Все же, кто еще не отдался целиком самим Кораном осужденному пороку воровства и разбоя, опомнитесь и займитесь мирным трудом. Возрастите ваших детей в почитании закона и выучите их в школах во славу пророка Магомета. и на пользу своего народа.

Теперь ты, Зелимхан!

Имя твое известно всей России, но слава твоя скверная. Ты бросил отца и брата умирать, а сам убежал с поля битвы, как самый подлый трус и предатель. Ты убил много людей, но из-за куста, прячась в камни, как ядовитая змея, которая боится, чтобы человек не раздавил ей голову каблуком своего сапога. Ты мог пойти на войну, там заслужить помилование царя, но ты прятался тогда, как хищный волк, а теперь просишь у начальства пощады, как паршивая побитая собака. Ответ начальства тебе уже известен. Но я понимаю, что весь чеченский народ смотрит на тебя, как па мужчину, и я, войсковой старшина Вербицкий, предоставляю тебе случай смыть с себя пятно бесчестия и, если ты действительно носишь штаны, а не женские шаровары, ты должен принять мой вызов.

Назначь время, место и укажи по совести, если она у тебя еще есть, число твоих товарищей, и я являюсь туда с таким же числом своих людей, чтобы сразиться с тобой и со всей твоей шайкой, и, чем больше в ней разбойников, тем лучше. Даю тебе честное слово русского офицера, что свято исполню предложенные тобой условия. Кровникам твоим не позволю вмешаться в паше дело. Довольно между вами крови.

Но, если ты не выйдешь на открытый бой, я все равно тебя найду (даже и в Турции, куда ты, кажется, собирался удрать), и тогда уже пощады не жди и бейся до конца, чтобы не быть повешенным.

Докажи же, Зелимхан, что ты мужчина из доблестного чеченского племени, а не трусливая баба. Напиши мне, войсковому старшине Вербицкому, в гор. Владикавказ…»

Согласился Зелимхан. Но на такую встречу, в которой были бы один на один. Через одного, другого, третьего договорились. Место назначили. На лужайке, что около Ведено. Согласился Зелимхан и в ночи пришел на опушку леса. И утром увидел, как выходят из крепости войска, чтобы оцепить лужайку.

— Эх ты, царский сукин сын!

Посмеялся и ушел Зелимхан.

Написал письмо Вербицкому, ответ написал. Письмо Зелимхана пришло в редакцию «Терека». «Терек» по обстоятельствам, от него не зависящим, письмо не опубликовал, переслал Вербицкому…

В грозненском клубе выспрашивали у войскового старшины:

— Как ответил Зелимхан?

— Вот как, — показывал письмо Вербицкий.

— Принимаете?

— Конечно, принимаю, — ответил храбрый войсковой старшина и продолжал доигрывать преферанс.

Начальник области генерал-лейтенант Михеев выработал инструкции Вербицкому. Вербицкий выработал инструкции для чинов своего отряда. В них герой раздевался донага.

«Нам нужно помнить, — говорил он, — что наше дело не пугать разбойников, идущих на разбой, а истреблять их по возможности до одного, чтобы не повадно им было, когда действует отряд, разбойничать и проявлять пренебрежение к нам.

Если разбойники засели в сакле, то в саклю отнюдь не бросаться, а, засев от сакли подальше, занять ее огнем; засесть надо так, чтобы можно было стрелять по выходам (по дверям, по окнам) и наискось: тогда разбойник в нас из сакли попасть не может. Один из выходов, устроив против него засаду, остановить без обстреливания и заставить таким образом выманить разбойников, чтобы бежать, и как только они из сакли будут выскакивать — подстрелить. Если выманить разбойников из сакли не удастся, то, заняв огнем с одной стороны, с другой — поджечь саклю. По мере того, как они будут выскакивать, — убивать.

Всякий выстрел есть верный шаг к победе и, наоборот, каждый промах ободряет противника, отчего силы его удесятеряются. Поэтому каждый стрелок должен пристреляться к своей винтовке и знать, куда именно нужно целиться, чтобы попасть в лоб противнику при всяком его положении. Для этого будет пройден особый курс по указанию и под руководством помощника моего штабс-капитана Григорчука.

Разрешается попасть противнику не в середину лба, а например, в бровь, в висок, но следует твердо помнить, что всякое отклонение вниз и вверх поведет к промаху обязательно…

Гуманное на первый взгляд нежелание оружием подчинять себе каких-нибудь мерзавцев или мерзавца может привести только к излишнему кровопролитию. Раз сопротивляется или не исполняет законного вашего требования, да еще вооруженный — бейте.

Люди не скотина, и, если они не повинуются словам, то против них должны быть пущены в ход штыки, шашки или пули, а не плети или кулаки».

Борьба с разбойниками зачиналась широко и точно. Во имя пророка, корана и имама Шамиля. Единственной поблажкой для разбойников было разрешение чинам отряда попадать им(при всяком их положении) «не в середину лба, а, например, в бровь или в висок».

Вербицкий доигрывал партии преферанса в грозненском клубе. Вербицкий уехал во Владикавказ за самоновейшими сведениями о месте пребывания Зелимхана. А в это время сформировавшийся временно охотничий отряд начал свою гастроль.

Дело было спешное. С грабежами надо было покончить к наступлению теплого периода, и штабс-капитан Ардабьевский был избран Вербицким как «человек боевой, выдающийся, известный своим мужеством, выдержкой и распорядительностью». И штабс-капитан оправдал высокое доверие. Премьера была дана на гудермесовском базаре. Войска под его командой нагрянули на базар внезапно, не предупредив хотя бы местные власти. Дорвавшись до базара, войска дорвались вообще:

— Давай оружие! Давай кинжал!

«Офицеры и казаки наносили удары плетьми и прикладами ружей вначале тем, которые не могли быстро снять кинжалы, а потом стали бить всех подряд», — написано в официальном протоколе.

Старшину селения, который, прибежав на шум и увидев на земле трех лежащих без чувств, спросил офицера Яицкого: «Что такое?» — спросили:

— А ты кто?

И узнав, что он старшина, побили плетью и прикладами и, кстати, матерно выругали.

Данную отряду инструкцию чины его еще не усвоили (люди не скотина). Они вспомнили ее час или два спустя, когда дело, начавшееся с прикладов и нагаек, дошло до огнестрельного оружия.

На опустевшем базаре остались трое убитых и десять тяжело раненных чеченцев. Число легко раненных, которых родные развезли по домам, — неизвестно. Как неизвестно и то, сколько раненых не считали себя ранеными, отделавшись выбитыми зубами или ударами нагаек.

Впоследствии Вербицкий объяснял, что Гудермесская бойня вызвана была полученными агентурными сведениями, что на базаре должна быть шайка абреков с трехлинейными винтовками и краденым скотом. Но пи одной винтовки отряд не отобрал на базаре. Чтобы доказать абречество убитых, запросили справку об их судимости, поведении и образе жизни. Справки показали, что двое из убитых «под судом и следствием не были, поведения хорошего, занимались честным трудом», и один семнадцать лет тому назад был в административной ссылке на Чечен-острове.

Зелимхан скова трагически передумал события. Так же, как. убийство 17-ти в 1905-м. Зелимхан десять лет абрек, Зелимхан за десять лет столько зла не сделал, сколько Вербицкий за один день 14 марта.

Вербицкий — начальник. Вербицкий на весь мир обесславил Зелимхана, назвав его бабой, трусом. Письмо Вербицкого газеты напечатали. Зелимхановский ответ ему — нет.

Ладно. Все равно убьет его Зелимхан.

Чтобы легче убить, Зелимхан поселился в Чечен-ауле. У Анаевых. Он послал Джемалдина в Грозный, в станицу Грозненскую к братьям Налаевым. Просил их проследить приезды и выезды Вербицкого во Владикавказ.

Налаевы проследили. Наласвы сообщили, что приедет через два дня Вербицкий из Владикавказа.

В Чечен-ауле сели в арбу. Воловью. Скрипучую и медленную. На которой далеко не убежишь. В ней приехали на грозненский базар, а ночью пробрались в станицу, и два дня выходили на станцию Зелимхан и Аюб встречать владикавказские поезда.

Накануне третьего Зелимхан увидел недобрый сон. Может быть, утром третьего он проснулся с недобрым предчувствием. И отказался от мысли убивать Вербицкого в этот раз. В грязь и слякоть ушел на Курумовские хутора.