— Похоже, что все тут с причудами, — сострила я.
— Потому что мы такие, — огрызнулась она, зайдя в проем открытой двери небольшого офиса. — Кроме Саманты, — добавила она. — Она всегда в хорошем настроении.
Саманта подняла голову и указала на кресло, стоящее перед ней.
Она сидела за пластмассовым столом, в наряде практически схожим с нарядом ее ассистентки, за исключением подплечиков, которые было намного шире. Возможно, чем шире ваши плечики, тем вы важнее. Ее голова была поднята к телефонной трубке.
— Да, конечно, Глен, — говорит она, изображая "болтливое" движение рукой. — Клуб "The Century" идеален. Но я не понимаю, зачем нам нужны цветочные композиции в форме мячей для бейсбола...
— Да, я знаю, что это то, что хочет Чарли, но я всегда думала, что свадьба все же больше важнее для невесты...Да, конечно...Я сожалею, Глен, но у меня сегодня назначена встреча. Мне действительно нужно идти, — продолжает она.
— Я обещаю, я Вам перезвоню. — И, закатив глаза она убирает трубку, смотрит вверх и откидывает голову назад.
— Мама Чарли, — объяснила она.
— Мы помолвлены около двух минут, и она уже сводит меня с ума. Если я еще когда-нибудь буду выходить замуж, я пропущу помолвку и пойду прямо в Муниципалитет. С каждой минутой помолвки ты становишься общенародным достоянием.
— Но тогда у тебя не было бы кольца, — неуверенно говорю я, припугнув Саманту, ее офис и ее гламурную жизнь.
— Полагаю, что это правда, — уступает она. — Теперь, если бы я могла найти кого — то кому можно сдать квартиру...
— Ты не съезжаешься с Чарли?
— Боже мой, ты действительно воробушек. Если бы у тебя была такая квартира как у меня, с контролем аренды и лишь за 250 долларов в месяц, ты ни за что бы ее не отдала.
— Почему нет?
— Потому что рынок недвижимости непостоянен в этом городе.
И однажды она мне понадобится. Если с Чарли ничего не выйдет. Я не то чтобы уверена, что ничего не выйдет, но ты знаешь нью-йоркских парней. Они испорчены.
Они как дети, в кондитерском отделе. Имея "лакомый кусочек", ты никогда не захочешь его упустить.
— Как Чарли? — спрашиваю я, рассуждая, насколько он "лакомый кусочек".
Она улыбнулась. — Смотри не прозевай, Воробушек. Вообще — то, Чарли — очень выгодная партия. Даже если он придурок — бейсболист. Он хотел играть сам, но, конечно, отец ему не позволил.
Я ободряюще киваю. Саманта, похоже, была в настроении разговаривать, а я как губка была готова поглощать все, что она скажет. — Его отец?
— Алан Тир.
Когда я безучастно на нее смотрю, она добавляет:
— Эй, я сказала Тир! Супер-мего-состоятельная семья.
И она махает головой так, будто бы говоря, что я безнадежна.
— Чарли — старший сын. И его отец планирует передать ему свой бизнес.
— Я поняла.
— Вся фишка во времени. Ты знаешь как это у мужчин. — говорит она, типа я такой эксперт в этих делах. — Если мужчина не зовет тебя замуж, или, по крайней мере, съехаться, после двух лет отношений, то он никогда и не позовет. А это значит, ему важно просто хорошо проводить время.
Она скрещивает руки и кладет ноги на стол.
— Я, конечно, тоже люблю хорошо проводить время, но главное отличие Чарли от меня состоит в том, что мои часики тикают. А его нет.
Часы? Тиканье? Я не имею никакого понятие о чем она говорит, и я молча в тряпочку кивнула, как если бы я понимала о чем она говорит.
— У него, наверное, нет расписания, но у меня есть.
Она держит руку и загибает пальцы.
— Выйти замуж до двадцати пяти. Угловой офис до тридцати. И где — то здесь — дети. И когда та история о бакалавре вышла, я решила, что пришло время делать что — то с Чарли. Ускорить вещи.
Она отодвигает какие — то бумаги со стола, чтобы достать потрепанную копию New York Magazine.
— Вот, — показывает она. Заголовок гласит "Список самых завидных холостяков Нью-Йорка", а ниже размещена фотография, на которой несколько взрослых мужчин изображены стоящими на скамейке, как спортивная команда в школьном ежегоднике.
— Это Чарли, — говорит она, указывая на мужчину, чье лицо частично закрыто кепкой. — Я говорила ему не надевать эту глупую кепку, но он не слушал.
— Неужели людей действительно это заботит? — спрашиваю я. — Я имею в виду, вся эта фигня с дебютантами и завидными холостяками все еще актуальна?
Саманта смеется.
— Да ты самая настоящая деревенщина, детка. Если бы только все это не имело значения. Но это не так.
— Все отлично.
— Я рассталась с ним.
Я понимающе улыбаюсь. — Но, если ты хочешь быть с ним, то все, что тебе нужно, это заставить его думать, что он хочет быть с тобой.
Она снимает ноги со стола и отходит в сторону. Я сажусь, понимая, что сейчас мне предстоит выслушать урок о том, как управлять мужчинами.
— Когда речь идет о мужчинах, — она начинает, — все дело в их эго. Поэтому когда я бросила Чарли, он был взбешен. Не мог поверить, что я его бросила. Не оставила ему шанса кроме того, как приползти за мной. Естественно, я сопротивлялась.
— Чарли, — я сказала. — Ты знаешь, что я без ума от тебя, но если я себя не уважаю, то кто будет? Если я тебе действительно не безразлична — я имею в виду, как личность, а не любовница, тогда тебе придется это доказать. Ты должен дать обещание.
— И он дал? — я спросила, сидя на краю стула.
— Ну, очевидно, — говорит она, размахивая пальцем, на котором кольцо. — И это не больно, что Янки на забастовке.
— Янки?
— Как я сказала, он одержим. Ты не знаешь, сколько бейсбольных игр, я должна была высидеть в течение последних двух лет. Мне больше нравится девичий футбол, но я продолжала говорить себе, что когда-нибудь, это будет стоит того. И это настало. При отсутствии бейсбола, у Чарли не было ничего, чтобы отвлечь его. И вуаля, — говорит она, указывая на ее руку.
Я пользуюсь моментом, чтобы упомянуть Бернарда. — А ты знаешь, что Бернард Сингер был женат?
— Конечно, он был женат на актрисе Марджи Стефард. А почему ты спрашиваешь? Ты виделась с ним?
— Прошлой ночью, — смущенно говорю я.
— И?
— Мы целовались.
— И все? — разочарованно отвечает она.
Я ерзаю на стуле. — Я ведь только познакомилась с ним.
— Бернард немного не в себе сейчас. Что и не удивительно. Марджи растоптала его. Изменяла ему с одним из актеров в его спектакле.
— Ты шутишь, пораженно говорю я.
Саманта пожимает плечами.
— Это было во всех газетах, это ни для кого не секрет. Не очень приятно для Бернара, но я всегда говорю, что нет такого понятия, как плохая реклама. Кроме того, Нью-Йорк — это маленький городок. Меньше, чем провинциальный, если ты действительно об этом задумывались.
Я осторожно киваю. Кажется, наше интервью закончилось.
— Я хочу вернуть тебе двадцать долларов, — быстро говорю я, затем достаю двадцатидолларовую купюру и отдаю ей.
Она берет купюру и улыбается. И тогда она смеется. Мне вдруг захотелось, чтобы я могла смеяться, так же как она, как будто что — зная, и звонко в то же время.
— Я удивлена, — говорит она. — Я не ожидала снова увидеть ни тебя, ни двадцать баксов.
— А я хочу тебя поблагодарить за то, что ты одолжила мне деньги, и за то, что взяла меня с собой на вечеринку, и зато, что познакомила меня с Бернардом. Если бы я тоже могла для тебя что-нибудь сделать...
— Ничего, — сказала она, вставая.
Она проводит меня до двери и протягивает руку.