Юные гейши, разумеется, особо пристальное внимание обращали на украшения для волос своих наперсниц. Если они замечали, что одному из голубей подрисован второй глаз, они издавали радостные крики и трижды ритмично били в ладоши. Голубь с двумя зрачками свидетельствовал о том, что их наперсница обрела возлюбленного (или покровителя)…
Перед новогодним праздником гейша шла в банк и брала там сто или двести новых банкнот достоинством в одну йену. (Те давние банкноты в одну йену сегодня соответствовали бы купюре в тысячу йен.) Поэтому все банки, располагавшиеся вблизи «мира цветов и ив», должны были под конец года запасаться целой кучей таких вот хрустящих купюр. В новогоднюю неделю в разрезе платья гейши, успевшей обойти пять или шесть заведений, желая их обитателям удачного Нового года, часто можно было видеть много таких банкнот.
Затем нужно было эти недавно отпечатанные купюры разделить среди всех присутствующих. Так же чествовали и самих покровителей, когда те с гордостью и перед свидетелями рисовали второй глаз голубю.
В связи с Новым годом мне необходимо упомянуть о первом в году состязании по сумо. Первые бои, которые проводились на борцовской площадке для сумо в квартале Рёгоку, представляли собой великолепное зрелище.
Тогда не проводилось столь много турниров, как сегодня, а были лишь новогодний и летний турниры. Зрителей на их места в ложах проводили одетые в узкие брюки служащие, отвечающие за проведение подобных турниров чайных домиков.
Там подавались всевозможные кушанья, а на Новый год заботливо предлагались маленькие обогреватели для рук в виде специальных контейнеров с горячими углями внутри, поскольку само помещение для проведения боев по сумо тогда не отапливалось, и поэтому можно было хотя бы пальцы держать в тепле. Прислуга из чайных домиков разносила лакированные лотки с едой и сакэ.
На летнем турнире молодые грызли зеленые бобы, запивая пивом. По сю пору я все еще помню эти бобы с пивом, что подавались на подобных турнирах.
На Новый год гейши появлялись в своих праздничных нарядах на турнирах по сумо. Гейши, занимавшие в своем праздничном наряде вчетвером или впятером ложи, представляли для присутствующих великолепное зрелище, так что они тоже были важным атрибутом в проведении новогоднего турнира.
Был один известный радиокомментатор, которому особо удавались репортажи по сумо. «Вот сейчас торжественно появляются красавицы из Симба-си, — так однажды звучал его репортаж. — Впереди выступает юная Кихару в праздничном кимоно с колышущимся ивовым оби. Вот она вместе с тремя другими гейшами занимает место в ложе рядом с восточным входом». После зрители взорвались ликующими возгласами.
Немало гейш было «помешано» на сумо. Одна, к примеру, ежедневно приносила борцу Тайкёдзан свежую черепашью кровь, которая, как считают, придает силы. Другая была настолько увлечена великим Сятиносато, что отказывалась от всех приглашений, лишь бы его увидеть. Борца Дэвагатакэ, прозванного Бун-тян, почитали учащиеся младших классов. Очень известным был еще Наёроива, не умевший с достоинством проигрывать, однако многие борцы сумо были все же добродушными великанами. Например, Кагамиива всегда помогал своему сопернику подняться обратно, когда выбивал его с площадки, а тому по причине своего огромного веса было трудно встать.
Я хотя и ходила довольно часто на сумо, у меня все же не было своего любимчика, так что как зритель я скорее была беспристрастна.
Примечательной была передача текущих новостей, которые передавались по громкоговорителю без всяких комментариев, такого вот рода:
«Только что Эдуард VIII отрекся от престола».
«Япония заключила пакт с Италией».
Или же: «Его высочество принц Кая со своей супругой почтили нас своим присутствием».
Принц накануне вечером появился в окружении многочисленной свиты молодых офицеров в чайном домике «Коте». Пребывая в хорошем расположении духа, он приказал своим спутникам качать меня и мою наперсницу Кинка, и молодые люди из 26-го полка Нарасино послушались, что нам показалось совершенно варварским поступком. Однако в этот вечер принц в своей изысканной форме, расположившись в ложе рядом с принцессой, выглядел как истинный дворянин.
Раньше принца равняли с богом и верили, что от одного его взгляда можно ослепнуть. Принцы нередко посещали Симбаси, некоторые вели себя тоже развязно, когда изрядно напивались и делали нам неприличные предложения… Поэтому мы не могли разделять мнение других о том, что принцы являются каким-то особенными. Разумеется, я знавала и по-рыцарски благородных принцев вроде его высочества принца Такэда.
Однако я уклонилась от рассказа о сумо. Хотя Футабаяма Сададзи, одержавший шестьдесят девять побед подряд, и был исключением, тем не менее ёкодзуна, то есть чемпионы, обычно редко проигрывали. Сегодняшние чемпионы терпят поражения чаще.
Мне посчастливилось из своей ложи у восточного входа наблюдать историческое событие, когда Футабаяму побил Акиноуми. Это случилось в 1939 году. Все зрители как безумные соскочили со своих мест, и в воздух полетели подушки и другие предметы.
Незадолго до этого я прочитала в одной статье, что у борца сумо Ваканохана есть ребенок от одной хозяйки трактира, и он развелся со своей женой. В мое время жены борцов сумо не очень волновались, если у их мужей было еще два или три внебрачных ребенка. Любовница женатого мужчины тогда еще не пыталась любой ценой оттеснить законную супругу, чтобы занять ее место.
Иные времена, иные нравы…
Теперь мне хотелось бы немного остановиться на особых нравах, которые были столь присущи миру гейш, поскольку современному человеку они, похоже, покажутся весьма странными и поэтому представляют определенный интерес.
Например, мы получали так называемые аид-зё — «послания о встрече».
Там указывались чайные домики, куда следовало прийти гейше. Эти записки называли еще тэмбэ-ни — «небесный пурпур» — из-за их красного окаймления.
В пьесах кабуки письма, идущие из увеселительного квартала, всегда должны были помечаться красной каймой. Она символизировала красный отпечаток женских губ и выражала ее желание.
Когда я позже получала в Америке любовные письма от американцев, меня поразили три креста (XXX) в конце, которые, как я узнала, означают те же самые поцелуи. Порой женщины оставляли на бумаге отпечатки собственных губ. Здесь просматривается тот же смысл, что и в японских посланиях тэмбэни.
К вечеру в разрезе платья гейши скапливалось несколько таких посланий. Они, естественно, служили свидетельством ее популярности.
Другой особенностью была гёкудай, «плата за драгоценный камень», означающая гонорар гейши, известный в Кансай еще как ханадай, «плата за цветы». У гейш была повременная оплата, и поэтому их гонорар раньше называли осэнкодай, «плата за ароматичные курительные свечи». Тогда не было часов, и само время свидания определялось количеством сгоревших курительных свечей.
Молодых девушек тринадцати-четырнадцати лет называли хангёку, «полудрагоценный камень». Гейша зарабатывала пять тысяч йен в час, хангёку же — две с половиной тысячи, отсюда и прозвище «полудрагоценный камень».
Хангёку именовали также осяку-сан, «прислужницы». Поскольку те были еще детьми, им поручалось исключительно невинное занятие — потчевать посетителей.
В то время всех детей, родившихся до 31 марта, считали одногодками. По этой причине некоторые ходили в школу уже с шести лет и заканчивали обязательное шестилетнее обучение в двенадцатилетнем возрасте. Таким образом попадались и двенадцатилетние хангёку.
«Полудрагоценные камни» носили длинные кимоно с широкими рукавами. Их оби завязывался не обычным, так называемым барабанным узлом, а в виде ниспадающего банта. Их волосы укладывали на манер персиковой прически (разновидность задранного вверх пучка) и украшали множеством цветов.
К шестнадцати или семнадцати годам из «полудрагоценных камней» выходили уже «драгоценные камни», когда девушки становились «одиноко стоящими деревцами», т.е. настоящими гейшами, и с той поры получали полную повременную оплату.
