Это было напрасной тратой боеприпасов, именно на это и рассчитывали Белые.

«Ищейки» настигали свою цель, они шли сотнями и каждая поражала отдельного человека, разлагая его на атомы настолько быстро, что не могло уцелеть ни обрывков вакуум-скафандра, ни оружия, ни чего-либо от живой плоти. «Ищейки» градом падали вниз, и там, где они взрывались, страшной смертью гибли люди, не имея времени даже закричать. Их тела распадались под всесокрушающим воздействием огня и излучения. Сотни их гибли по всей лини фронта, но пока пехота продвигалась под непрерывным огнем, с Базы Белых взлетели отряды ракетчиков и, мгновенно преодолев слабые вспышки огня, по всему периметру обрушились на укрепления Черных.

Каждый солдат, помимо скафандра, был снабжен специальной экипировкой, включавшей ракетный двигатель, благодаря которому он мог перемещаться в безвоздушном пространстве.

Пока их братья погибали внизу, в огненном аду, ракетчики промелькнули в пустом небе, двигаясь на недоступной для низко шедших «ищеек» высоте, и, подобно охотничьим соколам, упали на вражеские батареи.

Каждый солдат нес в подсумке заряд ферро-ядерной взрывчатки с часовым механизмом. Стоило им проскочить линию обороны, каждый избавился от своего смертоносного груза, метнув его в ракетные шахты, и тотчас же поспешил вверх, за свою линию фронта.

Конечно, проследить их движение звукоуловителями было немыслимо, но локаторы, шарившие по небу, засекли их, словно мотыльков, летящих на огонь.

Отряды ракетчиков погибли от лучеметов на полпути, еще до того, как в ракетных шахтах начали рваться ферро-ядерные бомбы.

Массивные металлические щиты разодрало, вывернуло наружу, раскрывая бункеры, в которых те были установлены. Ракеты вдребезги разворотили пусковые шахты, когда сработали их же боеголовки, и в одном адском всепоглощающем ферро-ядерном взрыве батарея отправилась к небесам. Триста человек погибли мгновенно. Их лица были обуглены, руки выбиты из суставов, ноги переломаны или оторваны. Тела дождем сыпались с неба, и стальные обломки были смешаны с кровью.

Таким был типичный день этой войны.

Звуковые лучи обшаривали наружное пространство, пронизывая почву в поисках мин, оставленных пехотинцами, и подрывали их, воздействуя на взрыватели в случае обнаружения. В конечном итоге они, таким образом, добрались до плотной наружной защиты периметра Белых.

Когда охранные лучи Белых обнаружили поисковые лучи Черных, то принялись их гасить. Лучи переплелись в смертоносной схватке, а на их противоположных концах, в контрольных пунктах люди в защитных шлемах подавали на лучи все больше и больше энергии с явным намерением силой подавить воздействие противника.

Противодавление, легкая слабина, еле ощутимый силовой толчок — и Белые оказались выигравшими. Луч рванулся вперед по всему протяжению слабевшего луча Черных, и в куполе за две сотни миль отсюда человек оказался выброшенным из удобного сидения, вцепился в шлем, пытаясь сорвать его, даже когда глаза уже вытекли кровавыми струйками, а рот перекосился от невыносимого крика. Его обуглившееся тело, обгоревшее снаружи до черноты, развернуло, скрючило, словно человек получил удар в мертвое лицо, а потом свалилось к подножию пульта.

Звуковой луч беспрепятственно шарил по бункеру. В долю секунды под куполом не осталось ничего живого, способного двигаться. Но и это было палкой о двух концах. Аналогичным образом их поисковый луч был отброшен защитным лучом Черных, и теперь пять мертвых Белых лежали там, где их настигло оружие врага. Повторилась сцена в бункере Черных. На этот раз в шлеме была женщина.

Так продолжалось весь день.

Одна стычка пехотинцев с обманными сетями, на которые наткнулся отряд подрывников Черных вблизи Кратера Охулоуса, закончилась кошмарно.

Отряд подрывников запутался в клейких ячейках, но у них не хватило времени избавиться от своих зарядов. Бомбы взорвались, убив тех, кто устроил ловушку, но также послужили причиной того, что их собственные шлемы треснули. Подрывники пролежали какое-то время, а потом воздух улетучился наружу, и они погибли от удушья. Те, кто погиб в самом начале, могли считать себя счастливчиками.

К концу дня, в шестнадцать тридцать, колокола смерти смолкли, объявляя перерыв на уикэнд.

Убитых было пять тысяч восемьсот восемьдесят шесть, раненых — четыре тысячи, убытки — примерно, двенадцать миллиардов долларов, согласно Финансовой и Оценочной Службам. Смолкли батареи, крабы вернулись в свои норы и укрытия, лишенное воздуха, мертвенное лицо Луны поступило в распоряжение реставрационных групп, которые проработают здесь до утра понедельника, когда война начнется снова.

Транспорты встали на места и, когда Черные заняли свои корабли, а Белые скрылись в своих, гул мощных ядерных двигателей разнесся по сверкающим коридорам транспортных линий.А там, в кораблях, люди брались за газеты и пристегивались ремнями безопасности, готовясь к возвращению на Землю, к спокойному вечеру в кругу семьи, к спокойному воскресному дню, пока вновь не настанет время войны.

Дружно, почти одновременно взревели транспорты, освобождаясь от слабого тяготения, и начали падение к безмятежному, заботливо опекаемому диску Земли. Молодой лейтенант, привязанный ремнями, сидел и пытался разложить по полочкам воспоминания о том, что произошло за этот день. Он думал не о сражении. Господи, это было прекрасно! Это было изумительно — сражаться! Но вот то, о чем говорили ветераны… В том не было ничего хорошего.

Для войны предназначена Луна, Земля же — для мира.

Они зарезали командира батареи, когда он вот так же возвращался домой? Лейтенант огляделся, но все уткнулись в газеты, и он решил изгнать подобные мысли из головы.

За кормой транспортов изрытый взрывами, изуродованный, посыпанный прахом мертвых лик Луны становился тонким полумесяцем на фоне тьмы космоса.

А вообще, как выразился чуть позже майор:

—  Война — превосходная штука, но нам не следует забывать и о собственных перспективах.

Иоланда составляла на кухне меню обеда, когда ее отвлек мелодичный звонок. Она оторвалась от нелегкой задачи продиктовать киберповару список нужных блюд, отбросила со лба непослушный локон черных, как смоль, волос.

—  Билл! Ответь, пожалуйста! Наверное, это Уэйн и Лоутс.

В гостиной второй лейтенант Уильям Ларкспар Доннуа, сидевший, скрестив длинные ноги, перед стереовизором, вздохнул и мягко ответил:

— Хорошо, киска, сейчас спущусь.

Он спустился в просторный, выложенный кафелем пастельного цвета холл и повернул диск силовой завесы, превращавшей стену в ничто. Стена замерцала и исчезла. Снаружи проступили фигуры, и оказалось, что у входа в виллу Била и Иоланды Доннуа стоят второй лейтенант и миссис Уэйн М'Куда Массаро.

—  Эй, заходите! — обрадовался им Билл. — Ио колдует с обедом на кухне. Сюда, Лоутс, позволь снять твой плащ.

Он принял яркий плащ и шапочку, протянутые девушкой, производившей впечатление меланезийки со вздернутым ирландским носиком и и огненно-рыжими волосами. Другой рукой он взял форменную фуражку Уэйна Массаро и отнес все это к вешалке, приделанной к стене и предназначенной для магнитного поддержания вещей.

—  Ну, как делишки, Уэйн и Лоутс? Чем вас угостить?

Лоутс воздела руки, давая понять, что ей ничего не надо, зато Уэйн Массаро нарисовал в воздухе букву «Ч». Ему захотелось чайную чашечку с глотком герро-кокки.

Билл смешал составляющие, подогрел, затем вновь охладил. Они уселись в кресла, приспосабливающиеся к форме тела, и только тогда Билл взглянул на лейтенанта, сидевшего напротив, и вздохнул.

—  Ну, и как прошел твой первый денек там?

Массаро угрюмо нахмурился.

—  Ладно, — вмешалась Лоутс, прежде чем муж успел ответить, — если вы намереваетесь болтать о своих делах, пойду посмотрю, не нужна ли Ио какая-нибудь помощь.

Она поднялась, оправила юбку на бедрах и вышла на кухню.