— А в наилучшем?

— Не принуждайте меня прибегать к воображению — я его лишен. Это сфера вашей компетенции.

Так проекту был дан зеленый свет.

Один из священных ритуалов любого конгресса, конференции, симпозиума или семинара — это вечерний коктейль накануне официального начала заседаний, на котором у участников есть шанс познакомиться. Впрочем, в Шнеердорфе необходимость знакомиться вряд ли возникала: немногочисленные участники давно знали друг друга, так как неоднократно встречались по аналогичным поводам в прошлом. Согласно программе, коктейль должен был начаться в 6 часов вечера, и почти все прибыли к началу с завидной точностью, включая жен, секретарей и наблюдателей, представляющих Академию. Всего набралось человек тридцать. Все переминались с ноги на ногу в небольшом помещении, прихлебывая херес и делясь воспоминаниями о прошлой встрече. Судя по всему, мало кто обращал внимание на великолепную альпийскую панораму за широкими окнами. Пока что участники не до конца раскрепостились, в воздухе веяло скованностью. Однако все знали, что очень скоро тишина сменится шумом, напряжение — полной раскрепощенностью.

— Совсем как обыватели после воскресной церковной службы, — громко сказала Харриет Эпсом монаху Тони. — А все из-за жен! Держитесь в стороне от академических жен. Это особая порода: неряшливые, злые на язык, заведомо утомленные. Что их так утомляет, я вас спрашиваю?

Саму Х.Э. нельзя было назвать ни неряшливой, ни утомленной Она зачем-то опиралась на толстый посох с резиновым наконечником, но еще неуместнее выглядела ее мини-юбка из экзотического материала, предназначенная для того, чтобы выставлять на всеобщее обозрение могучие ляжки с синими сосудами, петляющими между кочек гусиной кожи.

— Вы только на них посмотрите! Какая потертость, какое увядание! Что же их так состарило?

— Уж не мужья ли? — предположил Тони, уловив намек.

— Чрезвычайно проницательно! С другой стороны, ученых тянет именно к таким невзрачным мученицам.

— Осторожнее с обобщениями! — раздался у нее за спиной женский голос.

Испуганно оглянувшись, Харриет узрела Клэр Соловьеву. Та немедленно запечатлела на ее багровой от румян щеке звучный поцелуй.

— На меня, например, ваши обобщения не распространяются, — продолжила Клэр. — Лично я не склонна к мученичеству. Как бы вы меня охарактеризовали, Тони?

— Очаровательная красавица-южанка! — выпалил Тони и густо покраснел, стесняясь скудости своего галантного словаря.

— Глупышка! — Клэр была ошеломлена и одновременно польщена. Она только недавно разменяла пятый десяток и еще могла ослеплять мужчин, тем более при некотором старании, но, к своему огорчению, всего за две недели до отъезда с мужем из Гарварда стала бабушкой. Зачем было восемнадцатилетней дурочкой выходить замуж за Николая, который был вдвое ее старше? И зачем их дочь Клэретг, восемнадцатилетняя дурочка, вышла замуж за хирурга, годного ей в отцы? Наверное, это семейное проклятье, записанное в генах.

— Вы прямо, как змея в траве — появляетесь, когда вас не ждут. — Эти злые слова были произнесены необычным для Харриет ласковым тоном: она питала к Клэр слабость.

— Придется мне увести от вас брата Тони, — заявила Клэр. — Он еще ни с кем не успел познакомиться: вы его монополизировали.

— Забирайте его с потрохами! — фыркнула Харриет. — Я буду вам только благодарна за счастливое избавление. Но взамен я бы попросила как-нибудь защитить меня от Хальдера.

Однако способ защиты от профессора Отто фон Хальдера еще не был изобретен. Его всклокоченная седая шевелюра, словно позаимствованная у короля Лира, угрожающе двигалась над остальными головами. Те, мимо кого он проходил, не могли не подивиться его походке — нечто среднее между гусиным шагом и плавными движениями охотника, выслеживающего оленя. Еще больше поражал его вид, в частности, ноги: мокасины, клетчатые гольфы, волосы, узловатые коленки, снова волосы, наконец, шорты цвета хаки.

— Всем горячий привет! — протрубил он. — Когда сойдутся люди и вершины, свершатся достославные дела.

Клэр тем временем удалось, применив мастерский маневр, увести Тони в противоположном направлении, притворившись, будто она не заметила Хальдера и не слышала его приветствия, хотя то и другое было превыше человеческих сил.

— Как ловко вы это провернули! — похвалил ее Тони, когда они оказались на безопасном расстоянии. — Теперь я знаю, как чувствует себя пароход, буксируемый катером.

— Я научилась этой технике от своего отца, — ответила Клэр, — Он был сотрудником британского министерства иностранных дел, но на самом деле выполнял обязанности вышибалы на затянувшихся дипломатических приемах. А что касается Хальдера, то вы с ним уже встречались Он, конечно, эксгибиционист, но не так глуп, как может показаться. Пусть вас не вводит в заблуждение его стиль “enfant terrible”,

— Дело не в этом. Просто я читал его последнюю книгу “Homo Homicidus” и категорически с ней не согласен.

— Николай тоже против. Осторожно, там Валенти! Бежим в противоположную сторону. Я бы предпочла, чтобы Николай не приглашал этого щеголя. В его гримасе Валентине есть что-то зловещее, уж не обессудьте за каламбур, Да еще этот шелковый платочек в нагрудном кармане!

— Разве он не слывет волшебником среди нейрохирургов, по праву награжденным Нобелевской премией?

— А еще он прославился как величайший любитель Лолит. У меня от одного его вида мурашки по телу!

И она подтолкнула Тони к унылому лысому коротышке с ямочками на щеках, терпеливо внимавшему длинной тираде моложавой особы с бритой шеей.

— Это брат Тони, представитель Всевышнего на нашем симпозиуме, — перебила Клэр увлекшуюся болтунью. — Тони, познакомьтесь с доктором Уиндхемом, который, как вам известно, грозится превратить всех наших внуков в гениев. А это — доктор Хелен Портер, которая клянется спасти внуков от ужасов раннего приучения к горшку.

— Любая христианская мать благословит вас за ваши старания, — напыщенно обратился Тони к Хелен Портер. — Но я не знал, что в симпозиуме участвует еще одна леди, помимо доктора Эпсом.

— Я не участница, — объяснила Хелен Портер. — Просто Харриет выбрала меня на роль сопровождающего лица.

— Бедняжка! — посочувствовала Клэр. — Ничего, Николай смилостивится и пригласит вас на одно из заседаний в качестве участницы дискуссии.

— Решительно протестую! — заявил Хорас Уиндхем, весь изрытый ямочками от смеха. — Не желаю, чтобы клейнианцы разорвали меня в кочки.

— А мне всегда хотелось познакомиться с кем-нибудь из клейнианцев, — признался Тони.

— Почему?

— Потому что мне нравится предположение, что все мы входим в жизнь параноиками, а потом начинаем страдать депрессией.

— Не очень удачная шутка! — отрезала Хелен и нарочито переключилась на Уиндхема. — Так вы говорили…

Клэр и Тони двинулись дальше.

— Кажется, меня поставили на место, — радостно сказал Тони.

— Не обращайте внимания. Она стерва. Но с хорошими мозгами… Здравствуйте, профессор Бурш. Вы знакомы с…

— Мы вместе ехали в автобусе, — сказал Бурш без всякого энтузиазма.

— Беднягу только что осадила эта стерва-клейнианка.

— Не знал, что среди приглашенных есть клейнианка, — ответил Бурш. — Иначе я бы еще подумал, принимать ли приглашение. У Соловьева странные предпочтения.

— Она не приглашенная, а просто маркитантка, которую приволокла в своем обозе Харриет.

— Почему вы так не любите клейнианцев? — поинтересовался Тони. — Ваша неприязнь ограничена только ими или распространяется на всех фрейдистов?

— Я их не различаю, — сказал Бурш, сердито глядя поверх очков-половинок в золотой оправе. — Их разногласия занимают меня не больше, чем распри янсенитов и иезуитов. Я, знаете ли, ученый, поэтому меня интересует поведение, которое поддается наблюдению. Покажите мне кусочек своего супер-эго под микроскопом — и я поверю в его существование.

— Ни супер-эго, ни “комплекс кастрации” меня не волнуют, забирайте их себе, — ответил Тони. — Но, кажется, вы в своих книгах отрицаете заодно и существование сознания?