Челли повернулся к нам:

— Свободны как раз два жилых блока. Вы хотели бы разместиться рядом?

— Да, если можно, — ответил я, прежде чем Голдин успел со свойственной ему мнительностью отказаться от этого предложения из-за того, что мы можем стеснить хозяев.

Я решил, что из тактических соображений будет удобно иметь Грега под рукой. Поэтому я поспешил с ответом, и Голдину не оставалось ничего, кроме как согласиться. Он еще добавил:

— Я бы хотел занять блок Штрайха.

— Тогда кто-то должен освободить соседний, — сказал Челли. — Натали, ты уже собрала свои вещи?

Только тут я сумел как следует рассмотреть единственную женщину на Ипполите. Во время знакомства она сидела в тени, полуотвернувшись, и только коротко кивнула нам с Грегом. Тогда я отнес это на счет известного высокомерия, а теперь понял, что ошибся. Она старалась не смотреть на нас, потому что покрасневшие глаза ее были полны слез…

Зато я глядел на нее, не отрываясь. Есть такие лица, на которые просто приятно смотреть. И чем дольше смотришь, тем меньше хочется оторваться. «Прелестная брюнетка» — вот как я назвал бы ее. Стройная, невысокая, лет двадцати трех… Нельзя было сказать, что она — красавица в общепринятом классическом смысле, но живое лицо ее было очень симпатично даже своими неправильными чертами.

Она отрицательно покачала головой. Тогда Челли посмотрел на Чивилиса. Тот кивнул.

— Ну вот и хорошо, — сказал Челли. — Юлиус уйдет в резервный, а вы пока размещайтесь и приступайте к своей работе. Мы все к вашим услугам.

— Большое спасибо, — ответил вежливый Голдин. — Я постараюсь поменьше отвлекать вас от дел.

Ипполита. 16 мая. 18:00–20:33 СГВ

Дональд Моррис

Не знаю, как ему это удалось, но Голдин разместился раньше меня. А ведь я только вошел в любезно освобожденный Чивилисом блок и бросил свою сумку на койку. Но выйдя в холл, я застал там своего Холмса, внимающего объяснениям Челли. Пока я осматривался, Грег отпустил Челли и связался с Сержем — электронным мозгом Станции.

Не желая ему мешать, я продолжил осмотр Купола.

Вдоль внешних стен по окружности располагались восемь жилых блоков, ионный душ, медицинский отсек, экспресс-лаборатория, шлюз со складом баллонов и космокостюмов и еще какие-то помещения, назначения которых я пока не знал. Центральную часть Купола занимал холл — он же спортзал. Сейчас по нему без устали сновали три биокибера и три человека. Четвертый — Голдин — сидел за пультом управления Станцией, а пятый — я — предавался пагубному пороку созерцания. Правда, у меня были смягчающие обстоятельства…

Наконец Голдин подозвал меня к себе:

— Дон, будьте так добры… э-э… расскажите, пожалуйста, как бы вы приступили к расследованию этого случая?

— Вы хотите знать, как бы я начал следствие? — Я улыбнулся его наивности. Соглашаться на такое ответственное поручение, не имея понятия об элементарных вещах… — Сначала надо опросить всех. Проведя допрос свидетелей, вы можете установить расхождение в показаниях и определить для себя круг подозреваемых. А дальше уже проще…

— Спасибо, Дон, я с удовольствием воспользуюсь вашими советами, — не дал мне договорить бросившийся за проходившим мимо Челли Голдин. — Лино, не могли бы вы уделить мне еще несколько минут? И вы, доктор, тоже.

Челли и Сайто присели на диван рядом с нами.

— Расскажите, пожалуйста, немного о вчерашнем дне, — попросил Голдин и включил свой диктофон.

— В общем-то, и рассказывать было не о чем, если б не вечер. Мы уже неделю из-за плохой погоды и постоянных толчков не могли взять с Рудника ридолит. Поэтому, когда вчера представился случай, Уве, Натали, доктор и Чивилис вылетели на рудник. Там и профилактика кое-какая требовалась, поэтому вместо Штрайха должен был бы лететь Кушнир, но Уве попросил его поменяться.

— Почему? — поинтересовался я.

— Видите ли… Штрайх не является… не являлся служащим компании, и наладка роботов на Руднике строго говоря не входит в его обязанности, это дело Кушнира. Но Натали собиралась делать какие-то наблюдения, а Уве никогда не отпускал ее одну.

— Они были мужем и женой? — спросил я.

— Нет еще, но собирались пожениться по возвращении на Землю, — вступил в разговор доктор.

— Так вот, — продолжал Челли. — Они смогли вылететь только после обеда, но уже через полчаса попали в полосу циклона или чего-то еще такого же, упали, разбили катер и вынуждены были возвращаться на «Мышонке» — это наш первый планетоход. Впрочем, лучше пусть расскажет доктор, он сам принимал участие в этом походе.

Доктор Сайто как-то странно взглянул на своего начальника и подтвердил:

— Да-да, принимал… Но ничего особенного не было… Ничего…

— Но вы же где-то почти пять часов плутали, — уточнил Челли. — Вот и расскажите где.

— Искали дорогу… — Доктор явно не был расположен к беседам. — Потом начались эти толчки… В общем, когда мы добрались до Базы, в баллонах оставалось на 30–35 минут кислорода…

— Да, толчки начались около восьми вечера, — подтвердил Челли. — Мы тут тоже не скучали… Катавасия длилась часа три… Такого здесь никогда не было: одно за другим. Посмотрите по записям Сержа, словами просто не описать… Поэтому я попросил Уве отправить нуль-грамму, как только будет прохождение. Помнится, даже сказал ему: возможно, это последнее дежурство на Ипполите. А утром Уве вышел на Пункт Связи, не проверив баллоны. И попал под обвал.

— Когда это было? — уточнил я.

Вместо ответа Челли включил запись бортжурнала, и мы услышали спокойный хрипловатый голос Штрайха:

— Пять — ноль две. Выхожу из Купола.

— А в пять двадцать шесть был сильный толчок, — закончил Челли.

— Как вы считаете, — спросил Голдин, — зачем он пошел на Пункт Связи?

— Я и сам об этом все время думаю, — помолчав, ответил Челли. — Я уже говорил, что просил его связаться с Землей… Утром без чего-то восемь было нуль-прохождение, но ПС почему-то не сработал на передачу, а через минут примерно десять стал работать на прием. Может, и ночью было то же самое?

— А Серж не регистрирует время появления и пропадания нуль-прохождения? — Голдин явно оживился и перестал сыпать бесконечными «пожалуйста».

— Нет, зачем… Нам эта информация до сих пор не требовалась. Здесь нет никакой закономерности, это еще Свенссон доказал.

— Время выхода Штрайха вы по дубль-записям Сержа проверяли?

Этот вопрос, по-моему, был совершенно бессмысленным. И Челли, видимо, думал так же. Он скривился, будто разжевал лимон, но ответил довольно спокойно:

— Не счел нужным, достаточно бортжурнала. На нем время, тот же Серж проставляет.

— Спасибо, — кивнул невозмутимый Голдин. Он так и не понял, что подставил свою репутацию Наблюдателя СГБ. — А теперь расскажите, пожалуйста, что вы делали ночью и утром. А вас, Дональд, я попрошу выяснить то же самое у уважаемого доктора, чтобы нам сэкономить время. Мы пойдем в мой блок.

«Он не хочет, чтобы доктор и Челли слышали друг друга, — подумал я. — Хоть здесь он не допускает ошибки».

— Может, и нам зайти в ваш, — предложил Сайто и встал. Но я сразу понял, что этого допускать нельзя: через стену будет все слышно, а зайти и включить звукоизоляцию — слишком демонстративно. Поэтому я взял его за рукав и мягко, но настойчиво усадил обратно в кресло:

— Останемся лучше здесь. Я еще не распаковал свои вещи.

Японец слегка улыбнулся, и я сообразил, что сморозил глупость: какое там распаковывание, если завтра отлет.

Надо было взять себя в руки. Если Сайто так стремится в мой блок, значит, ему есть что скрывать. В таком случае с ним следовало держать ухо востро. Я мысленно сосчитал до десяти и повторил вопрос:

— Расскажите, пожалуйста, как вы провели ночь и утро.

Доктор немного помолчал, закрыв глаза, и ответил, что ночь провел в своем блоке, никуда не выходил, ничего не слышал, а утром выяснилось, что Штрайха на Станции нет.