Взломанный лед
25 мая выяснилось, что обхода нет нигде. Приходилось так или иначе переправляться. Впереди, в расстоянии одного километра, предстояла опять неминуемая переправа на каяках, с долгой перегрузкой всего имущества.
За день продвинулись на юг не больше трех километров, причем два раза пришлось плыть на каяках и раз итти по довольно сносной дороге. Когда кончилась вторая полынья. Альбанов, пользуясь случаем, вылез на лед взять полуденную высоту солнца. После недолгого вычисления была получена широта 82°21′, Альбанов даже не поверил. своим вычислениям, но, проверив их, убедился, что все обстоит правильно. Это был сюрприз. Вскоре к наблюдателю подошел еще каяк. Альбанов поздравил прибывших с хорошей широтой. В ответ и они поздравили с праздником, объявив, что дорогой убили медведя. Это ли не праздник? Последний раз медведем лакомились на судне в прошлом году и с тех пор только мечтали об этой дичине. И вдруг, когда осталось так мало провизии, когда пошло на топливо все, вплоть до запасных весел и последней пары белья (правда, полного паразитов), вдруг в такой критический момент удалось добыть полтораста кило великолепного мяса! Вместе с мясом путешественники получили и топливо, так как медведь оказался очень жирным.
Медведя нашли на том месте, где Альбанов высадил Регальда, считая, что трех человек при имеющемся грузе для маленького каяка слишком много. Оставляя Регальда ожидать следующего каяка, Альбанов дал ему свою винтовку и четыре патрона. Когда подошедший каяк брал Регальда, неожиданно подошел медведь, который и был убит Кондратом. Пришлось свежевать медведя. Великолепную шкуру сняли вместе с салом на топливо, мясо же разделили тщательно, как самые лучшие мясники. Даже кровь собрали в чашки. Вечером путники наслаждались мясом в жареном, сыром и вареном виде, восклицая: «Вот это праздник!»
Весь следующий день стояли на старом месте, заготовляя впрок медвежье мясо. Варили и жарили целый день. Делали также опыты сушки мяса на ветре. Наевшись досыта, все стали бодрее и предприимчивее. Погода в этот день была хороша, светило солнце и дул попутный северный ветер.
В десять часов вечера 26 мая свернули лагерь и за пять часов бодро прошли пять километров. Остановились у поломанного льда, дальше двигаться было некуда. Днем началась сильная метель, намела у палатки сугробы снега.
Из-за этой метели весь день 27 мая пришлось простоять на месте. На другой день она стала утихать. Ветер сначала перешел на юг, а потом на восток. В 12 часов дня пошли к переправе через ряд трещин, и каналов. Дорога оказалась невозможной. Все намучились за день, как никогда.
В это время глубокий снег, уже начавший таять, оседал с шумом Целыми пластами. Под снегом была вода, в некоторых местах до 25 сантиметров. Прошли не более четырех километров и промокли До нитки. Нарты поминутно вязли в глубоком снегу, и их приходилось вытягивать четырем или пяти человекам. Утром измеряли глубину моря, но, вытравив линя метров 159, дна не достали. По направлению линя было видно, что лед движется. Такой путь естественно не способствовал хорошему настроению.
28 мая Альбанов писал в дневнике: «Положение наше, конечно; не особенно завидно, — это я сознаю сам. Поэтому я не особенно удивился, когда сегодня вечером, сначала Контрад, а затем еще человека четыре выразили желание, бросив нарты и каяки, итти не лыжах вперед. Хотя бросать каяки я считаю опасным или, во всяком случае, преждевременным, но тем не менее, противиться желанию «лыжников» я не мог. Я только постарался объяснить им, что они могут очутиться в очень рискованном положении, бросивши в океане; хотя бы и покрытом льдом, наши каяки, на которых так хорошо плыть. Как они будут жить, если даже доберутся до земли, без теплого платья, без топора, посуды и массы других вещей, которые лежат в каяке? «Лыжники» приумолкли, но я вижу, что не убедил их. Палатку мы уже начали резать понемногу на растопки, и думаю, недалеко то время, когда мы с нею расстанемся. Она слишком громоздка, особенно намокшая. Осталось 16 мешков сухарей, т. e 130 килограммов. Это — главная провизия. Затем идет немного молотого гороха, мясо медвежье и патроны. Патроны — главный груз после сухарей. Ну, что можно из этого бросить?
Четверг, 25 мая. Опять бесчисленные каналы, трещины и полыньи. Лед поломан до невозможности. Невольно припоминаю, что Нансен, подходя к земле, встретил, кажется, такой же поломанный лед. Но почему-то все полыньи тянутся с востока на запад и нет ни одной мало-мальски длинной полыньи попутной?
Луняев убил двух тюленей. Тюленье сало для топлива лучше, чем медвежье. Его легче разжечь, меньше требуется для этого растопки, а когда оно разгорится и поддонник достаточно нагреется, то жир только подбрасывай. Горит сильным пламенем, причем фитилем служит зола, которая тщательно сохраняется нами в поддоннике.
Ветер северо-западный, и нас несет на юго-запад, в чем я убедился, вытравив сегодня в воду 80 метров линя с грузом. В последнее время движение льда на юг стало очень заметно. Взяв сегодня полуденную высоту солнца, я получил широту такую, что лучше и желать не могу: 82° 8,5'. Ошибки нет, я в этом убежден. Положительно счастье улыбается нам… или строит какую-нибудь каверзу.
Пятница, 30 мая. С утра северо-западный ветер, пять баллов; После завтрака началась сильная метель, и все небо покрылось облаками. Тем не менее мы в 10 часов утра спустили на воду каяки, переправились через полынью и пошли по очень плохой дороге. Но и дальше опять полыньи, — и переправы приходится делать чуть ли не каждые полчаса.
Давно уже не встречаем больших полей, по которым можно итти часами. Встречаемые теперь поля таковы, что с одной переправы видна следующая, метров 150–200. Не о таком ли лед упоминает Нансен, сравнивая его с рыболовной сетью? Если бы посмотреть на лед с высоты птичьего полета, ячеями этой сети был бы небольшие поля, отделенные друг от друга трещинами каналами. Во всяком случае наша сеть такова, что только бы выбраться извне.
За день отчаянной работы нам удалось пройти не более трех километров. Но все же нас продолжает нести со льдом на юг.
Сегодня полуденная высота солнца дала широту 82° 0,1', а теперь, когда я пишу дневник, мы уже, должно быть, пересекли 82 параллель.
Странное дело: на моей карте северная оконечность Земли Рудольфа нанесена на широте 82º 12'. Следовательно, теперь, когда наша широта 82°, я нахожусь от этой земли или к востоку или к западу, — вероятно, западнее, так как в противном случае пришлось бы весь дрейф «Анны» отнести к востоку. Нас сносит на запад: это я могу видеть и по моему никуда не годному хронометру, и по господствующим ветрам, и по направлению выпущенного в воду линя. На моей карте Земли Франца-Иосифа на Земле Рудольфа нанесены две вершины более 360 метров. Если бы эти вершины были нанесены правильно, я должен бы увидеть их более, чем за 35 миль. Однако я ничего похожего на землю не вижу. Что бы я дал сейчас за заслуживающую доверия карту и за хороший хронометр! Надо внимательно смотреть на горизонт.
Сейчас 7 часов вечера. Стоим у полузажатой полыньи. Опять началась метель. Разведку придется отложить до более благоприятной погоды. Сегодня и вчера видели несколько раз нырков, а сегодня даже перешли три медвежьих следа.
Суббота, 31 мая. Утром, только что напились чаю, слышим: кричит Максимов, что за полыньей стоит медведь. Мы с Лунязвым взяли винтовки и под прикрытием торосов подкрались почти к самой полынье, но все же стрелять было еще слишком далеко. А медведь стоит и только воздух носом тянет. Он почуял вкусный запах горевшего тюленьего сала, но ближе подходить не решался. Когда вы увидите на фоне торосов медведя, только чуть-чуть отличающегося от них желтизной, то прежде всего вам бросятся в глаза три точки, расположенных треугольником: два глаза и нос. Эти точки то поднимаются, то опускаются, и с их помощью медведь исследует незнакомое существо или предмет. На этот раз инстинкт самосохранения взял верх над любопытством и голодом. Постояв минут пять, медведь повернулся и собрался уходить. Пришлось стрелять. Медведь упал, но тотчас же поднялся и побежал. Мы продолжали стрелять «пачками». При некоторых удачных выстрелах медведь подпрыгивал и даже раз перевернулся через голову. Но вот он уже, по-видимому, не может подняться, начинает кататься и свирепо грызет лед. Наконец, он успокоился и лежит неподвижно. Спустили два каяка и поплыли через полынью. Вдруг наш «мертвый» медведь поднялся и быстро пошел на утек, что твой иноходец. Мы вернулись обратно, пожалев зря выпущенных патронов, а Контрад отправился в погоню. Хотя мы решили уже, что «этого медведя не едят», но все же я послал на помощь Контраду Смиренникова, так как по такому ломаному льду одному ходить опасно. Минут через сорок вернулся Смиренников и сообщил, что медведь далеко не убежал, и мертвый лежит в полынье.
