Достигнув костра, в который молодой человек подбросил несколько охапок сухих ветвей, охотники расположились на бизоньих черепах, служивших вместо сиденья, и, не нарушая ни одним словом молчания, набили свои трубки и принялись курить.

Ягуар последовал их примеру.

Белые, живущие в прериях и занимающиеся охотой на этих бескрайних просторах, невольно перенимают большую часть свойственных индейцам привычек и обычаев, так как из-за своего образа жизни им постоянно приходится иметь дело с краснокожими.

Мы должны отметить тот интересный факт, что люди цивилизованные часто проявляют склонность к жизни дикарей, что охотники, уроженцы густонаселенных местностей, легко забывают свою любовь к комфорту, оставляют свои городские обычаи и навсегда отказываются от привычек, усвоенных ими в течение всей предшествовавшей жизни, приобретая вместо них другие, свойственные исключительно краснокожим.

Многие охотники заходят в этом отношении так далеко, что если вы хотите сделать им приятное, то должны притвориться, будто принимаете их за индейских воинов.

Нам приходится сознаться, что краснокожие, в противоположность белым, нисколько не завидуют нашей цивилизации, относясь к ней с полнейшим равнодушием. Попадая случайно по своим торговым делам в такие города, как Нью-Йорк или Новый Орлеан, индейцы, не выражая никакого удивления перед тем, что представляется их взору, смотрят с состраданием на все окружающее, не понимая, что за удовольствие людям запирать себя в душных клетках, называемых домами, и тратить жизнь на неблагодарный труд, вместо того чтобы жить на воле, в бескрайних степях, проводя время в охоте на бизонов, медведей и ягуаров, — на глазах у одного только Бога.

Бесповоротно ли заблуждаются дикари, рассуждая таким образом? Ложно ли они смотрят на вещи?

Мы так не думаем.

Жизнь прерии представляет неизъяснимую прелесть для человека, который умеет прислушиваться своим сердцем ко всем ее проявлениям. Раз испробовав такой жизни, он продолжает находиться под ее обаянием даже тогда, когда снова попадает в жесткие условия городского существования.

Согласно строгим требованиям индейского этикета, никто не может обратиться с каким-либо вопросом к пришельцу, нашедшему приют у очага, до тех пор пока тот сам не нарушит молчания.

В индейской хижине на гостя смотрят как на посланника Великого Духа, он является священным лицом для хозяина дома в течение всего времени своего пребывания под его кровлей, даже в том случае, если между ними существует вражда не на жизнь, а на смерть.

Ягуар, строгий приверженец индейских обычаев, безмолвно сидел около гостей и сосредоточенно дымил своей трубкой, терпеливо ожидая, когда они заговорят.

Наконец, спустя довольно долгое время, Транкиль выколотил о большой палец левой руки пепел из потухшей трубки и, обращаясь к молодому человеку, сказал:

— Вы никак не ожидали моего прихода? Не правда ли?

— Да, это так, — ответил тот. — Тем не менее, несмотря на всю свою неожиданность, ваше появление для меня очень приятно.

Охотник как-то странно сжал губы,

— Кто знает? — пробормотал он, отвечая скорее на собственные мысли, чем на слова Ягуара. — Сердце человека — таинственная, непонятная книга, прочесть которую считают себя в состоянии одни только безумцы.

— Это не относится во всяком случае ко мне, охотник. Мое сердце известно вам в достаточной степени.

Канадец покачал головой.

— Вы еще очень молоды. Сердце, о котором вы говорите, неизвестно и вам самому. За всю вашу короткую жизнь вы еще не испытали на себе вихря страстей, и он не подчинил еще вас своему мощному влиянию. Вот если вы сумеете стойко его встретить и мужественно устоять против его напора, тогда вы получите право высоко держать свою голову.

Слова эти были сказаны строгим тоном, к которому, однако, не примешивалось ни одной горькой нотки.

— Вы слишком строги ко мне сегодня, Транкиль, — печально возразил молодой человек. — За что такая немилость? Разве я совершил какой-либо поступок, достойный порицания?

— Вовсе нет, я по крайней мере этого не думаю. Но я опасаюсь, что в не столь отдаленном будущем…

Тут охотник оборвал свою речь и печально покачал головой.

— Говорите же! — живо вскричал молодой человек.

— С какой стати? — возразил канадец. — Какое имею я право читать вам наставления, к которым вы, без всякого сомнения, отнесетесь с презрением? Лучше будет помолчать.

— Транкиль! — ответил вне себя от волнения молодой человек. — Мы уже давно знаем друг друга, вы видели с моей стороны одно только почтительное к себе отношение. Говорите же! Что бы ни заключали в себе ваши слова, с какими бы горькими упреками вы ко мне ни обратились, я все выслушаю, клянусь вам в этом.

— Ба-а! Разве вы забыли, что я вам только что сказал? Я вовсе не вправе вмешиваться в ваши дела. В прерии каждый должен думать только о себе, поэтому прекратим этот разговор.

Ягуар долго и внимательно смотрел на охотника.

— Хорошо, — промолвил он, — оставим этот разговор.

Он поднялся со своего места и в волнении прошелся возле костра. Затем, резко повернувшись лицом к охотнику, произнес:

— Простите меня, что я забыл предложить вам поесть. Но час отдыха уже наступил, и я надеюсь, что ваш товарищ и вы сделаете мне честь, разделив со мной скромный ужин.

Произнося это, Ягуар все время пристально смотрел в лица Транкиля.

Одно мгновение тот медлил с ответом.

— Сегодня утром, при восходе солнца, — сказал он наконец, — я с товарищем хорошо позавтракал, и притом всего за несколько минут до прихода в ваш лагерь.

— Я был в этом уверен! — гневно вскричал молодой человек. — О-о! Теперь сомнения мои рассеялись, вы, охотник, отказываетесь от хлеба-соли.

— Я? Но вы…

— Полно! — решительно прервал его Ягуар. — Будет вам отговариваться, Транкиль, вы слишком честны и искренни для того, чтобы лицемерить! Вам не хуже меня известен закон прерии: с врагом нельзя разделять трапезы. А теперь, если в глубине вашего сердца остается хоть одна искорка того доброжелательного отношения, которым я недавно еще пользовался с вашей стороны, то выскажитесь откровенно. Я этого требую!

Канадец с минуту раздумывал, затем решительно произнес громким голосом:

— Вы, разумеется, правы, Ягуар! Лучше высказаться откровенно, как подобает честным охотникам, чем лгать друг другу в лицо, точно краснокожие. Кроме того, нет человека, который никогда не совершает ошибок: я могу заблуждаться так же, как и всякий другой. Бог свидетель, я искренне желаю, чтобы мои предположения на этот раз не оправдались.

— Я жду вашего объяснения и, клянусь честью, если упреки, адресованные мне, окажутся справедливыми, я не стану оправдываться.

— Отлично, — отвечал охотник тем же дружеским тоном, которым он говорил с самого начала разговора. — Но быть может, — добавил он, делая Чистому Сердцу знак удалиться, — быть может, вы предпочитаете поговорить со мной наедине?

— Вовсе нет, — сказал Ягуар. — Этот охотник — ваш друг. Я позволяю себе надеяться, что вскоре он сделается и моим другом — поэтому я ничего не намерен от него скрывать.

— Я горячо разделяю это желание, — поклонился Чистое Сердце. — Дай Бог, чтобы легкое облако, омрачившее ваши отношения с Транкилем, рассеялось как дым, уступив место! самой сердечной дружбе. Следуя вашему пожеланию, я буду присутствовать при предстоящей беседе.

— Благодарю вас, senor caballero. Теперь же, Транкиль, вы можете начинать свою речь, я готов выслушать то, в чем вы хотите меня упрекнуть.

— К сожалению, — сказал Транкиль, — странная жизнь, которую вы ведете с самого появления в этой стране, дает обильную пищу разным неблагоприятным для вас толкам. Вы набрали целую шайку отщепенцев, пограничных бродяг, подонков общества, живущих вне закона, обязательного для всех цивилизованных народов.

— Неужели мы, обитатели прерий, живущие охотой в лесах и на равнинах, обязаны подчиняться всем условностям городской жизни?