Вот что рассказал мне Макс Висбах. Потом, помолчав, он вдруг спросил:

«Ты коммунист, Георг?»

Этот вопрос не застал меня врасплох. С Висбахом мы близки, всегда были откровенны, он знал о моих взглядах. Единственное, что я скрывал – это свою принадлежность к партии. Но он, конечно, догадывался, хотя из деликатности помалкивал. И в тот день я открылся. Я понимал, куда он метит. И не ошибся. Висбах сказал:

«О тайнике должно узнать командование советских войск. Я долго думал, как это сделать. Выход один. Ты, Георг, перейдешь к русским. Будь я на твоем месте, поступил бы именно так. Клянусь тебе в этом».

Мне нечего было возразить… Макс был прав. И вот – я здесь.

Ночь старик провел плохо. Он лег поздно, был сильно утомлен пережитым за день и никак не мог уснуть. Видимо, перенервничал. Пробило час ночи, два часа, три, а он все ворочался в постели, вздыхал, кашлял, что-то бормотал. Наконец, отчаявшись заснуть, сел в постели, спустил на холодный глиняный пол тонкие ноги с уродливо вспухшими подагрическими коленями, потянулся к выключателю, зажег свет.

За окном мерно шумело море. Но вот к ровному и привычному голосу Каспия стал примешиваться тихий скользящий шорох. Он все усиливался, нарастал. И вскоре по кровле, по окну, по широким листьям инжирового дерева, росшего у входа в домик, забарабанил крупный дождь. С моря донесся отдаленный удар – будто пушка выстрелила. Это в прибрежных скалах разбился первый штормовой вал.

Старик прошлепал босыми ногами к окну, проверил запоры, потом забрался на постель и, закутавшись в одеяло, просидел так до утра.

Рассвет застал его совсем больным. Он сполз с кровати, зажег керосинку. Сейчас дочь соседки должна принести бутылку молока.

Ага, вот и она: у дома послышались шаги. Старик отпер дверь, взял молоко, перелил в кастрюлю и вернул бутылку.

– А деньги? – сказала девочка.

– Иди, иди, завтра получишь. – Старик запер дверь, нагнулся над керосинкой.

Скоро молоко было выпито, завтрак, состоявший из сваренного накануне картофеля, съеден.

На душе у старика было неспокойно, – задание он выполнил неточно. Радиограмма требовала, чтобы тот, в ушанке, был передан в руки органов государственной безопасности, а не милиции.

Правда, старик предпринял для этого кое-какие меры, но вдруг в милиции, не разобравшись, выпустят арестованного на свободу?..

Он понимал: хозяева всегда стремятся перепроверить сообщение своих агентов. Такую работу случалось выполнять и ему самому. Что, если и на этот раз будет предпринята подобная проверка, да еще выяснится, что тот, в ушанке, ускользнул!.. В этом случае Седобородого могут заподозрить в попытке надуть своих хозяев. Тогда наступит возмездие. А он знает теперь, каким бывает это возмездие! Нет, нет, действовать в ближайшие же часы, немедленно. Он должен убедиться в том, что все получилось как надо.

Надев сорочку, Седобородый раскрыл гардероб. Там висел синий костюм, в котором он ездил вчера в город. Он подумал и закрыл дверцу – инстинкт подсказывал, что сейчас следует одеться по-другому.

Через час Седобородый был в городе. Вскоре он оказался на улице, где помещалось отделение милиции, в которое вчера повели задержанного, и с равнодушным видом прошел мимо. Неподалеку была какая-то лавчонка, далее – парикмахерская. Быть может, зайти туда, потолкаться?.. Нет, не стоит. А что это на противоположной стороне? Старик прищурился и прочитал грубо намалеванную вывеску: «ЧАЙХАНА».

Он сделал еще несколько шагов. Ну конечно же он был как-то раз в этой чайхане. Помнится, хозяин заведения любит поговорить. Пожалуй, то, что нужно…

Старик неторопливо пересек улицу, толкнул дверь под вывеской, вошел. Он оказался в комнате с чисто выметенным полом, белоснежными стенами и потолком, с аккуратными занавесочками на окнах. В дальнем углу стояли на скамьях два больших медных самовара. Чуть поодаль был прилавок со стеклянным коробом, в котором в прежние времена хранились, вероятно, печенье, сахар и сласти, а теперь, в трудную военную пору, сиротливо лежала жалкая кучка слипшегося зеленого монпансье.

Под стать чайхане был ее заведующий – аккуратный старичок в чистом белом фартуке. Мельком взглянув на посетителя, он нацедил стакан чаю, кинул на блюдечко несколько конфеток. Все было сделано быстро, ловко. Седобородый еще только занимал место у окна, а чай уже стоял на столике.

– Салам алейкум, – сказал посетитель, кивком поблагодарив за чай.

– Алейкум салам. – Чайханщик с достоинством поклонился, смахнул полотенцем крошки со стола и ушел к себе в угол.

Старик придвинул стакан и принялся за чай. Сделав несколько глотков, он достал из кармана газету и углубился в чтение.

Скоро чай был выпит. Посетитель поднял голову и сделал чайханщику знак принести еще. Когда тот поставил на стол новый стакан, клиент был поглощен чтением. Он взволнованно цокал, качал головой, явно заинтересованный какой-то заметкой. Чайханщик проследил за пальцем, которым старик водил по газетным строкам, усмехнулся.

– Ну, что скажете? – воскликнул он. – Обокрал квартиру, хозяйку чуть не задушил. Хорошо, поймали негодяя. Война, а он, сын собаки, чем занимается! Расстреливать надо таких.

– Да-а, – протянул старик, – поймали. Сейчас много краж. Вот шел по улице, встретил знакомого. Рассказывает: вчера в трамвае бумажник у пассажира вытащили.

– Было такое дело, – сказал чайханщик. – Сам видел.

– Сам видел? – переспросил Седобородый.

Чайханщик приподнял на окне занавеску, кивнул на здание милиции.

– Туда вора привели. Вчера там сидел.

– Сидел? А сейчас?..

– Бежал. – Чайханщик вздохнул, скорбно поджал губы. – Бежал, джанум, как джейран мчался по улице. Ночью это было. Стреляли.

– Попали?

– Какие тут стрелки, джанум! Всех порядочных на фронт отправили. Здесь калеки остались. Третий сорт.

Чайханщик хотел сказать еще что-то, но из-за прилавка вылез мальчик.

– Дядя, – сказал мальчик, – почему ты…

– Убирайся, – с неожиданной резкостью прервал его чайханщик. – Убирайся отсюда, сын шакала и гиены!

– Но, дядя! – Мальчик (ему было лет десять) прижал руки к груди, весь подался вперед. – Я хочу, чтобы…

– Кому я сказал! – Чайханщик, не на шутку рассерженный, замахнулся полотенцем.

Мальчик смолк и растерянно отошел в сторону. Заведующий чайханой обернулся к посетителю, улыбнулся.

– Так вот, уважаемый гость, и сбежал этот ублюдок. Сбежал и всех оставил в дураках.

Старика вдруг охватила тревога. Она была очень смутной, агент не знал еще, откуда идет опасность, но отчетливо ее ощущал. Надо было уходить. Он встал, будто отыскивая что-то в кармане.

– Табак, – сказал он в ответ на вопросительный взгляд чайханщика. – Забыл дома кисет.

Заведующий чайханой вытащил и раскрыл большую жестяную коробку. В ней желтел табак.

– Пожалуйста, джанум, гвардейский табачок, достал сегодня целую пачку.

– Нет, – качнул головой Седобородый, – курю только махорку. Легкий табак нутро не принимает. Эй, сынок, – кликнул он мальчика, – за углом, я видел, махорку продавали, сбегай, а?

И он протянул ребенку деньги. Тот взял их и выбежал на улицу.

Чайханщик и посетитель поговорили еще минуты две. Потом Седобородый взглянул на часы, заторопился.

Объяснив, что опаздывает, он расплатился и вышел. Стараясь не спешить, старик двинулся в ту же сторону, куда побежал мальчик.

Вот и угол. Мальчишка должен быть где-то здесь. Так и есть, Седобородый увидел его возвращающимся без покупки.

– Дядя, – сказал мальчик, – я нигде…

– Ничего, ничего, – ласково сказал Седобородый. – Нет махорки – и ладно, потерплю. Деньги оставь себе – в кино сходишь… Ты, кстати, что-то хотел рассказать там, в чайхане?

– Да.

– Так говори, говори, милый. – Он погладил ребенка по голове. – Говори, мой хороший.

– Почему это он так… про милицию? – Мальчик нахмурился, стиснул кулачки. – Поймали же вора!