У Райнера сердце подскочило в груди.

— Нордбергбрухе!

— Может, и так.

— Так это же замок лорда Манфреда, — сказал Павел. — Что там говорил капитан Вирт? Вроде что северяне уже взяли замок.

— Ага. — Райнер повернулся к Густаву. — Почему ты раньше не сказал?

— А вы не спрашивали.

Райнер поморщился и заглянул в пещеру как раз вовремя, чтобы увидеть, как пушка исчезает в туннеле. Он отчаянно соображал. Если эта пушка заговорит, Империи придется скверно. А ему-то что? Империя бросила его в тюрьму и заклеймила по ложному обвинению. Он не был ничем ей обязан. В то же самое время в его интересах помочь родине. Если Манфреда можно сподвигнуть на вознаграждение за предупреждение о предательстве брата, то насколько больше будет награда, если Райнер поведает ему еще и о пушке?

Он прикусил костяшку пальца. Какой путь наименее опасный? А какой — наиболее выгодный? Как понять?

Наконец он обернулся:

— Так, ребята, у меня есть план. Не думаю, что он вам понравится. Но, полагаю, лучше шанса нам не представится, так что давайте проголосуем.

Все терпеливо ждали. Густав сложил руки на груди.

Райнер сглотнул:

— Думаю, граф Манфред ждет, что Альбрехт присоединится к нему и они оба пойдут на штурм Нордбергбрухе. А как только Альбрехт получит знамя леди Магды, он займется своими делами, а не кинется помогать брату. Скорее всего, он поведет свою армию против него и с помощью этой проклятой штуковины даже победит. — Райнер закашлялся. — Если мы сумеем каким-то образом выбраться отсюда и выйти на равнину, не столкнувшись еще с какими-нибудь северянами, у нас уйдет не одна неделя, а то и месяц, чтобы добраться до Нордбергбрухе — ну, если повезет и по пути нас не сожрет Зигмар-знает-что. К тому времени битва может уже и закончиться, Альбрехт победит, и тогда предупреждать Манфреда и забирать награду будет уже поздно. — Он ткнул пальцем в сторону шахты. — Эти ребята нашли короткий путь, прямо отсюда туда. Я думаю, мы тоже так пойдем.

Те, кому адресовалась эта речь, были не то чтобы не в восторге, а просто потрясены.

— Да, знаю, идея та еще, но это единственная возможность успеть. Что скажете?

Наступило долгое молчание. Наконец Халс усмехнулся:

— Вот что, малый, эта твоя речь про то, что ты все время заводишь нас незнамо куда… Ну, полагаю, она в основном верна. Но даже при этом у тебя больше идей, чем у остальных, а сейчас без этого никак нельзя, так что… я с тобой.

— И я, — сказал Павел.

— И я, — присоединился Франц.

— Империю нужно как можно быстрее предупредить об этих пушках, — сказал Ульф. — Рассчитывайте на меня.

Джано развел руками:

— Что так, что этак — все едино, а?

— Опять в шахту? — Голос Оскара казался лишенным какого бы то ни было выражения.

Густав пожал плечами:

— Ну, я лично туда бы не пошел.

— Может, это ты с нами не хочешь, демонопоклонник? — проворчал Халс.

Густав скривился:

— Может, и так, но вы без меня точно не управитесь.

Райнер поднял глаза:

— В смысле?

Густав усмехнулся:

— Курганцы говорили о препятствии, которое трудно обойти, нечто вроде тупика. Но есть путь.

— И какой? Как оттуда выбраться?

Густав покачал головой:

— Я что, дурак? Да знаю я, что вы обо мне думаете. Да вы б меня зарезали, если бы вдруг решили, что я вам больше не нужен. Считайте это лишней защитой против… несчастных случаев.

Все пригвоздили его взглядами.

— Ну да, ты и в самом деле гадкий червяк, — наконец выдавил Райнер. Он отвернулся, прежде чем Густав успел ответить, и хлопнул в ладоши. — Отлично. Значит, решено. А вот теперь фокус в том, чтобы незаметно пробраться в шахту.

— В шахту? — скорбно протянул Оскар.

— Прости, старина. Но Густав позаботится о тебе. — Он сердито глянул на Густава. — Ведь так, а?

Они вернулись в главный коридор. Через пятьдесят шагов рельсы спустились по пандусу на дно пещеры. Рев огня и шум из кузницы становились все громче. Нижняя часть пандуса уходила прямо в короткий коридор. Его пересекал узкий проход, а за ним, шагах в десяти, виднелось огромное расширение. Райнер заметил множество кузнецов у наковален, выковывающих мечи и части доспехов. Повсюду суетились рабы, поддерживая огонь и раздувая меха. Поперечный коридор выглядел как-то привлекательнее. Он был маленький и темный, из него пахло смертью, разложением и готовящимся на огне мясом.

— Пахнет свининой, — облизнулся Павел.

Густав фыркнул:

— Двуногой свининой.

— Заткни пасть, грязный пес! — рявкнул Халс.

— Тихо, — сказал Райнер. — А теперь потушите факелы и приготовьте оружие.

Они достали мечи и кинжалы и зашли за угол. Вонь стояла невыносимая, и по мере их продвижения она только усиливалась, равно как и шум. Через двадцать шагов они увидели впереди в левой стене крохотный, завешенный лоскутом кожи проход, из-за которого доносился оглушительный грохот молотов и виднелись вспышки слепящего зеленого света. Шум, однако, не полностью перекрывал хор гортанных голосов, поющих что-то непонятное. Вдруг кожаная завеса откинулась, и показались два раба. Они волокли третьего, очевидно мертвого.

Райнер и его товарищи остановились и задержали дыхание, но рабы не смотрели ни направо, ни налево, только вяло тащили свою ношу по коридору, ничего не замечая. Райнер прокрался к завесе и заглянул за нее, но тут же инстинктивно отшатнулся от увиденного. Другие пытались глянуть через его плечо.

За крошечной дверью располагался семигранный зал с колоннами, грубо высеченный прямо в скале. На каждой из стен виднелись огромные изображения кроваво-красных демонов, то ли семи отдельных существ, то ли воплощений одного и того же божества. Семь колонн окружали помост. Сначала Райнер подумал, что на них высечены изображения черепов, но потом сообразил, что черепа настоящие — с выбитыми зубами и следами ударов по темени, причем по всей высоте столбов от пола до потолка. Их были тысячи.

Но Райнера заставили отпрянуть те, кто находился в помещении. Кольцо вооруженных курганцев располагалось вдоль стен, и все они пели не умолкая. Они стояли с непокрытыми головами и все, как один, закатили глаза. На щеках кровью были начертаны какие-то знаки. Центром их внимания явно являлся помост в середине зала. Здесь, где можно было ожидать увидеть какой-нибудь языческий алтарь, стояла огромная железная наковальня, рядом — пылающая печь и низкий широкий резервуар, наполненный красной жидкостью — не иначе кровью. За алтарем нескладный, мало напоминающий обликом человека кузнец раздувал огромные мехи. Ростом порядка семи футов, массивные руки в обхвате никак не меньше торса Райнера. Он был раздет до пояса и весь покрыт шрамами и ожогами, явно нанесенными специально, а вовсе не по оплошности. Сальные черные волосы закрывали лицо, но Райнер различил блеск белых клыков, выступающих в углах рта, и два тупых рога на лбу.

Шаман с безумными глазами и всклокоченной бородой, в волосатом одеянии, явно сшитом из скальпов, стоял рядом с ним и пел хриплым голосом, возглавляя хор. Два воина-курганца на краю возвышения держали обмякшего раба, позади которого виднелись и другие невольники.

Пока Райнер и его товарищи смотрели, кузнец выхватил из печи прямо за рукоять раскаленный меч и бросил его на наковальню. Он поднял над головой могучий молот и принялся ковать. Хотя оружие светилось оранжево-белым, искры, разлетающиеся при каждом ударе, были жутковатого зеленого цвета, такие яркие, что Райнеру жгло глаза, словно он смотрел прямо на солнце. Каждый раз, когда молот опускался, курганцы хором всхрапывали.

Кузнец закончил работу и, нанеся последний удар, положил клинок на наковальню. Пение достигло апогея, и шаман выступил вперед, размахивая молотом поменьше и какой-то железной штукой, по форме напоминающей бутылку для вина. Он поставил «бутылку» донышком на лезвие, как раз под рукоятью, и ударил молотом. Воины рявкнули какое-то двухсложное слово. Снова посыпались зеленые искры, и кузнец поднял меч. На нем отпечатался грубый рунический знак, от которого Райнер непроизвольно отвел глаза.