Сенатор уговорил их посетить прекрасно оборудованную школу домоводства, которая готовила девушек из богатых семей к замужеству, вооружая их всеми необходимыми познаниями.
Пришлось согласиться. Капитан проклинал благожелательно настроенного сенатора, который прервал их разговор с Клотилде как раз в ту минуту, когда ему наконец удалось отыскать нужные слова и приступить к делу. Клотилде шла с отсутствующим видом, все еще витая в облаках и сохраняя на лице мечтательное выражение.
В школе домоводства они пробыли дольше, чем ожидали. Директриса не упустила ни одной детали; она давала пояснения и, гордясь своей школой, показывала все, что только можно показать: здание, оборудование, учениц. На корабль пришлось возвращаться чуть не бегом.
— Теперь скажите мне, капитан: видели вы когда–нибудь что–либо лучшее или хотя бы похожее, с чем можно было бы это сравнить? — И, не ожидая ответа, сенатор продолжал: — Во всем мире нет ничего подобного. Между прочим, даже швейцарцы — да–да, сеньор, швейцарцы! — и те признают это. Мы получили много писем с просьбами сообщить сведения о школе. Да, сеньор, из Швейцарии!
— Выдающееся учреждение, просто замечательное! — согласился капитан. Он был расстроен: самый подходящий момент, когда Клотилде была взволнована красотой пляжа, упущен.
Вечером после обеда капитан и Клотилде посидели немного в салоне, она попробовала рояль, настроенный опытным мастером из Натала, и вдруг спросила, не хочет ли капитан немного прогуляться.
— Сегодня полнолуние, — и она рассмеялась своим отрывистым смехом.
Сердце Васко забилось — снова предоставлялась желанная возможность. Они поднялись на верхнюю палубу, пустынную в этот час.
Большая, полная кроваво–золотая луна поднималась из моря.
— Смотрите… — сказала она, подходя к борту.
Луна вставала из вод, где отдыхала днем, сейчас она начнет свой обход навестит всех влюбленных на пляжах и улицах, в гавани Баии, в затерянных портах и на палубах судов. Густой как масло лунный свет разливался по зеленым волнам, ветры — террал и аракати, прилетевшие с юга и с севера, мягкими дуновениями приветствовали луну. «Ита» тихо плыла в лунном свете. В эту волшебную ночь капитан взял Клотилде за руки, голос его дрожал от волнения и любви:
— Клотилде! Ах! Жестокая Клотилде…
— Жестокая, я?
Она вздрогнула и чуть слышно спросила:
— Почему вы так говорите, капитан?
— Неужели вы не видите, не понимаете, не чувствуете?
— Я не верю мужчинам…
— Я тоже не верил женщинам… Но теперь верю себе, я сгораю от любви…
— Не верю и боюсь…
Она не отнимала своих рук и прижалась к Васко, он ощутил ее дыхание. Как это случилось, не знал никто, только море да полная луна, — головка в локонах опустилась на широкое плечо капитана, украшенное эполетом и якорем. Он обнял ее за талию, она вздрогнула и вздохнула. Капитан повернул ее к себе, уста их встретились. Последовал долгий поцелуй, утоливший давнюю жажду любви, которой горели их все еще юные сердца.
— О! — вздохнула она, едва переводя дыхание. — Что я сделала, боже мой? Какой стыд… И что теперь будет?
Он все еще держал ее в объятиях.
— Мы поженимся, если вы принимаете мое предложение…
Тогда она рассказала о своем скорбном прошлом, о причине своей грусти и одиночества. Когда–то она полюбила одного человека, безгранично поверила ему и отдала свое девичье сердце. Он был очень богатый, известный врач, приехавший в Белем из Рио. Пациентов у него была масса, он едва справлялся с работой. Этот человек считался лучшей партией во всем Белеме и был от нее без ума. Он хорошо разбирался в музыке и сам немного музицировал. Они играли в четыре руки, и души их сливались в волнах звуков. Клотилде перемежала рассказ вздохами. Устроили помолвку, они поклялись друг другу в вечной любви и назначили день свадьбы. Ей тогда было семнадцать лет, скромная невинная провинциальная девочка отдала свое сердце любимому, уверенная в его благородстве, в его любви…
«Что с ней произошло?» — с тревогой думал Васко.
Может быть, как–то вечером, когда они играли в четыре руки и родителей не было дома, негодяй воспользовался доверчивостью девушки, лишил ее чести, а потом бежал… И она осталась одна, убитая и опозоренная. Но все равно! Его уважение к ней не уменьшится.
Напротив, теперь он еще сильнее любит ее, и решение сделать ее своей супругой стало еще тверже…
Она верила в благородство жениха, в его любовь…
Но мужчинам нельзя верить, почти никому из них…
И вот что произошло накануне свадьбы!.. Ей тяжело рассказывать об этом, растравлять едва зарубцевавшуюся рану, ее сердце все еще болит. Она узнала, что ее жених соблазнил в Рио одну девушку, бедную швею.
У несчастной родился ребенок, и врач посылал ей ежемесячно деньги. Услышав о помолвке и предстоящей свадьбе, швея написала Клотилде, рассказала обо всем и отдала в ее руки судьбу — свою и ребенка. Что оставалось делать Клотилде? Пожертвовав любовью, она порвала с врачом и потребовала, чтобы он вернулся в Рио и женился на матери своего ребенка. Он так и сделал; теперь он знаменитый врач, богатый, с положением, все вечера проводит в Жокей–клубе, а швея превратилась в великосветскую даму… Клотилде же поклялась никогда не выходить замуж. Никогда больше она не отдаст свое сердце ни одному мужчине… Никогда не взглянет ни на одно мужское лицо. Но в этом путешествии…
Капитан был растроган благородством ее души, ее самоотречением. Он недостоин ее, недостоин даже поцеловать край ее платья. Но любовь, как известно, возвышает человека, наш капитан тоже возвысился и при свете луны осыпал поцелуями ее глаза, лицо, ее ненасытные уста.
Он тоже рассказал ей о причине своего одиночества, о том, почему не женился. Ее звали Дороти, капитан носил ее имя и сердце вытатуированными на руке.
— Они вытатуированы? Значит, это не исчезает?
— Никогда. Имя и сердце наколол один китаец в Сингапуре, мастер своего дела.
— Вы хотите сказать, что не забыли и до сих пор еще любите ее…
— Она умерла… — В эту минуту трагического молчания он ясно видел в лунном свете Дороти, ее стройное тело…
Она умерла до свадьбы, накануне ее. Ей только что удалось добиться развода, муж наконец согласился дать ей свободу…
— Ах! Она была замужем…
Да, она была замужем, когда он с ней познакомился и полюбил ее на борту «Бенедикта», большого судна, совершавшего рейсы между Европой и Австралией.
Это была почти такая же всепоглощающая глубокая страсть, как та, которую он переживает сейчас на борту «Иты». Дороти путешествовала с мужем, но разве светские условности и даже законы могут устоять перед любовью? Он покинул судно, а она — мужа, и они высадились в заброшенном азиатском порту в ожидании развода…
— Бесстыдница… Замужняя женщина…
Нет, Клотилде к ней несправедлива, не надо судить ее строго. Между ними ничего не было, ничего! Дороти все рассказала мужу и сбежала только потому, что этот эгоист не захотел дать ей развод. Они не пошли дальше целомудренных поцелуев. В ожидании решения своей судьбы Дороти жила у миссионерки, сестры Карол. Только после вступления в брак они будут принадлежать друг другу, сама Дороти так решила. Наконец она получила развод, все бумаги были уже подготовлены, и вдруг лихорадка, ужасная азиатская лихорадка, к которой он невосприимчив, покончила с Дороти в три дня. С Дороти и с его карьерой. Он обезумел и поклялся никогда больше не ступать ни на одно судно. И если он командует сейчас «Итой» и ведет ее в Белем, то только потому, что к этому обязывает закон; он не может нарушить клятвы, данной им себе в торжественной обстановке после блестящей сдачи экзамена на диплом капитана. Вот почему он никогда не женился и навеки замкнул свое сердце. Но в этой путешествии…
Клотилде попросила разрешения подумать. Она даст ответ до прибытия в Белем, сейчас она смущена и напугана. Кроме того, ей надо спросить согласия брата в Пара. А также Жасмина, прибавила она с улыбкой.., Судно плыло под луною, по небу и морю разливались золото и серебро. А на палубе капитан и Клотилде клялись в любви, смеялись без причины, вздыхали, говорили бессвязные слова, целовались и жали друг другу руки. Внезапно на лестнице послышались шаги, и наши влюбленные поспешили укрыться под сенью спасательной шлюпки. На палубе появилась другая пара. Сначала капитан и Клотилде увидели силуэт Фирмино Мораиса, адвоката из Пара. Он огляделся и подал призывный сигнал. По лестнице взбежала метиска Моэма и кинулась к нему с протянутыми руками. Они обнялись и стали бешено целоваться.