– Можно, у тебя переночую? Не смогу дома…

Знала, что он позаботится о ней, поможет, успокоит. Так и было. Он понимал: одну Жанну нельзя оставлять, поэтому на следующий день не пошел на работу, а руководил рабочими по телефону. Она же лежала на диване, повернувшись лицом к спинке, или подолгу стояла под душем в ванной. А он ставил диски с комедиями и советскими мультиками, приносил чай и нехитрую еду, если Жанна засыпала, выключал телевизор и ходил на цыпочках. На вторую ночь она подала голос со своего дивана:

– Вова, я боюсь одна в темноте… мне страшно…

– Ну, иди ко мне.

Сказал и испугался: вдруг оскорбится и вообще уйдет? А она залезла к нему под одеяло, прижалась… У нее были холодные ноги и холодные ладони, а у него – горячее тело, его тепла хватило на двоих. Так и осталась она у Бородина, но это была уже другая Жанна, которую знал один он.

Володя завел мотор, в то же время озадачившись: с чего это вдруг, не желая ехать на дружеский ужин минуту назад, Жанна теперь стремится попасть туда?

Эдгар искал подарок для неизвестной Ларисы, не представляя, чему она обрадуется. Собственно, разве искал? Мыслями он был далек от подарков, просто запустил в подсознание: надо купить, раз китайскими сувенирами не запасся. И заходил во все магазины подряд, рассеянно осматривал витрины.

Пару раз он бывал у Ганина, частного детектива, да не запомнил ни улицу, ни дом. Тогда тело и душа Эдгара были пусты, как сосуд без вина, – так говорят китайцы. Точнее не скажешь, когда тело без энергии, а душа без жизни. Позже китайцы учили быть «пустым сосудом» во время занятий (практик), чтоб восстановить жизненные силы. Оказалось, не так-то это просто – мысли лезли ниоткуда, словно змеи. Мысли кусались, отравляли, душили…

– Вам помочь? – Девичий высокий голосок приплыл откуда-то издалека с нарастающей силой и задребезжал у самого уха.

Эдгар понял, что вопрос адресован ему, вернулся к действительности и вдруг прямо перед собой увидел нечто странное, нелепое: выпученные глаза под нависшей взлохмаченной челкой, раскрытый рот, обнаженную грудь… Эдгар окаменел от неожиданности и жути, решив, что вопрос кинут голым пугалом, а пару секунд спустя сообразил: это же кукла! Весьма большая (в человеческий рост) кукла с ценником на запястье. Куда это он попал?

– В нашем салоне, – раздался тот же голос сзади, – есть более дешевая продукция, качеством, конечно, похуже, но ненамного.

Он оглянулся. Сзади стояла курносая юная симпатяшка, рекламирующая товар в надежде на покупку, а вот за ее спиной он разглядел много чего… не подходящего в качестве подарка для подруги Виталика. Занесло его в секс-шоп. Э, так дело не пойдет, с выключенным сознанием может занести и на стройку, где на голову случайно кирпичи рухнут. Он улыбнулся и лишил ее надежды:

– Она великолепна, но не в моем вкусе.

– Мы можем подобрать парик и сделать из нее, например, брюнетку…

С языка чуть не слетела острота: мол, если б вы, девушка, себя упаковали, я, пожалуй, купил бы. Но вдруг она согласится? Он двинул к выходу, бросив:

– Спасибо, в другой раз. Я обязательно зайду…

Время поджимало, да и голод напоминал о себе, давно пора бежать к пельменям, вину и разговорам. Эдгар остановил выбор на стандартном наборе: цветы, вино и, разумеется, конфеты в коробке. Не претенциозно, зато не перетянет на себя внимание, ведь дары со смыслом или дорогие презенты концентрируют интерес вокруг дарителя. Ему же нравится находиться не в центре, а на периферии. И вдруг…

Темнота ночи превратила редких прохожих в живые тени. Но были различимы здания на противоположной стороне, фонарные столбы, остановки. Вокруг царила тишина, не свойственная городским улицам, отсюда и появилось ощущение, что он один в городе. Эдгар остановился перед «зеброй», а тут и зеленый свет вспыхнул. Ни справа, ни слева, ни одной машины – дивная пустота и приятная после суетливого дня. Он сделал несколько шагов по «зебре»…

Раздался моторный рев. Словно включился реактивный двигатель, способный с нуля взять космическую скорость. Идя по переходу, Эдгар, конечно, повернул голову, чтоб посмотреть, далеко ли автомашина. Ему бы бежать, а он замедлил шаг, ничего не понимая. С трудом разглядел темную массу, летевшую на него, – что это?

Неожиданно вспыхнули фары, ослепив ярко-белым светом и вынудив Эдгара зажмуриться, а следом и остановиться. Куда идти, если ничего не видишь? Начался отсчет секунд…

До Эдгара дошло: прямо на него несется автомобиль, звука тормозов не слышно. Тормоза полетели? Или случилась другая поломка? Пьяный за рулем? Какие б ни были причины, а через секунду-другую железо на колесах врежется в Эдгара и… ничего больше в его жизни не будет. Собственно, самой жизни не будет…

Усилием воли он распечатал слипшиеся веки (его глаза не хотели видеть смерть) и между кругами, какие знакомы ослепленному ярким светом человеку, разглядел буквально перед собой горящие фары.

Поздно! Единственное, что он успел, – инстинктивно отступить назад на пару шагов и снова зажмуриться.

Сейчас будет удар… боль… Одно мгновение! И – все!!!

По ушам резанул визг, который ни с чем не спутаешь никогда. Особенно в минуту смерти. Это завизжали колеса от трения об асфальт, водитель затормозил, но поздно, слишком поздно…

Визг торможения резко оборвался с надрывным скрипом, как будто о железо с сопротивлением трется нечто очень твердое.

Эдгар ждал… а столкновения не происходило, хотя сроки, отпущенные им на это роковое событие, прошли. Почему?

Второй раз, медленно, он приоткрыл веки и первое, что осмыслил, – покой, тишину. Ни движений, ни звуков… Горели фары. Свет от них протянул широкие лучи по бокам Эдгара и дальше – за него. Сам же он стоял практически впритык к носу авто. Нет, не так. Нос автомобиля находился примерно в десяти сантиметрах от Эдгара. То есть от смерти его отделяли десять сантиметров, всего десять! А если учесть, что он отступил… Вновь мороз пробежал по коже, ведь инстинктивно шагнув назад, Эдгар спас себя. Этого шага могло не быть, дался он трудно.

Внезапно тишину взорвал дружный, здоровый, первобытный хохот! Громкий и многоголосый, заливистый и веселый, неуместный и циничный в данной ситуации хохот! Эдгар окончательно вернулся из «дружеских» объятий смерти, которой он так легко сдался. Хохотали в салоне автомобиля, точнее будет сказать – ржали, рыготали. Минуту спустя автомобиль бесшумно отплыл назад и, с нуля взяв скорость, умчался, унося свистевших в приступе кайфа весельчаков.

На автопилоте Эдгар поворачивался за автомобилем, не спуская с него растерянных глаз и силясь понять, что это было. Его чуть не убили! Просто так! Он им ничего не сделал, не знает, как они выглядят, чем занимаются и чего добивались идиотским поступком, но Эдгара чуть не убили. Вот когда начинаешь не только понимать, но и ощущать, что значит абстрактное, не имеющее ни точных границ, ни более-менее ясного смысла короткое слово «чуть». Оно означает – жить.

После пережитого ужаса ноги стали как две ватные подпорки и не держали тело. Эдгар все-таки перешел дорогу, но, добравшись до ближайшего здания, присел на выступ фундамента, опершись спиной о стену. Неудобно, но хоть какая-то опора. Накрапывал дождик, охлаждая лицо…

В кафе Алла выбрала лучшее место – в углу у большого окна, присела и с тоскливой миной принялась ждать. Подперев скулу кулаком, она пальцем чертила на скатерти невидимые фигуры, время от времени поглядывая в окно.

А за стеклом сумерки быстро укрыли темным саваном улицу… Хотя разве саван бывает темным, черным, серым? И почему на ум пришла такая нелепая ассоциация? Почему вообще – саван? Этим словом она никогда не козыряла, оно пыльное, выспреннее, подходит лишь для поэтов, а вот, поди ж ты… и ей саван проскользнул в голову! Не к добру это.

На стекле окна появились мелкие брызги – дело шло к основательному ненастью, а ни одного зонта не раскрылось. Народ, уходя из дому, не прихватил защиту от дождя, забыв, что осень коварна и норовит обмануть прогнозы. И настроение такое же пасмурное. Алла переключилась на собственное довольно четкое отражение.