Коварного, что к смерти
Ее жестокой привели. Но завтра
Я словом разрешу свои сомненья.
Встает взволнованная.
Донна Альдегрина
О, Джильола, терний и отрада
Души моей скорбящей,
Родная Джильола,
Малютка ты моя!
О, не пугай меня,
Голубка, ради бога!
Ты словно вся охвачена огнем,
И скрытая тревога пробудила
Тебя от сна и грез,
Ты вся пылаешь, голос твой дрожит.
Исчезли чары все,
Что были для меня цветком весенним
И сладкой пищей, долго подкреплявшей
Меня среди тоски.
Я более не знаю, та ли ты,
Что голову склоняла на колени
Мои и слушала,
Ресницами не дрогнув,
Волшебные рассказы.
Джильола
Тебя я огорчила? Чем? Не знаю.
Мутится разум мой,
И путаются мысли.
За днями дни проходят.
Там мрак, и пусть никто
Туда не смотрит. Они
Равны, как наша жизнь.
Да, правда: можно жить
И радоваться травке,
Что на окне трепещет,
Волнуемая ветром,
Пришедшим, неизвестно
Откуда. Можно жить
И наслаждаться, видя,
Как падает на землю
Перо летящей птички…
Да, помню… Часто вижу по утрам
Ассунту делла Тэве:
Сидит она на стуле у окна,
Шьет полотно спокойно, равнодушно
И коротает дни.
Встает она, когда отец приходит,
И сердце у нее не замирает
От жалости, что скорбная улыбка
Блуждает на безжизненных устах
Отца, когда по телу пробегает
Позора холод…
Донна Альдегрина
О, зачем, родная,
Терзаешь ты меня? Глаза твои
Без слез. Но словно через море
Рыданий речь твоя ко мне струится.
Садись.
Джильола
Ну, хорошо. Сижу. Теперь
Спокойна. Как бывало, на колени
Твои склоню я голову. Ну, полно,
Страдать не нужно. Шить
Я буду, как Ассунта делла Тэве,
Усевшись у окна. Когда ж придет
Жена отца, тогда я поднимусь
Пред нею, как пред госпожой моей
Законной. Да, я знаю,
Родная, что для всех
Приходит свой черед служить. И та,
Другая, подметала пол,
Работала, не покладая рук,
И ветер встречный часто
Вокруг нее вздымал всю грязь и пыль
И ей в лицо бросал. Я помню все
И вижу, как сейчас.
Донна Альдегрина
Как бронза, голова твоя отяжелела,
А так легка была!
Джильола
Как бронза?.. Почему,
Скажи мне, сотни мыслей
Не весят столько, сколько мысль одна,
Единая? Ну, что ж, ее стряхну я,
Ведь можно жить спокойно.
Ведь не случилось ничего. И дни
Равны, как наша жизнь.
Мой брат еще в постели, и лицо
Свое он повернул к стене. Он вечно
Усталый, вечно преисполнен страха,
И все ж живет… Ты слышишь,
Как мечется Джованна
Там, в верхнем этаже,
В той комнате, что заперта на ключ?
Она кричит и топает ногами,
Пытаясь убежать
И скрыться от кого-то,
Кто заперт вместе с нею,
От страшного и злого
Чудовища, исчадья
Болезни, столько лет ее терзавшей.
Чудовище окрепло и теперь
Является врагом,
Хозяином и стражем,
Оно живет и дышит
Сильнее, чем она,
Ведет беседу с ней,
Не сводит глаз с нее,
Подходит к ней и дышит
В лицо ей, но она
Одна лишь может видеть
И осязать его…
Донна Альдегрина
Нет, нет! Молчи!
Касается своими исхудалыми руками губ Джильолы.
Молчи!
Страданьем жгучим вся насквозь душа
Твоя пропитана до корня. Все,
Что горечи полно, тоски, обиды,
Погибели и смерти,
Твоими говорит устами. Ты —
Пророк крушений наших,
Крушений без надежды и спасенья.
О, бедное созданье,
Бедняжечка моя.
Малютка милая,
Дитя мое родное,
Кто, кто тебя утешит?
Кто увлажнит глаза твои сухие
Слезами облегченья? Горе! Горе!
Глаза твои без слез, как камень, сухи,
Пылают точно жниво.
Что в силах сделать для тебя старуха?
Кто может чем-нибудь помочь тебе?
Одна ты, одинока в целом мире.
Джильола
Да, да, исполню я. Должна исполнить.
Должна подняться я
И стойкой быть, пока не грянет час
Моей судьбы. Ну, поцелуй меня,
А вечером вторично поцелуешь.
Вот так… В груди я чувствую отвагу.
Рабочие всю ночь
При свете факелов работать будут.
Всю эту ночь. Я знаю:
Там, где-то в мрачном подземелье
Скрыт красный факел мой.
Тот факел скрыт под мерой,
Прикрыт он мерой, очень старой мерой,
Такой, что ею мерить невозможно
Ни хлеба, ни овса.
И обручи из ржавого железа
Едва скрепляют клепки.
Тем факелом я буду освещать
Работу тех, кто ночью
Все превратит в руины.
И пусть разрушат дом,
А все ж я твердо верю, что одна
Гробница уцелеет.
Я в том клянусь!
Донна Альдегрина
Куда идешь, Джильола?
Джильола
Дать клятву.
Идет под аркаду, украшенную мавзолеями, исчезает за дверью капеллы.
Донна Альдегрина
Аннабелла, ты должна
За нею вслед идти.
Не оставляй ее.
Боюсь я за нее.
Аннабелла
Синьора, я не смею.
Она всегда желает быть одна
В капелле, где колени преклоняет
Перед одной гробницей:
А я могу остаться лишь за дверью.
Донна Альдегрина
Иди за ней!.. Взгляни-ка, Бенедетта,
Кто там внизу на лестнице стоит.
Бенедетта
(прислушиваясь)
То голос дон Бертрандо. Вместе с братом
Идет он. Также дон Тибальдо голос
Я слышу.
Донна Альдегрина
Симонетто встал? Пора
Ему вставать. Скажи,
Который час.
Бенедетта
Синьора, скоро девять.
Донна Альдегрина
Ступай наверх. Взгляни,
Не встал ли он. Но если спит еще,
То не буди. А если
Уже встал, пусть примет он
Лекарство.
Бенедетта
Но, синьора… ведь сестра
Его желает, чтобы Симонетто
Лекарство принимал
Всегда из рук ее.
Донна Альдегрина
Зачем?
Бенедетта
Не знаю.
Так хочет.
Донна Альдегрина
Аннабелла, вскоре я
К больному поднимусь.
Старуха исчезает в тени аркады, тихо зовет кормилицу. Входит вместе с ней в капеллу. Бенедетта, вздыхая, поднимается по лестнице.
Сцена III
Всходят по лестнице, ведущей к балкону, под лесами скрепленных канатами балок, сводные братья Тибальдо де Сангро и Бертрандо Акклодзамора.
Бертрандо
Так, значит, окончательный отказ?
Тибальдо
Нет денег у меня.
Не знаю, как мне быть
С рабочими сегодня.
А если я не заплачу, то Мастро
Доменико ди Паче
Велит подпорки снять, и вся постройка
Погибнет. Слышишь?
Бертрандо
Лжешь! Не может быть.
Тибальдо
Ты видишь: мать моя
Обшарила шкафы,
Архив весь перерыла, перечла
Все старые бумаги. Но напрасно
Она трудилась так…
Ах, если бы найти нам договор
И завещанье для того процесса,
Который мы ведем теперь с Мормиле.
Бертрандо
Не уклоняйся, отвечай мне прямо.
