Встав из-за стола, она просит разрешения отвечать, не выходя к карте. Павловский, на мгновенье смешавшись, разрешает, а после звонка спрашивает, подойдя, с иронической улыбкой:

– Что это с вами, милая мадемуазель? Что вас так смутило?

И она говорит, показывая взглядом на клетчатые гамаши:

– Выйти в таком виде мне было неловко.

Павловский весело смеется:

– Понимаю, понимаю. И пожалуйста, не надо краснеть!

События прошедшего дня заново переживаются по дороге домой. Ей удалось посплетничать немного с Олечкой Преображенской у стенки в репетиционной зале, когда Лев Иванович вышел зачем-то ненадолго – она, разумеется, поведала подружке о курьезе на уроке географии, смеялись обе до упаду. Какой-то аноним с третьего этажа, где занимаются мальчики, прислал на ее имя во время перемены записочку, состоящую из одних начальных букв, понять содержание было решительно невозможно. Она перебирает в памяти знакомых воспитанников: кто бы это мог быть? Есть кое-какие подозрения, надо проверить.

Училище балета – что твой монастырь: всюду недремлющее око блюстителей порядка и нравственности – воспитатели, педагоги, классные дамы, инспектора. Категорически запрещено какое-либо общение между мальчиками и девочками. Женская и мужская половины строго отделены: в бельэтаже репетиционные залы, классы и дортуары для воспитанниц, выше этажом, по-петербургски симметрично, аналогичные помещения воспитанников.

Нет, однако, на свете непреодолимых преград, к каждому замку найдется своя отмычка: если сильно захотеть, можно общаться и сквозь тюремные решетки. Обучение балетной технике включает работу с партнером, периодически в верхнем зале идут совместные репетиции. В красивой и нарядной училищной церкви на третьем этаже проходят по субботам общие моленья, а по воскресеньям и праздникам всенощные и обедни. Прибавьте к этому коллективные выезды в Мариинский театр для участия в массовках – в старомодных поместительных каретах-«рыдванах» времен матушки Екатерины Великой, в таинственном полумраке скрипучего короба, на противоположных скамейках напротив друг друга. А сами вечерние представления на знаменитой сцене, где все пропитано амурными страстями – и музыка и танец, и пантомимы, и дети волею постановщика-хореографа вовлечены в общую игру? Так что возможностей для нежелательных контактов предостаточно, и понаторевшие в конспиративных приемах подростки вовсю ими пользуются: там, глядишь, словечком пара влюбленных перемолвилась, там незаметно кто-то сорвал за кулисой у дамы сердца мимолетный поцелуй в пылающую щечку, там на глазах у зазевавшейся дежурной переходит ловко из рук в руки интимная записочка, покуда не очутится в рукаве у адресата. Жизнь берет свое…

Влюблена ли она? Смешной вопрос: влюблена, разумеется! В папочку любименького – раз, в крестного дядю Мишу, немного в Павловского. Несколько дней была влюблена в воспитанника Сережу Рахманова, но чувство испарилось бесследно после того, как избранник явился на совместную репетицию с выпавшим передним зубом – умора!.. Сейчас ей нравится элегантный и стройный Николай Легат, недавний выпускник, танцующий с ведущими балеринами Мариинского театра, но это не окончательно, следует еще поразмыслить…

Покачивается уютно на рессорах экипаж, стекают наперегонки по мутному окошку дождевые ручейки. Она нисколечко за сегодняшний день не устала, улыбается собственным думам. Господи, как замечательно жить на белом свете!

Вчерашняя девочка без пяти минут барышня. Менее всего барышня кисейная. Она ходит на театральные премьеры, катается зимой на коньках по льду Невы, читает Тургенева и Жоржа Санда. Старшая сестра Юлия поверяет ей сердечные тайны, о которых не следует знать родителям, спрашивает совета. Да и собственные ее увлечения не столь уже наивны, как прежние.

«Четырнадцатилетней девочкой, – читаем в «Воспоминаниях», – я кокетничала с молодым англичанином Макферсоном. Я им не увлекалась, но мне нравилось кокетничать с молодым и элегантным юношей. В день моего рождения он приехал со своей невестой, это меня задело, и я решила отомстить. Пропустить даром этот афронт я не могла. Выбрав время, когда мы все были вместе и его невеста сидела рядом с ним, я ненароком сказала, что люблю по утрам до кофе ходить за грибами (дело происходит во время летних каникул в имении. – Г.С.). Он любезно спросил меня, не может ли пойти со мной. Этого мне только и нужно было – значит, клюнуло. Я ответила в присутствии невесты, что если она даст ему разрешение, то я ничего не имею против. Так как это было сказано в присутствии всех гостей, то ей ничего не оставалось, как дать требуемое согласие. На следующее утро мы отправились с Макферсоном в лес за грибами. Он мне тут подарил прелестное портмоне из слоновой кости с незабудками – подарок, вполне подходящий для барышни моего возраста. Грибы мы собирали плохо, и к концу прогулки мне казалось, что он совсем позабыл про свою невесту. После этой лесной прогулки он стал писать мне любовные письма, присылал цветы, но мне это скоро надоело, так как я им не увлекалась. Кончилось это тем, что свадьба его не состоялась…»

Забавно, не правда ли? Соблазнить в четырнадцать лет, а потом оставить на бобах молодого мужчину, который, оказывается, и даром тебе не нужен, расстроить из-за пустяшного укола самолюбия чужое счастье – такое не всякой опытной кокетке под силу. А чего стоит фраза: «Пропустить даром этот афронт я не могла»? Так и слышишь рядом щелчок взводимого пистолетного курка в руках записного дуэлянта: «К барьеру, сударь!»

С детства Маля не любит проигрывать. Ни в спорах, ни в играх. Ни в чем. Ввязывается азартно в борьбу, выпускает коготки. «Порох! – всплескивает руками матушка. – Господи, в кого ты у нас такая уродилась, воительница?» (На одной из сохранившихся фотографий Кшесинской той поры – барышня в пышном платье с оборками, надменно глядящая в объектив. Вскинутый подбородок, полуулыбка плотно сжатых губ. Гордая польская панночка, хочется сказать.)

Она все больше разочаровывается в занятиях балетом. Томится на репетициях, не видит смысла в однообразной, тоскливой муштре у стенки. Обдумывает, как убедить родителей забрать ее из училища. Хочет стать пианисткой. Трудно сказать, чем бы все это закончилось, не вмешайся случай: она увидела впервые на сцене прославленную Вирджинию Цукки.

Петербургский балет в описываемую пору переживает упадок. Тускнеет на глазах уровень исполнительства ведущих балерин – Соколовой, Вазем, Горшенковой, заканчивающих в силу возраста свою карьеру, достойной смены ветеранам пока не видно. Публика, по инерции заполняющая кресла Мариинки, глухо ропщет на потерянное даром время, освистывает артистов. Балетные критики «Петербургской газеты» и «Биржевых ведомостей» мечут в театральных колонках громы и молнии по поводу мертвящего застоя в храме Мельпомены.

Положение в какой-то мере спасают гастролеры, главным образом итальянские. В Петербург наезжают периодически ведущие балерины миланской «Ла Скалы»: Дель Эра, Брианца, Гримальди, Леньяни. Иные из них заключают с дирекцией императорских театров контракты на несколько сезонов, танцуют заглавные партии текущего репертуара.

Сестра как-то, возвратившись рано с репетиции, попросила Малю об одолжении. Гвардеец барон Зедделер, Юлин поклонник, взял на нынешний вечер билеты в кафе-шантан «Кинь-грусть» на Островах, где выступает в антрепризе М. Лентовского приехавшая на гастроли итальянская виртуозка Вирджиния Цукки. Сам барон, к сожалению, пойти на спектакль не может, поскольку неожиданно назначен в караул. Не согласится ли Малечка ее сопровождать? Поскольку одной ей идти в публичное место не совсем прилично…

– У меня нет настроения выходить из дома… – прозвучало в ответ. – Взгляни, пожалуйста…

Мрачная, она сидела в общей их комнате возле туалетного столика, смотрелась в трюмо. По глупости расковыряла на лбу небольшой прыщик, который теперь воспалился и противно ныл.

– Чудовищно, правда?