18 сентября 55 г.

Прочитаю у Шопенгауэра в «Афоризмах житейской мудрости»: «Человек, имеющий много в себе самом, подобен теплой, светлой, уютной комнате в Рождественскую ночь, когда за окном метет пурга». И подумала: может, это про меня?

А что? Если много имеешь в себе самой, то и одной не скучно. Можно читать, размышлять, погружаться в собственный мир…

Да, но посмотрела бы я на него, как бы он со своим богатым внутренним миром просидел в Рождественскую ночь хоть в какой уютной комнате, если там нет никого, кроме него, и часы бьют двенадцать, и он поднимает бокал и пьет в полном одиночестве, а вокруг одни только пыльные фолианты с мудрыми мыслями, от которых уже тошнит.

А вы знаете, что человек должен смеяться? Конечно, знаете! Вы же сами сказали в своих «Афоризмах»: «Смех — это разменная монета счастья».

Попробуйте засмейтесь, когда вы один. Вам страшно станет.

Мне вот, например, вдруг стало жутко от мысли, что я сейчас засмеюсь над чем-то. Одна, в темной комнате, в кругу от настольной лампы, вдруг засмеюсь нечеловеческим смехом. Это с ума можно сойти.

И потом: что значит «много иметь в себе самом»? Много знать? Много чувствовать? Обладать богатым воображением? По если даже в Рождественскую ночь вы сидите один, то зачем это всё?

Нет, одиночество не обогащает, а обедняет. По себе это чувствую. Наступает медленное засасывание в теплое, вязкое болото, апатия, праздное копание в собственных переживаниях.

Кому я интересна, если самой себе уже опротивела? Кому я нужна, если у меня нет друзей?

20 сентября 55 г.

Пошла сегодня в школу — просто так, вспомнить старое. Сидела в маринкином классе на психологии и физике, заходила к Марье Николаевне в кабинет биологии. Вроде всё то и не то. «Не то» — это что девчонки и мальчишки учатся теперь вместе. Непривычно и в то же время — нормально. Как жаль, что нам не пришлось. А главное «не то» — что нет Любаши. Вместо нее какой-то лысый дядечка добродушного вида. А наша прежняя знаменитая на всю Москву директорша Любовь Георгиевна Богдасарова умерла летом. Я была на даче и не знала.

Господи, как же мы ее боялись! Звона ее ключей, ее зычного «Я с тебя шкуру сдеру»! Но не это в ней было главное. Мы даже не понимали, кем она была для нас. В ее крохотной квартирке при школе на первом этаже всегда жила какая-нибудь девочка, которую она опекала, а потом помогала поступить в институт. У Кирки Орловой отец и мать были арестованы, и ее воспитывала бабушка. А когда бабушка умерла и Кирку должны были определить в детский дом, Любаша взяла ее к себе. И та у нее жила, пока за ней не приехала тетка и не оформила опекунства. Иногда у Любаши по нескольку учениц жили одновременно. Она не боялась, что ее обвинят в укрывательстве детей врагов народа. Она вообще никого не боялась. Была депутатом Моссовета, награждена орденом Ленина и еще разными орденами, школа считалась лучшей в районе, но все равно, не всякий бы так. Многие её бывшие ученики занимают высокие посты, и она, если надо было кому-то помочь, запросто к ним обращалась. А то, что она орала на нас страшным голосом — ну, орала, подумаешь.

24 сентября 55 г.

Сегодня отец окончательно меня добил, заявив, что он во мне совершенно разочаровался. Что я влачу жалкое, тепличное существование. Дело даже не в том, что я учусь из рук вон плохо, это бы ладно, если бы я чем-то по-настоящему увлекалась. А у меня минутные увлечения — сегодня рисую, и Ёлка умиляется, завтра пишу стихи, и мама умиляется, а по-настоящему это всё — от безделья рукоделье, ерунда, бессмысленная трата времени. Потому что если уж рисовать — то чтобы во всей Москве не осталось кистей и красок, а если писать стихи, то — со страстью, с утра до вечера, рвать, переделывать. Пусть коряво, но писать, работать! Творчество — это серьезное дело, а не так: начирикала два стишка и успокоилась.

Открыл Америку. Я и без него знаю, что ни к чему не способна. Кто был по-настоящему талантлив — это мой брат Витя. Насколько он талантлив, настолько я бездарна. Какая несправедливость, что он умер, а я живу, тупая, «чирикающая» жалкие стишки. Не живу, а влачу жалкое, тепличное существование.

Нередко теперь уже одна, без родителей, наврав маме, что иду на вечерние занятия в Университет, шла по папиному пригласительному билету на какой-нибудь закрытый просмотр в какой-нибудь из творческих клубов. В ЦДРИ на Эстрадный театр Владимира Полякова, в ЦДЛ на Ансамбль верстки и правки «Литературной газеты», душой которого был Зиновий Паперный. Меня пропускали, и я дефилировала среди избранной публики с чувством тоже некой избранности, но избранности нечестной, фальшивой. Все равно я была никто, сбоку припека. Не Золушка, прошедшая во дворец под видом принцессы, а одна из ее сводных сестер, глупых и спесивых.

Вокруг кипела интересная жизнь — выставка Пикассо, «Клоп» в театре Сатиры, фестиваль индийских фильмов. Оттуда, из-за приоткрывшегося «железного занавеса», приезжали джазовые ансамбли, певцы, пианисты. Приехал английский театр Питера Брука, и, простояв день в очереди, я купила билеты на «Гамлета». Спектакль ошарашил. Особенно поразил Пол Скофилд, исполнитель роли Гамлета, его голос, пластика.

Все равно оставалось чувство, что это — лишь иллюзия настоящей жизни. Потому что настоящая жизнь — это соучастие, а я всего лишь зритель. Нет какого-то стержня, стимула, точки приложения собственных сил, и всё, что я вижу, хоть и задевает, но — по касательной. А я хочу быть внутри. Пусть не в центре, даже лучше, если не в центре, потому что по характеру я — не ведущая, а ведомая, но только бы — внутри круга. Как стать участником, как попасть внутрь с моей зажатостью, неверием в себя?

Отец прав: я влачила тепличное существование. Мечтала о смелых, решительных поступках, а в жизни всего боялась. Отчасти эту боязнь нагнетала мама:

— Как?! Ты хочешь идти пешком три километра до автобуса?! На ночь глядя? Я тебя не пущу! Мало ли что! Ну и что же, что не одна! А с кем? С Инной и Севой? Нашла защитников! Я спрошу у Саши Дыховичной, у них, кажется, есть место в машине.

(Наш шофер, Анатолий Семенович, обслуживал нас через день.)

И я покорно еду в машине, а Инка и Севка идут пешком под дождем, и я им зверски завидую! Я хочу с ними! Хочу преодолевать трудности! Испытать себя на прочность! «В жизни всегда есть место подвигам, и те, кто не находят их для себя, те просто лентяи или трусы, или не понимают жизни…»

1 октября 55 г.

Сегодня, когда я в полдесятого вечера возвращалась от Ёлки, ко мне подошел пижонского вида тип и сказал, что он идет за мной от остановки, что я ему очень понравилась, и начал долго и красиво распространяться о том, что не важно, где познакомились, а важно, каков человек, и что если девушка видит, что человек интеллигентный, то отчего бы ей с ним и не познакомиться. Что он пять лет назад окончил институт Востоковедения, любит музыку, играет на фортепьяно («немного хуже Цфасмана»), знает хинди и английский, живет в Малом Лёвшинском, дом 12 и пригласил в пятницу в гости на вечеринку (!!!). Если же я одна стесняюсь, то чтобы взяла с собой подругу, по возможности такую же симпатичную, как я (!!!).

Проводил до ворот. Попросил телефон. Я дала. Конечно, никуда я к нему не пойду, еще чего, к первому встречному идти на квартиру. Хотя надо сказать, что он вел себя не нахально, и вообще.

Пришли родители, и когда я им для смеха рассказала про этот инцидент, мама закатила мне страшнейший скандал. Утверждает, что он вор и договорился с Федькой-рецидивистом ограбить нашу квартиру. Что ему понравилась не я, а мой костюмчик с погончиками. Он сразу увидел, что я наивная дурочка из обеспеченной семьи, и решил поживиться. С какой стати порядочный человек будет знакомиться поздно вечером на улице? «Надеюсь, ты не дала ему наш телефон?» А когда я призналась, что дала, — вообще впала в истерику. Как будто это не телефон, а ключ от квартиры.