— Как, ваших денег?

— Моего раба, если вам так угодно, — для меня он представляет капитал, который я никоим образом не желаю терять, тем более что с некоторого времени дела идут слишком плохо и мне пришлось испытать значительные потери.

— Это досадно, я вам искренне сочувствую, однако, я предпочитал бы уладить это дело, как я с самого начала и хотел, полюбовно, — добродушно возразил канадец.

Американец сделал гримасу.

— Дурацкий у вас способ решать дела полюбовно, — заявил он.

— В этом, мой друг, виноваты вы сами. Если мы не поладили с самого начала, то, согласитесь, лишь потому, что вы немножко погорячились.

— Ладно, довольно об этом. Что сделано, того не воротишь.

— Вы правы, перейдем к делу. К сожалению, я беден, иначе я подарил бы вам несколько сотен, и дело было бы улажено.

Работорговец почесал себе голову.

— Послушайте, — сказал он, — я не знаю почему, но несмотря на то, что между нами произошло, а быть может, именно поэтому, я не желал бы разойтись с вами вот так после ссоры, тем более что, откровенно говоря, я слишком мало значения придаю Квониаму.

— Что это за Квониам?

— Это негр.

— А, отлично… Глупое же имя вы ему дали; впрочем, оставим это. Итак вы говорите, что мало им дорожите?

— Право, это так.

— Так почему же вы устраиваете на него такую ожесточенную охоту с собаками и ружьями?

— Из самолюбия.

— О-о! — промолвил канадец с выражением неудовольствия.

— Послушайте, я работорговец.

— Довольно гадкое ремесло, между нами говоря, — заметил охотник.

— Быть может, в разбор этого я не вдаюсь. С месяц тому назад в Батон-Руже было объявлено о большой публичной продаже рабов обоих полов, принадлежавших богатому джентльмену, который внезапно умер. Тогда я отправился в Батон-Руж. Среди рабов, предложенных вниманию покупателей, находился Квониам. Малый — молод, статен, силен, вид у него смелый и смышленый. Понятно, он мне с первого взгляда понравился, и я пожелал его купить. Я подошел к нему и обратился с вопросом. Негодяй с бесстыдством, которое меня с самого начала смутило, ответил буквально следующее:

«Хозяин, не советую я вам меня покупать, я поклялся стать свободным или умереть. Что бы вы ни делали, чтобы удержать меня, я вас предупреждаю, что убегу. А теперь решайте, как вам поступить».

Это столь откровенное и решительное объяснение задело меня. Посмотрим, сказал я ему, и отправился к лицу, заведовавшему продажей. Этот последний оказался моим знакомым и стал убеждать меня не покупать Квониама, представляя мне тысячу доводов, один сильнее другого, чтобы отговорить меня от принятого мною решения. Но я уже решил и твердо стоял на своем. Квониам был мне уступлен за девяносто пиастров 5— цена баснословно низкая для негра его лет и сложения, но никто не соглашался купить его ни за какую цену. Я заковал своего раба в цепи и отправил его не к себе, а в тюрьму, чтобы быть вполне застрахованным от побега. На другой день, когда я пришел в тюрьму, Квониам исчез — он сдержал данное мне слово.

Через два дня его вернули. В тот же день вечером он снова исчез так, что мне невозможно было догадаться, каким способом удалось ему разрушить те препятствия, которые я устраивал с целью удержать его. Что еще вам сказать? Вот уже месяц, как это тянется, восемь дней тому назад он снова убежал, и с тех пор я за ним гоняюсь. Когда я пришел в отчаяние при мысли, что мне не удастся его поймать, то гнев овладел мною настолько, что я отправился за ним в погоню, преследуя его по пятам с ищейками, решив на этот раз покончить во что бы то ни стало с этим проклятым негром, который постоянно проскальзывает у меня между пальцев, подобно змее.

— То есть, — заметил канадец, слушавший с интересом рассказ торговца, — в конце концов вы не задумываясь бы его убили.

— Право, нет, тем более, что этот решительный негодяй так хитер, так часто смеялся надо мной, что в конце концов я предал его проклятию.

— Выслушайте меня, в свою очередь, мистер Джон Дэвис. Я вовсе не богат. Какая нужда мне в деньгах, мне, жителю прерии, где Бог столь щедро предоставляет пищу каждый день? Этот Квониам, столь жадный к свободе и свежему воздуху, помимо моей воли сильно меня интересует. Я постараюсь дать ему свободу, к которой он так настойчиво стремится. Вот что я вам предлагаю: у меня в пироге три ягуаровых и двенадцать бобровых шкур. Если их продать в любом городе Соединенных Штатов, за них дадут от ста пятидесяти до двухсот пиастров. Возьмите их, и дело с концом.

Торговец смотрел на него с удивлением, с примесью некоторой благосклонности.

— Вы ошибаетесь, — сказал он наконец, — сделка, которую вы предлагаете, слишком выгодна для меня и разорительна для вас. Дела так не делаются.

— Что вам до этого? Я решил дать этому человеку свободу.

— Вы не знаете неблагодарного характера негров, — настаивал работорговец, — он совсем не будет вам признателен за то, что вы для него делаете — напротив, при первом же удобном случае он, быть может, заставит вас пожалеть о своем благодеянии.

— Возможно… это зависит от него. Я и не требую от него признательности. Если он ее проявит, тем лучше для него, если нет — Бог с ним! Я поступаю, как мне хочется, награда моя в моем сознании.

— By God! Вы прекрасный человек, честное слово! — вскричал торговец, не будучи в состоянии дольше сдерживаться. — Почаще бы встречать таких людей. Ну, мне хочется вам доказать, что я вовсе не такой дурной человек, как вы вправе были бы предположить после того, что произошло между нами. Я подпишу вам сейчас купчую крепость на Квониама, а от вас возьму взамен шкуру ягуара на память о нашей встрече, хотя, — добавил он, указывая с гримасой на свою руку, — вы уже дали мне на память кое-что другое.

— Ладно! — радостно воскликнул канадец. — Только вы возьмете две шкуры вместо одной, потому что я намерен просить нож, топор и остающееся у вас ружье, чтобы этот бедняга, которому мы возвращаем свободу (ведь вы теперь приняли участие в моем добром деле) мог позаботиться о пище для себя.

— Идет! — вскричал торговец добродушным тоном. — Уж если негодяй хочет непременно быть свободным — пусть будет и пусть убирается к черту!

По знаку своего господина один из слуг достал из охотничьей сумки чернила, перья, бумагу и написал, устроившись поудобнее, не купчую крепость, а, по желанию канадца, настоящую отпускную, которую торговец с грехом пополам подписал, а слуги приложили руки в качестве свидетелей.

— Право, — воскликнул Джон Дэвис, — возможно, что, с деловой точки зрения, я сделал глупость, но — не верьте мне, если хотите, — никогда я не был так доволен собою.

— Это потому, — серьезно проговорил канадец, — что вы поступили по влечению своего сердца.

Тогда канадец отправился к лодке. Через минуту он возвратился с двумя великолепными ягуаровыми шкурами, которые и вручил торговцу. Последний, как было условлено, отдал ему оружие, но тут охотник встревожился.

— Постойте, — сказал он, — если вы отдадите оружие, то как вы возвратитесь домой?

— Не беспокойтесь об этом, — ответил Джон Дэвис, — в трех лье 6отсюда, не более, я оставил своих людей с лошадьми. Кроме того, на случай нужды у нас есть пистолеты.

— Это верно, — заметил канадец, — в таком случае вам нечего бояться. Однако, так как ваша рана не позволит вам совершить столь длинный переход пешком, то я сейчас помогу вашим слугам сделать для вас носилки.

И с ловкостью, которую он столько раз уже доказал, канадец живо смастерил из двух срубленных топором ветвей носилки, на которые и постелили шкуры ягуаров.

— Теперь, — сказал он, — до свидания. Быть может, мы с вами никогда не увидимся. Надеюсь, мы расстаемся лучше, чем встретились. Помните, что не существует настолько гадкого ремесла, чтобы честный человек, им занятый, не мог поступать благородно. Когда ваше сердце будет толкать вас на хороший поступок, не будьте к нему глухи и без всякого раздумья поступайте так, потому что внушение исходит от Бога.