

Средств, вырученных от этих вынужденных распродаж, все равно не хватало для погашения всех долгов. Тем не менее мне было очень важно увековечить память Роберта мемориалом в часовне Бошамп. Мемориал с высеченным на нем девизом Роберта Droit et Loyal[17] изготовили из массивных глыб мрамора, Здесь же стояла мраморная фигура Роберта в воротнике святого Михаила, а рядом оставалось свободное место, предназначенное для меня, когда наступит и мой черед.

Так ушел из жизни великий граф Лестер. Спустя год я вышла замуж за Кристофера Блаунта.