Первый в СССР и в Европе

Европейский собрат американского ядерного реактора собирался не в случайном помещении, как это было с американским реактором, а в специально выстроенном здании. После того как закончились все расчеты и стали поступать изготовленные заводами графит и уран, было решено приступить к сборке реактора.

Активную зону реактора решили сделать сферической. Это обусловливалось тем, что сфера по сравнению с телами другой формы, но одинакового объема имеет наименьшую поверхность. А чем меньше поверхность активной зоны, тем, следовательно, меньше утечка, т. е. потеря, нейтронов из реактора. По расчетам, сфера должна была иметь диаметр шесть метров. Это критический размер; при меньшем размере активной зоны цепная реакция не могла осуществиться. Сфера должна была помещаться внутри графитового цилиндра. Наружные слои его толщиной около метра являлись отражателем нейтронов.

В графитовых кирпичах активной зоны на расстоянии 20 сантиметров друг от друга просверливались отверстия, в которые вкладывались урановые цилиндрики.

Пока поступали графит и уран, было решено сложить несколько моделей реактора. Эти модели были значительно меньше, чем реактор; реакция в них не могла идти. Но они позволили произвести дополнительные физические измерения, > то шить некоторые физические характеристики большого реактора и «набить руку» в кладке графитовых кирпичей.

Сборка первого советского реактора.

Но вот, наконец, весь графит на месте. А его потребовалось немало — несколько сотен тонн. Завезено также около 50 тонн металлического урана в виде небольших цилиндриков. Можно начинать сборку. На плоском полу выложен первый слой графитовых кирпичей. За ним второй, третий, четвертый... Это основание гигантской графитовой призмы диаметром около восьми метров. После восьмого слоя в центральную часть графитовой кладки начали укладывать графитовые кирпичи с отверстиями. В них помещали урановые цилиндрики. Гигантское сооружение черного цвета росло. Вот уложен тридцатый слой, сороковой, пятидесятый. Непрерывно и с большой точностью проводятся физические измерения. После укладки пятидесятого слоя стало ясно, что критического размера система достигнет примерно на 55-м слое. Напряжение нарастало. Последние слои укладывалось с большими предосторожностями. Для безопасности в реактор были введены поглощающие стержни из кадмия. Вот что пишет об этих исторических и волнующих минутах доктор физико-математических наук, участник пуска реактора В. С. Фурсов: «Было обращено особое внимание на контроль за величиной нейтронного поля, для чего в активной зоне, в отражателе и около реактора располагалось достаточное количество измерительных приборов. В течение всего времени построения реактора велось тщательное наблюдение за нарастанием величины потока нейтронов, причем это наблюдение велось как визуально, так и на слух по частоте ударов в громкоговорителе, который был подключен к одной из ионизационных камер. Вначале рост величины нейтронного потока происходил медленно, затем, по мере приближения к критичности, рост величины нейтронного потока с каждым выложенным слоем ускорялся. Не всегда все шло гладко, некоторые измерения не давали ожидаемого увеличения, поэтому пришлось пережить много тревожных минут».

Но расчеты оказались правильными. Критическая масса реактора образовалась чуть раньше, чем ожидалось. Реактор «пошел» уже на 54-м слое. Ученые поздравляли друг друга. Да, это был торжественный момент. Волей советского человека цепная реакция была осуществлена.

Это случилось через три с лишним года после пуска Энрико Ферми чикагского реактора. Трудные военные годы не могли не повлиять на сроки работ.

Но что любопытно. Несмотря на полную разобщенность двух групп физиков — советской и американской,— реакторы, создававшиеся совершенно независимо один от другого, были близнецами. Оба они работали на природном металлическом уране, складывались из графитовых кирпичей, имели примерно одинаковые размеры и цепная реакция в них контролировалась кадмиевыми стержнями. Оба эти реактора также не имели искусственного охлаждения урана, так как количество тепла, выделявшегося в них, было ничтожным. Так мысли ученых разных стран независимо друг от друга развивались в одном и том же направлении. Этим еще раз подтвердилось, что наука носит интернациональный характер. «Научное наблюдение выражается одинаковыми реакциями мысли, независимо от географической широты и долготы»,— говорил Фредерик Жолио- Кюри.

>

Два финала

Итак, две грандиозные по размаху и трудности работы были закончены. Одна в Америке, другая в Советском Союзе. Обе они привели к осуществлению цепной реакции. Но какие разные у них были конечные цели и какое разное отношение было у ученых к результатам своих трудов!

Финалом американских работ была гибель двух больших японских городов. Великое достижение науки оказалось в грязных руках. Разброд, уныние и раскаяние царили среди американских ученых-атомников. Во весь рост перед ними встал вопрос: что же дальше? Продолжать совершенствовать ядерное оружие, создавать еще более ужасные средства уничтожения людей? Другими словами, стать безропотными исполнителями злой воли, участниками подготовки к уничтожению материальных и духовных ценностей человечества в ядерной войне? Может ли быть что- нибудь страшнее для ученого — творца этих ценностей!

Другой финал у нас. Этой проблемы не было и не могло быть у советских ученых. Осуществление цепной реакции для них было только лишь этапом на пути к конечной цели. Эта цель — мирное применение атомной энергии. Колоссальная энергия, выделяющаяся при цепной реакции, должна быть использована для блага человека. Только так представляли себе дальнейшую задачу советские ученые. А раз так, нужно, засучив рукава, приступать к осуществлению следующей задачи — энергетическому использованию цепной реакции, т. е. строить атомную электростанцию.

1950 год. 19 марта

«Мы вступаем в атомную эру, которая должна принести человечеству много полезного Речь идет не об обещании каких-то благ в другом мире, а о реальных благах в нашем мире Но для того, чтобы использовать все эти блестящие открытия и изобретения нужно, чтобы весь мир жил в мире»

ФРЕДЕРИК ЖОЛИО-КЮРИ

Четыре фразы

1950 г. Четыре с половиной года прошло с того черного дня в биографии атома, когда рука американского летчика, исполняя преступный приказ, нажала над Хиросимой рычаг спускового механизма, освободившего атомную бомбу. Великое открытие науки в руках алчных людей, мечтающих о мировом господстве, стало страшной угрозой для человечества.

Но прошло то время, когда народы мира были послушными исполнителями чужой воли. Неизмеримо выросли их сознательность и уверенность в своих силах. Народы мира не хотели новой мировой бойни. Они понимали, что принесет с собой война с применением атомного оружия. Этого нельзя допустить. Нельзя допустить, чтобы в атомных пожарах погибли величайшие завоевания человечества.

С этими мыслями и собрались в марте 1950 г. в Стокгольме видные общественные деятели, деятели науки и культуры разных стран мира — члены Комитета сторонников мира. В его состав входили французский ученый Фредерик Жолио-Кюри, американский художник Рокуэл Кент, общественный деятель Канады Джеймс Эндикот, советские писатели Илья Эренбург и Николай Тихонов и многие другие прославленные деятели науки и культуры.