― Почему? Из-за Пэгги? Ты могла бы переехать со мной? ― нет ответа.

―Ты не заболела? ―я спрашиваю с беспокойством.

Она вздыхает.

― Не в традиционном смысле, нет.

―В смысле?

―Я не хочу говорить об этом, ―она шепчет.

―Но, Лил, ―я настаиваю. ― Что на счет писательства? Ты не можешь просто оставить Нью-Йорк.

Последовала пауза. Потом она твёрдно говорит.

― Нью-Йорк не для меня. ― Слышу приглушённые всхлипывания, будто она прикрывает рукой микрофон. ― Мне нужно идти, Керри.

И тут мне становится всё ясно как дважды два. Не знаю, почему я не поняла этого раньше. Это было так очевидно. Просто я не представляла себе, что к нему может кого-то тянуть.

Мне не хорошо.

― Это Виктор?

― Нет! ― она кричит.

― Это Виктор? Почему ты мне не сказала?

― Что произошло? Ты с ним встречалась?

― Он разбил мне сердце.

Я потрясена. Всё ещё поверить не могу, что у Лил был роман с Виктором Грином, у которого столь нелепые усы. Как вообще можно целоваться с типом, у которого этому препятствует столь густая растительность? И вдобавок ко всему, чтобы он ещё и сердце тебе разбил.

― О Лил, это ужасно. Нельзя тебе из-за него бросить учёбу. У многих женщин случается роман с преподавателем. Хорошего в этом всегда мало. Но иногда лучше сделать вид, будто этого никогда и не было, ― спешно добавляю я, на мгновение, вспомнив о Капоте и о том, как мы ведём себя, будто и не целовались.

― Это ещё не все, Керри, ― зловеще говорит она.

― Ну разумеется. То есть, ты, конечно же, думала, что влюблена в него. Но Лил, он и впрямь того не стоит. Просто странный неудачник, который случайно отхватил литературную премию, ― приплетаю я. ― А через полгода, когда в "Нью-Йоркере" напечатают много твоих стихов и сама получишь призы, ты и вспоминать о нём не будешь.

―К сожалению, я буду.

― Почему? ― я спросила молча.

―Я забеременела, ― она говорит.

Это заставляет меня замолчать.

―Ты там? ― она спрашивает.

― От Виктора? ―мой голос дрожит.

― От кого же еще? ― она шипит.

―Ох, Лил. ― Я млею от сочувствия. ― Мне так жаль. Так жаль.

― Я избавилась от него, ― говорит она резко.

― Ох, ― я колеблюсь. ― Возможно это к лучшему.

― Я никогда не узнаю, так ведь?

― Такие вещи случаются, ― говорю я, пытаясь успокоить её.

― Он заставил меня избавиться от него. ― Я плотно сжимаю веки, чувствуя её муки. ― Он даже не спросил, хочу ли я этого. Это не обсуждалось. Он так посчитал. Он посчитал... ― она срывается, не в силах продолжать.

― Лил, ― я шепчу.

―Я знаю, что ты думаешь. Мне только девятнадцать. Я не должна иметь ребенка. И я бы, наверное . . . о нем позаботилась. Но у меня не было выбора.

― Он заставил тебя сделать аборт?

― Почти. Он назначил встречу в клинике. Он привел меня туда. Заплатил. А затем сел в комнате ожидания и ждал, пока я сделаю это.

― Боже мой, Лил. Почему ты не сбежала от туда?

― У меня не хватило мужества. Я знала, что это правильно, но...

―Было больно? ― я спросила.

― Нет, ― она ответила просто. ― Это была самая странная вещь, что я делала. Больно не было, и после я чувствовала себя хорошо. Как будто я стала прежней. Я снова вернулась к жизни. Но потом я задумалась. И я поняла, как это было ужасно. Не сам аборт, но тот как он себя повел. Как будто это было заключение. Я поняла, что он не любил меня. Как мужчина может любить тебя, если он не хочет думать о вашем совместном ребенке?

― Я не знаю, Лил.

― Это черное и белое, Кэрри, ― говорит она, ее голос повышается. ― Ты не можешь больше притворяться. И даже если бы я смогла, это всегда было бы между нами. Зная, что я была беременна от него, и он не захотел ребенка.

Я содрогнулась.

― Но может быть, через некоторое время, ты могли бы вернуться? ― я спросила осторожно.

―Ох, Кэрри, ― она вздохнула. ― Ты разве не поняла? Я никогда не вернусь. Я даже не хочу знать таких людей, как Виктор Грин. Я жалею, что вообще когда-то приехала в Нью-Йорк, ― с болезненным криком, она вешает трубку.

Я сижу там, изгибая телефонный шнур в отчаяние. Почему Лил? Она не тот тип человека, с которым я представляю, такое может случится, но, с другой стороны, какой тогда тип? Существует ужасный конец в ее действиях, который пугает.

Я взяла свою голову в руки. Возможно Лил права на счет Нью-Йорка. Она приехала сюда, чтобы побеждать,но город победил ее. Я в ужасе. Если это случилось с Лил, это может произойти с кем угодно. Включая меня.

Глава 27

Я сижу и стучу ногами от раздражения.

Райан читает классу свою короткую историю. Она хороша. Она действительно хороша. Это история об одной из его сумасшедших ночей, которые он провел в клубе, где выбритая налысо девушка пыталась заняться с ним сексом. История настолько хороша, что я сама хотела бы написать что-то подобное. Но, к сожалению, я не могу удержать на этом всё своё внимание. Я всё еще нахожусь под впечатлением от моего разговора с Лил и предательства Виктора Грина.

Хотя, возможно, "предательство" не совсем верное слово. Отвратительный? Вопиющий? Гнусный?

Иногда невозможно подобрать нужные слова, чтобы описать мужское предательство в отношениях.

Что с ними не так? Почему они не могут быть чуть больше похожи на женщин?

Когда-нибудь напишу книгу под названием "Мир без мужчин". Там не будет Викторов Гринов. И Капоте Дунканов тоже.

Я пыталась сконцентрироваться на Райане, но отсутствие Лил наполняло комнату. Я продолжала оглядываться, думая, что она появится, но там была только пустая парта. Виктор обосновался в конце класса, так что я не могу рассматривать его, не оборачиваясь назад. Тем не менее, перед занятиями я провела свою собственную небольшую разведку.

Я пришла в школу на 20 минут раньше и направилась сразу в кабинет Виктора. Он стоял около окна, поливал одно из своих тупых растений, которые приводили меня в ярость , идея заключалась в том , что растения каким-то образом будут производить дополнительный кислород в этом городе.

— Что? — сказал он, оборачиваясь.

Все слова, что я хотела сказать ему, застряли в горле. Я уставилась на него, а потом неловко улыбнулась.

Виктор был уже без усов. Растительность подверглась тщательному искоренению, подобно — и я не могла об этом не думать — его нерождённом ребёнке.

Я не спешила, хотелось увидеть, что он будет теребить руками, когда усов уже нет.

И в самом деле, они направились к верхней губе, лихорадочно ощупывая кожу — вот так и человек, потерявший конечность, не осознаёт, что её нет, пока не попытается ей пошевелить.

— Эээээ, — промычал он.

— Я хотела узнать, прочитали ли вы мою пьесу, — спросила я, приходя в себя.

— Ммм? — Осознав, что усов у него уже нет, он безвольно опустил руки по бокам.

— Я закончила ее, — сказала я, наслаждаясь его неудобством. — Я сдала ее вчера, помните?

— Я еще не добрался до нее

— И когда вы собираетесь добраться до нее? — потребовала я. — Есть человек, который заинтересован в прочтении.

— На выходных, возможно, — он слегка кивнул головой в подтверждение.

— Спасибо, — я уносилась по коридору, почему-то уверенная в том, что он знает, что я от него не отстану. Что он знает, что я знаю, что он натворил.

Смех Капоте вернул меня обратно в реальность. Как будто проводят ногтем по доске, и всегда без причины. На самом деле мне нравился его смех. Это один из тех смешков, которые заставляют сказать тебя что-то забавное, чтобы услышать его еще раз.

Рассказ Райана, видимо, очень забавный. Счастливчик. Райан — один из тех парней, чей талант затмевает все его недостатки.

Виктор легким шагом переместился в другой конец класса. Я смотрю на голые участки кожи вокруг его губ и меня передергивает.