— Не будет, — пообещал звуковик. — Но когда я синтезировал голос тройного существа, фокус оказался в том, как сделать каждый из трех прежних голосом смутно узнаваемым.
Все три голоса звучали негромко, не очень четко выговаривая слова. Потом они словно сплавились, и четкость произношения сразу повысилась. Уиллард немедленно покачал головой:
— Нет, совершенно не годится. Нельзя просто переплетать три голоса, иначе речь тройного существа станет смешной. Нам нужен один голос, в котором каким-то образом ощущаются три исходных.
— Легко сказать, — оскорбился звукооператор. — Но как это сделать?
— Очень просто, — жестко произнес Уиллард. — Прикажу тебе. Когда результат меня удовлетворит, я дам тебе знать. Так, Кэткарт… где Кэткарт?
— Я здесь, — отозвалась она, показываясь из-за своих инструментов. — Там, где и должна находиться.
— Мне не понравились подсознательные образы, Кэткарт. Насколько я понял, ты пыталась создать у зрителя впечатление мозговых извилин?
— Символ разумности. У этих инопланетян тройное существо есть вершина разумности.
— Да, понимаю, но вместо этого у меня возникло впечатление червей. Придется придумать что-то другое. Да и внешность тройного существа мне тоже не нравится. Он похож просто на большого Рационального.
— Но он и есть большой Рациональный, — возразил один из имажистов.
— Он именно так описан в книге? — резко спросил Уиллард.
— Не очень подробно, но у меня создалось впечатление…
— Забудь о своих впечатлениях. Решения тут принимаю я. С каждым днем Уиллард становился все раздражительнее.
Как минимум дважды он с трудом сдерживал эмоции, и второй раз это произошло, когда он заметил в дальнем уголке студии какого-то человека, наблюдающего за съемками. Вспыхнув, он тут же направился к нему:
— Что вы здесь делаете?
— Смотрю, — ответил Лабориан.
— В нашем контракте записано…
— Что я не имею права вмешиваться в процесс. Но там не сказано, что я не могу спокойно сидеть и смотреть.
— Если вы останетесь, то наверняка огорчитесь. Компьюдраму снимают по определенной технологии. Приходится преодолевать множество сложностей и неувязок, а съемочная группа начнет нервничать, если автор будет наблюдать и высказывать неодобрение.
— Я ничего не собираюсь высказывать. Я здесь только для того, чтобы ответить на ваши вопросы, если вы пожелаете их задать.
— Вопросы? Какие еще вопросы?
— Не знаю, — пожал плечами Лабориан. — А вдруг вас что-либо озадачит, и вам потребуется мой совет.
— Понятно, — протянул Уиллард, не скрывая иронии. — Получается, вы сможете научить меня моему же ремеслу.
— Нет, я могу ответить на ваши вопросы.
— Прекрасно, у меня уже есть вопрос.
— Очень хорошо. — Лабориан достал из кармана диктофон. — Вам осталось лишь произнести в микрофон, что вы задаете мне вопрос и желаете, чтобы я ответил, причем это не станет нарушением контракта, и я к вашим услугам.
Уиллард долго молчал, глядя на Лабориана с таким выражением, словно ожидал от него подвоха, но все же произнес в диктофон нужные слова.
— Замечательно. Так что у вас за вопрос?
— Работая над книгой, вы хоть как-то представляли себе облик тройного существа?
— Совершенно не представлял, — радостно ответил Лабориан. — Но как такое возможно? — Голос Уилларда дрожал от возмущения, словно лишь сила воли не позволила ему добавить в конце слово «идиот».
— Да очень просто. То, что я не описываю, читатель домысливает сам. Полагаю, каждый делает это по-своему — так, как ему нравится. В этом преимущество писателя. Аудитория у компьюдрамы может оказаться гораздо многочисленнее, чем число читателей книги, но за это вам приходится расплачиваться, создавая подробнейшие образы.
— Это я и без вас понимаю. Значит, спрашивал я вас зря.
— Ничуть. У меня есть совет.
— Какой же?
— Голова. Снабдите тройное существо головой. Ни Рациональный, ни Родительский и ни Эмоциональная не имеют головы, но все они считают тройное существо гораздо умнее любого из них. Именно в этом и заключается разница между тройным существом и его исходными компонентами. Интеллект.
— Голова?
— Да. Интеллект у нас ассоциируется с головой. В голове находится мозг, органы чувств. Безголовые устрицы или мидии — это моллюски, которые нам кажутся не разумнее травинки, но их родственника осьминога, тоже моллюска, мы воспринимаем как существо потенциально разумное именно из-за его головы. И глаз. Пусть у тройных существ будут еще и глаза.
К тому времени всякая работа в павильоне, разумеется, остановилась, и каждый из специалистов приблизился на безопасное, по его мнению, расстояние, чтобы послушать разговор директора и автора.
— Какая нужна голова? — спросил Уиллард.
— Какая вам понравится. Достаточно будет выступа или шишки, создающей намек на голову. И глаза. Зритель обязательно поймет идею.
Уиллард повернулся к помощникам.
— Всем за работу, — повелительно произнес он. — Кто объявлял перерыв? Где имажисты? Беритесь за дело, пробуем варианты голов.
Внезапно он обернулся и почти смущенно сказал Лабориану:
— Спасибо!
— Спасибо скажете, если получится, — пожал плечами Лабориан.
Остаток дня они потратили на головы, подбирая вариант, не выглядящий как карикатурная шишка и в то же время как копия человеческой, а затем форму глаз — не удивленные кружочки, но и не зловещие щелочки. Наконец Уиллард объявил рабочий день завершенным и хрипло произнес:
— Завтра попробуем снова. Если кого-либо ночью осенит блестящая идея, звоните Мэг Кэткарт. Все, достойное внимания, она сообщит мне. Думаю, она так и не позвонит, — негромко пробормотал он.
Уиллард оказался и прав, и не прав. Прав в том, что блестящих идей ни у кого не появилось. А не прав потому, что такая идея родилась у него самого.
— Послушай, — сказал он Кэткарт, — ты можешь наколдовать цилиндр?
— Что?
— Это такая штука, которую носили на голове в викторианские времена. Понимаешь, когда Родительский проникает в логово тройных существ, чтобы украсть источник энергии, вид у него не очень впечатляющий, но ты мне говорила, что натолкнулась на идею шлема и длинной линии, символизирующей копье. Он как бы отправился в рыцарское странствие.
— Да, помню. Но из этого может ничего и не получиться. Мы же пока не пробовали.
— Конечно, но твоя идея подсказала нужное направление. Если ты сумеешь создать намек на цилиндр, то создастся впечатление, будто тройное существо — нечто вроде аристократа. Тогда точная форма головы и вид глаз станут не столь критичными. Такое можно сделать?
— Сделать можно что угодно. Вопрос лишь в том, сработает ли идея.
— Попробуем.
Как это всегда получается, одно потянуло за собой другое. Услышав о цилиндре, звукооператор спросил:
— А почему бы не снабдить тройное существо британским акцентом?
— Зачем? — не понял застигнутый врасплох Уиллард.
— Понимаете, когда британец говорит, в его речи больше тонов. По крайней мере в речи верхних классов. Американская версия английского стала как бы более плоской, и это справедливо также для речи всех трех исходных существ. Если тройное существо заговорит как британец, его голос заиграет подъемами и спусками интонаций — тенором, баритоном, а иногда даже сопрано. А именно это мы хотели выразить тремя голосами, из которых формируется голос тройного существа.
— Ты сможешь это сделать? — спросил Уиллард — Думаю, что да.
— Тогда попробуем. Совсем неплохо — если получится.
Было интересно наблюдать, как захватила всю группу работа над Эмоциональной, особенно сцена, когда Эмоциональная мчится через всю планету после краткой встречи с другими Эмоциональными.
— Эта сцена станет одной из самых драматичных, — напряженно говорил Уиллард. — И мы поставим ее с максимально возможным размахом. Повсюду будут мелькать ткани, ткани, ткани, но они ни в коем случае не должны перепутываться. Каждое существо должно быть четко видно. Даже когда все Эмоциональные разом полетят в сторону зрителей, каждая должна выделяться. А Дуа обязана выделяться среди всех. Я хочу, чтобы она чуточку поблескивала, чтобы отличаться от остальных. Она же наша Эмоциональная. Понятно?