Об этом Бессмертном я знаю очень мало. Он почти никогда не появляется на людях, почти никогда не выходит из своих покоев. Его лица я тоже не вижу совсем, и мне кажется, что он слишком далеко зашел за грань мира живых и мира Призраков.

Он еще ни разу не ошибался. Стало быть, раз наше начальство так уверенно говорит о победе, то он — видел, и мы действительно победим.

То, чего не было в записках Секретаря

Вечером сняли со станка шелковый церемониальный кайн11, который девять девушек ткали девять месяцев — ровно столько, сколько проводит в утробе матери младенец. Потому что завтра юный господин будет дважды рожденным, как полагается каждому благородному, и первый и единственный раз в жизни обернет бедра кайном.

Кайн сняли со станка вечером когда уже зашло солнце, и госпожа Дайя-нэ-Мори не могла как следует рассмотреть вытканные письмена и узоры. Но так было положено, потому госпожа не спала всю ночь и на рассвете покинула супружеское ложе, чтобы как подобает посмотреть на кайн. Она не видела его ни разу, хотя представляла до мелочей. Его и не полагалось видеть — ведь мать не видит ребенка, пока он не родится, хотя уже сердцем знает его и говорит с ним.

Кайн был черным. Серебряный узор, похожий на вязь непонятного письма, шел по краю. Госпожа Дайя-нэ-Мори знала, что когда-то и правда этот узор что-то значил. Кто-то, наверное, мог бы его прочесть, но сейчас уже не было тех, кто помнил эти письмена. Этот узор каждая госпожа дома Мори заучивала наизусть и рисовала, шепча также заученные наизусть слова, похожие на заклинания. Ведь заклинания, как говорят, всегда странно звучат и не имеют смысла, но тем не менее действуют. Так и эти странные узоры-письмена и эти непонятные обрядовые слова-заклинания тоже действовали, вызывая странные сны. Даже у нее, всего лишь дальней родни по крови дому Мори, всего лишь приведенной в дом жены — пусть и единственной, ибо таков закон рода Мори. А что же они должны пробуждать в тех, в ком кровь дома Мори течет сильной струей?

Что они скажут ее сыну, эти письмена? Что он увидит во сне в ночь совершеннолетия? В ночь второго рождения?

Серебряная вязь шла по краю черного длинного шелкового прямоугольника, а в середине были умело вытканы из поколения в поколение передававшиеся символы, смысл которых тоже был уже утрачен. Один был ей знаком — этот знак был на талисмане, что носил ее супруг, Тарни-ан-Мори. И он будет передан сыну в день совершеннолетия, в день второго рождения.

В семье говорили, что талисман способен пробудить в хозяине странные силы — но не в каждом, увы. Однако в течение долгих веков в каждом девятом поколении рождался человек, способный вызывать отклик у талисмана. Семейные предания говорили об открывающихся у такого человека неожиданных способностях, каждый раз разных, иногда более сильных, иногда почти незаметных. А еще говорилось о том, что утрачен тайный смысл письмен — хотя это и так было понятно, без всяких древних преданий, и это было печально, но, увы, непоправимо. И утрачен тайный смысл знака, и никто уже не знает, как правильно воспользоваться им, и никто не знает смысла слов, произносящихся вдень второго рождения и испытания талисманом.

Госпожа Дайя-нэ-Мори считала, что это все пора забыть. Все равно никто уже не сможет раскрыть смысл былого, да и зачем? Не умея управлять конем, не садись в колесницу. Так говорят. А эту колесницу тянет, пожалуй, сам Туманный Дракон, которого никто никогда не видел, но всякий боится.

Но такова традиция. Таков обычай дома Мори.

Госпожа Дайя-нэ-Мори провела рукой по гладкой поверхности ткани. Девять знаков. И еще девятилучевая звезда над ними вверху. И талисман семьи Мори — тоже девятилучевая звезда, тяжелая, черного металла, с серебряным непонятным значком посередине. Госпожа вздохнула. Зачем мальчику драконья колесница, когда он сам с собой не в силах справиться? Девятый раз девятое поколение. Мудрый Хаэ-сат, который гадает по числам, говорит, что это великое сочетание. Великая судьба.

Госпожа покачала головой. Добродетельная супруга не должна спорить с господином своим и мужем, но как же больно, как жаль сына! Уже сейчас он не такой, как все, уже сейчас в нем порой просыпается великая, но такая мучительная сила, так что же будет, когда завтра он обернет бедра церемониальным кайном и произнесет священные непонятные слова, когда взойдет пронзительная звезда Тана-ирэ и отец вручит ему Знак?

Что тогда будет?

Каждый из рода Мори проходит испытание Знаком после совершеннолетия, когда благоприятно сойдутся в небесах звезды и знамения будут благими.

Госпожа со злостью смяла ткань. Что бы там ни было, она наутро после обряда сожжет с радостью этот проклятый кайн. Наверное, предки нарочно так сделали, чтобы хоть на этом матери могли выместить свою ненависть к проклятию — или дару — рода Мори, Пришедшего от Заката.

Утро медленно перебирало пальцами локоны речного тумана, ветер медленно сносил их к зеленым горам, тихо дыша от моря. Настал час золотого и розового цвета, и скоро взойдет солнце, а потом придет жара и влажная духота и налетят мухи. Но сейчас час чистоты и свежести. Говорят, в такие часы потаенный народ небожителей выходит из своих тайны жилищ на вершинах гор и в чащах лесов, куда не ступает но смертного, разве что мудреца, отрекшегося от земной суеты и посвятившего себя познанию высших истин. В такой час, говорят, Анэ-ан-Иста встретил прекрасную небожительницу Эраи.

И нет ничего хорошего в таких встречах. Только страдания. Но еще никто и никогда не отказывался от попытки встретиться с детьми бессмертного потаенного народа и никогда никто не мог отказаться от их любви, хотя приносит она лишь горечь. Но слишком много красоты в ней, чтобы отказаться…

…Они — дети огня, воздуха и воды, люди — дети земли. И любовь к небожителю сжигает как огонь, она мимолетна, как ветер, и невозвратна, как вода в реке. Они неуловимы, как тени, и непонятны, их нрав переменчив и неверен, как все эти стихии. И все реже встречаются они с детьми земли. Они — небожители и постепенно возвращаются в заоблачные края. Может, потому никогда такой союз не дает детей, как то бывало в старину. Хотя и тогда это было редкостью и особой милостью богов…

Небожители непредсказуемы. Они могут быть мстительны и жестоки… Сколько об этом сложено преданий и песен, но все тянет людей к опасному и прекрасному…

«Ах, безумец Эсу, для чего ты пошел по следам?»

Нет, не надо больше. Не надо этих песен.

Госпожа тряхнула головой. Не надо думать о глупых сказках простонародья. Она сумела посмеяться над ними. И стала почтенной и властной госпожой.

И матерью сына, обладающего странным даром, непонятным и неуправляемым даром предвидения.

Или это проклятье рода Мори, в которых течет безумно древняя нелюдская кровь небожителей? Кара за ее насмешку?

Дайя-нэ-Мори осенила себя охранительным знаком, вздохнула и пошла к себе. Как бы то ни было, сегодня ее сын родится второй раз.

Девятый раз девятое поколение от первопредка семьи Мори.

Первый раз это случилось с ним, когда ему сравнялось четыре лета. Детьми в этом возрасте умиляются, им дозволяется все, и нет никаких различий между сыном конюха и сыном господина. И нянька не будет разнимать малышей вообще не будет им ничего запрещать, разве что дети учудят какую-нибудь такую проказу, от которой и головы лишиться можно.

Они возились на заднем дворе, где в пыли копались куры вальяжно грелись на солнцепеке коты и толкались у брюха матери котята, ковыляли на слабых лапах щенки и чесали за ухом ленивые дворовые псы непонятной породы. Именно тогда юный господин вдруг застыл на несколько мгновений — никто почти и не заметил этого, а потом отчаянно завопил, требуя черноухого щенка. Получив звереныша, он опрометью бросился домой, где заявил, что пять дней не будет выходить и не отпустит щенка, потому что иначе тот умрет. Щенок был беспородный, блохастый и паршивый, то и дело скулил и делал лужи, но взгляд черных глаз-бусинок был на редкость умильным.